Авторский блог Валерий Шамбаров 15:20 3 сентября 2013

Поле забытой битвы

Академик Р.Г. Скрынников назвал победу при Молодях “крупнейшим событием русской истории XVI века”. Фактически эта победа остановила османскую экспансию на север. Турки после этого воздерживались от столкновений с русскими 70 лет. Была пресечена и последняя реальная попытка восстановить на Руси татарское иго.

Столичный мегаполис бурно разрастается во все стороны, сливается с городами-спутниками. Например, если ехать на юг, сразу за Москвой начинается Щербинка, за ней Подольск, Климовск. Кончается один город, и тут же начинается другой. Сплошные массивы многоэтажных зданий, торговых центров, оживленных улиц. Миллионы людей живут своими проблемами, трудятся, учатся, растят детей. Катят по перегруженным дорогам на работу, на дачи, или наоборот, из загородных домов в Москву. И почти никто не подозревает, что совсем рядом с ними, под боком, раскинулось поле великой и незаслуженно забытой битвы. Хотя по своему значению эта битва должна была бы стоять в одном ряду с Куликовской, Полтавской, Бородинской. В ряду сражений, решавших судьбы всего нашего Отечества…

В XVI в. здесь столкнулись Россия и Османская империя. А в ту эпоху Турция находилась на вершине своего могущества, охватывала всю Юго-Восточную Европу, Северную Африку, Ближний Восток, Ирак, часть Закавказья. Турки создали лучшую и величайшую в мире армию, их считали “потрясателями вселенной”. Впрочем, России больше досаждали не сами османы, а их вассал, Крымское ханство. Оно считало себя правопреемником Золотой Орды, претендовало на власть над бывшими татаро-монгольскими “улусами”.

Наложился и другой немаловажный фактор – основным промыслом Крыма стала охота за рабами. Загоны татар выплескивались то на Русь, то на Украину или Северный Кавказ. Спалили всего одно селение, захватили сотню женщин, детей. Допустим, половина умерла по дороге. Все равно за оставшихся можно было получить неплохую выручку! А разоряли-то не одно селение. Угоняли длиннющие караваны невольников. Крупнейший рынок располагался в Перекопе – тут работорговцы скупали пленных у воинов. Вторым центром была Кафа (Феодосия). Здесь “оптовики” перепродавали “товар”, и он развозился в разных направлениях. Крым стал главным поставщиком рабов для Турции, Ближнего Востока, Средиземноморья. К столь выгодному заработку подключались поволжские и кубанские ногайцы, Астраханское и Казанское ханства, кавказские племена, жители Азова, Очакова, Аккермана.

Община крымских работорговцев набрала огромный вес, определяла политику ханства. От нее зависели придворные, визири, мурзы. Переродилась экономика и хозяйство Крыма, он превратился в гнездо хищников, паразитирующих на захватах «ясыря». Без этого существовать уже не мог. В 1521 г. московская дипломатия добилась от турецкого султана, чтобы он повелел крымскому хану прекратить набеги на Русь. Но тот лишь развел руками: “Если я не стану ходить на валашские, литовские и московские земли, то чем же я и мой народ будем жить?”

Чтобы предотвратить нападения, Москва ежегодно посылала в Бахчисарай богатые “поминки”, т.е. “подарки”, хотя татары называли их данью. Нет, не помогали никакие «поминки», никакие договоры. Если сам хан не предпринимал походов, он отпускал “подкормиться” своих мурз, царевичей – иначе подданные, за которыми стояли работорговцы, его просто свергли бы. Да и турецкое правительство никакого противодействия набегам не оказывало. Наоборот, негласно поощряло. Крымское ханство отдавало ему десятую часть пленных и добычи. Те же самые кланы работорговцев имели серьезное влияние в Стамбуле, при султанском дворе.

Московские государи вынуждены были держать большие гарнизоны в южных городах. Летом выдвигали войска на рубеж Оки и держали до поздней осени. Немалую помощь в обороне границ оказывали вольные казаки. Их станицы (станицами в ту эпоху назывались общины, отряды) формировались из разных стставляющих. Испокон веков на Кубани обитали племена касаков (или касогов), в XIII в. Батый почти уничтожил их, на Кубани поселились ногайцы. Примерно такой же была судьба православного и русскоязычного населения Дона, бродников. К остаткам касаков и бродников присоединялись русские воины, служившие в Орде, бежавшие пленники. В степь выходили самые удалые жители русского приграничья, привыкшие к военному быту. При объединении различных земель и княжеств сюда схлынули новгородские и вятские ушкуйники: на родине московская власть прижала их, но в казачьей среде их лихость и навыки пришлись в самый раз.

Жизнь в «Диком Поле» была чересчур тяжелой и опасной – но казаков подпитала и сплотила высокая идея. Даже если они обитали за пределами русской территории, их связывала с Москвой вера. Еще св. Александр Невский добился учреждения Сарско-Подонской епархии, окормлявшей православное население на землях Золотой Орды и по Дону. А теперь, в условиях постоянных набегов басурман, казаки осознавали себя «воинами Христовыми», защитниками единоверцев. Когда татары, перегруженные добычей, возвращались из рейдов, казаки нападали на них, освобождая полон. Поддерживали взаимодействие с воеводами приграничных крепостей, предупреждали их о готовящихся ударах. Приезжали торговать, нередко и свои семьи держали в окраинных городах России.

Эта борьба тянулась непрерывно. Особенно обострилась она в 1530-х – 1540-х гг. Боярское правление при малолетнем Иване IV принесло стране раздрай и разгул безобразий. Временщики разворовали казну, развалили армию. Ситуацией в полной мере воспользовались Турция и Крым, решив покрепче прижать Московское государство. Крымские Гиреи усадили своего родственника на престол Казани. Она тоже запросилась в подданство к турецкому султану. Было подчинено Астраханское ханство, зависимость от Бахчисарая признали Большая и Малая Ногайские Орды. Образовался единый фронт, охватывающий Русь полукольцом. Набеги резко активизировались. Современник писал: “Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены, Низовская же земля вся, Галич и Устюг и Вятка и Пермь от казанцев запусте”.

Казань потребовала от Москвы платить “выход” – такую же, как платилась когда-то Золотой Орде. А крымский хан грозил Ивану IV, что турецкий султан “вселенную покорил”, и “дай Боже нам ему твоя земля показати”. Престол Османской империи занимал один из самых могущественных султанов, Сулейман Великолепный. Он хитрил. Сам не объявлял войну России, но Казань согласился принять в подданство. И не только Казань. При его дворе появился изменник Семен Бельский, передал под власть султана… Рязань (Бельский приходился дальним родственником пресекшейся династии рязанских князей). Сулейман не отказался. В походе крымцев на Русь в 1541 г. участвовали “турского царя люди с пушками и с пищальми” – им было велено усадить Семена на рязанский престол.

Наступление удалось отразить, но наскоки повторялись. Петлю, затянувшуюся вокруг России, требовалось решительно разрубить. Этим и занялся Иван Грозный, когда началось его самостоятельное правление. В 1547 г. он первым из московских великих князей венчался на царство. Стал Помазанником Божьим, Православным царем. Таким образом, обозначил свою преемственность с императорами Византии, погибшего центра Православия – но и с ханами Золотой Орды. По русской традиции, им также приписывался титул «царей».

Сразу же после венчания на царство началась затяжная и непростая война с Казанью. Грозный сам возглавлял походы, и именно тогда он оценил высокие боевые качества казаков. Начал целенаправленно привлекать их для своих операций. В 1552 г. при походе на Казань по призыву Ивана Васильевича прошла общая мобилизация казаков. Об этих событиях донцы вспоминали: «В которое время царь Иван стоял под Казанью, и по его государеву указу атаманы и казаки выходили с Дону и с Волги и с Яика и с Терека». Действовали под единым командованием атамана Сусара Федорова.

Казаки отлично проявили себя в осаде. На праздник Покрова Пресвятой Богородицы последовал штурм, они первыми ворвались в город. По преданию, Иван Грозный наградил из за доблесть, пожаловал в вечное владение Тихий Дон со всеми притоками. Увы, царская грамота не сохранилась. Но казаки о ней всегда помнили. Как раз в связи с Казанским взятием Покров Пресвятой Богородицы стал почитаться у них особенным праздником. Общим — ведь в этой войне впервые выступили вместе донские, терские, волжские, яицкие казаки. Выступили в составе русской армии. А значит, эту дату, 2 октября 1552 г., наверное, правомочно рассматривать как дату рождения российского казачества.

Оно отличилось и под Астраханью. Разгромило местного хана и овладело городом самостоятельно, до прибытия царских войск. Успехи России ошеломили соседние племена. Присмирели и пожелали перейти в подданство Москвы ногайцы, башкиры. Прислал делегацию и попросился «под руку» царя сибирский хан Едигер. Выход к низовьям Волги открывал дороги на Северный Кавказ. Ивану Грозному подчинились кабардинцы, гребенские казаки, черкесы. Россия впервые встала на Тереке, в устье Сунжи была построена крепость, Терский городок.

Турки и крымцы не смирились. Их эмиссары с мешками золота зачастили в Поволжье. Подогревали восстания казанцев и астраханцев, бунты других племен. Не прекращались и пограничные нападения татар. Однако Россия с этими проблемами успешно справлялась. Она сама перешла в наступление на Крым! Победы настолько впечатляли, что к Ивану Грозному потянулись не только донские – а днепровские казаки. Правда, здешние города и земли считались литовскими, и сами казаки формировались из подданных Литвы. Но от собственного короля они ничего путного не видели, в том числе защиты от басурман.

Гетман Дмитрий Вишневецкий по прозвищу Байда запросился “под государеву руку”, предлагал отдать Грозному свои города Канев и Черкассы. Ссориться с Литвой и Польшей царь не хотел, городов не взял, но Вишневецкого принял “в службу… со всем казацтвом”. В 1556 – 1559 гг на Крым посыпались удары с разных сторон. К казакам посылали государевых воевод с отрядами. На Дон – Данилу Чулкова, на Днепр – дьяка Ржевского, Данилу Адашев. Строились стаи лодок, и казачьи эскадры начали выплескиваться в море. В ходе этих рейдов Вишневецкий впервые основал передовую базу на острове Хортица – знаменитую впоследствии Запорожскую Сечь (т.е. засеку, укрепление).

Громились неприятельские приморские города, захватывалась огромная добыча, были освобождены многие тысячи невольников. Как писал глава русского правительства Алексей Адашев, “русская сабля в нечестивых жилищех тех по се время кровава не бывала… а ныне морем… в малых челнех якоже в кораблех ходяще… на великую орду внезапу нападаше и повоевав и, мстя кров христианскую поганым, здорово отъидоша”. Хан Девлет-Гирей пребывал в шоке, “у турского салтана помощи просил” – ждал, что сам царь предпримет поход на Крым.

Однако завоевывать Крым Грозный не намеревался. Преодолевать сотни километров через степи – значило погубить армию. А освоить обширные пространства Юга Россия в XVI в. была еще не в состоянии. Царь лишь демонстрировал хану, что отныне его нападения не останутся безнаказанными, писал Девлет-Гирею: «Видишь, что война с Россией уже не есть чистая прибыль. Мы узнали путь в твою землю…» Требовал прочного мира. Но вскоре политическая ситуация круто изменилась. Грозный начал войну за выход к Балтике, с Ливонским орденом. Он был слабеньким, при первых же мощных ударах стал разваливаться.

Но против русских сразу вздыбилась половина Европы – Литва, Польша, Швеция, враждебную позицию заняла Германская империя. Засуетился папа римский с иезуитами, сплетая грандиозный международный заговор. Война стала принимать затяжной и тяжелый характер. Боевые действия осложнились изменами бояр: для них очень уж соблазнительными выглядели «свободы» панов в Литве и Польше, поэтому симпатизировали королю Сигизмунду II, перебегали на его сторону, сдавали города. Король, в свою очередь, заключил союз с Крымом, обязался платить дань, только бы хан «с недруга нашего с Московского князя саблю свою завсе не сносил».

Вынужденный отбиваться на два фронта, Иван Грозный тоже попытался примириться с Девлет-Гиреем. В 1561 г. выражал готовность выплатить большие “поминки”. Не тут-то было! Хан прекрасно понимал, в каком трудном положении очутились русские. Ответил, что “многими кунами мысль моя утешена не будет” – выдвинул требование отдать Казань и Астрахань. Каждое лето вражеские отряды обрушивались на Северщину, Черниговщину, Калугу, Тулу, Рязанщину.

Силились стереть с лица земли и казачьи городки. В этих схватках выдвинулся один из ярких героев Дона, атаман Михаил Черкашин. Сейчас его имя мало кто помнит, но в свое время он славился ничуть не меньше Ермака Тимофеевича. Ему посвящено первое письменное упоминание о выходе донцов в море – в 1556 г. отряд Черкашина высадился десантом с лодок и погромил окрестности Керчи. В 1559 г., по записям Разрядного приказа, Черкашин разбил крымцев в верховьях Северского Донца, прислав “языков” в Москву. Казаки верили в его удачу, считали его “характерником” (т.е. колдуном, но в хорошем смысле слова). Полагали, что он может заговаривать пули и ядра, предвидеть будущее.

Но Черкашин был не просто одним из удачливых атаманов, с его именем предания связывают объединение разрозненных донских городков и станиц в Нижнее Большое Войско – которое позже стало называться Войском Донским. Казаки собирались на кругах, вырабатывали общие условия, законы. Убеждали несогласных. Но не останавливались и перед применением силы. Городки, не пожелавшие подчиняться решениям большинства и пытавшиеся упрямо цепляться за свою самостийность, брали «на щит», заводчиков смуты казнили. Зато единение сил, законы воинского братства и взаимовыручки, позволили Дону выстоять в смертельной борьбе.

Между тем, положение России ухудшалось. Из-за войны налоги возросли в трое, крестьяне разорялись. В 1566-67 гг прокатилась эпидемия чумы, унесшая множество жизней. Европейские дипломаты подталкивали турецкого султана, что пора бы и ему вступить в схватку. Сулейман Великолепный отнюдь не был другом нашей страны. Но от прямого столкновения он все-таки воздержался. Считал такую войну слишком трудной – а в выигрыше окажутся западные державы. Сулейман предпочитал походы на германского императора.

Но в 1566 г. он умер. В жестокой борьбе между придворными группировками на престол возвели его сына Селима II. О том, каким именно группировки стояли за ним, красноречиво говорит его прозвище – Селим Пьяница. Уж конечно, споили его не ортодоксальные мусульмане и не турецкие патриоты. Друзьями и собутыльниками султана были западные агнты. Политику отца он круто переменил. Быстренько заключил мир с немцами, вся мощь Османской империи стала разворачиваться на север.

В 1566—1567 гг. летописи отметили небывалый наплыв в нашу страну «турских купцов». Разумеется, пожаловали не только купцы, Османская империя славилась прекрасной разведкой. Турецкие эмиссары снова появились в Поволжье, у ногайцев, на Северном Кавказе. В Дагестане шамхал Тарковский и хан Тюменский объявили себя союзниками султана. Почуяв, что расклад сил коренным образом меняется, на сторону хана перекинулись ногайцы. Черкесские князья сочли, что теперь выгоднее рассчитывать не на царя, а вместе с крымцами грабить русских.

Возник грандиозный план направить флот и армию на Дон, очистить его от казаков, прорыть канал и провести корабли на Волгу. После этого Астрахань, Казань и все Поволжье достались бы османам, под их власть автоматически попал бы и Северный Кавказ. В Азов начали стягивать корабли, воинские части. Поляки обещали поддержать турецкое наступление своими ударами на фронте. Вдобавок, сплелся заговор в самой Москве и Новгороде. В разгар сражений предполагалось отравить Ивана Грозного и возвести на трон его двоюродного брата Владимира Старицкого – конечно, ему предстояло мириться и с внешними врагами, уступить все, что они потребуют.

Летом 1569 г. началось вторжение. Более 100 кораблей под командованием Касим-паши двинулись вверх по Дону. Шли полки янычар, 17 тысяч турецкой конницы, 40 тысяч татарской. По русским данным, рать насчитывала 90 тыс. (видимо, вместе с рабочими-землекопами). Казаки такой лавине сопротивляться не могли. Многие из них находились в Ливонии, а оставшиеся бросали свои городки, скрывались. Русского посла Семена Мальцева, ехавшего к ногайцам, турки захватили и везли, привязав к мачте – пусть увидит триумф османского оружия. Но большие корабли были плохо приспособлены для плавания по реке. Садились на мели, их разгружали, стаскивать. Армада ползла до Переволоки пять недель. Лишь в августе Касим-паша разбил лагерь на Иловле и распорядился приступить к работам.

Но и царь предпринимал меры. Успел усилить подкреплениями воеводу Астрахани Карпова. Собрав кого смог, направил на стругах “плавную рать” князя Петра Серебряного. Хотя она была небольшой, и сам князь был не лучшим командиром. Дошел до Царицына острова, узнал о силах Касим-паши и отступил выше по реке. Однако по приказу Ивана Грозного на помощь донцам прибыли 5 тысяч днепровских казаков во главе с гетманом Богданом Ружинским. Явились и кабардинцы с гребенскими казаками.

А тем временем Касим-паша быстро осознал, что прорыть канал в Волгу нереально. Распорядился тащить корабли волоком, с помощью катков, но они были слишком тяжелыми, ничего не получалось. Зато прибыло посольство астраханских татар и заверило, что суда на Волге не понадобятся. Пускай турки побыстрее наступают, а астраханцы пригонят свои лодки, обеспечат всем необходимым и откроют ворота города. Касим-паша рискнул. Отправил флот с артиллерией и припасами обратно в Азов, войско пошло дальше налегке. 16 сентября оно подступило к Астрахани, и “астороханские люди со многие суда к ним приехали”. Начали строить осадный лагерь.

Но воевода Карпов предпринял должные меры предосторожности, бунт в городе не состоялся, ворота не открылись. А казаки нанесли удар по тылам. Не по туркам и татарам, а по изменившим астраханцам, взявшимся снабжать неприятельскую армию. Погромили и разогнали их, захватили и разметали “многие суда”, очистив Волгу. Отряды казаков явились и к отступившему воеводе Серебряному. Указали, что путь по реке свободен, подтолкнули впреред, и рать на стругах проскочила в Астрахань.

А турки теперь очутились в тупиковом положении. Перед ним была крепость с большим гарнизоном. Штурмовать ее без артиллерии было безумием. Осаждать тоже – армия осталась без припасов, в кольце казачьих отрядов. Уже начиналась осень с дождями. Голодные янычары начали бунтовать. 26 сентября Касим-паша поджег лагерь и повел воинство назад. Казачьи отряды клевали, перекрыли прямую обратную дорогу. У неприятеля началась паника. Сочли, что прибыла большая армия из Москвы, и двинулись кружным путем, через степи Северного Кавказа, без еды и воды. Спастись сумели лишь жалкие остатки армии. А казаки добавили – на кораблях, стоявших в Азове начался вдруг пожар, рванули запасы пороха. Заговор в Москве тоже провалился. От яда умерла только царица, Мария Темрюковна, а подкупленный изменниками повар раскололся, выдал заказчиков.

В истории казачества одержанная победа отразилась двумя важными событиями. Часть украинских казаков, пришедших с Ружинским, решила остаться на Дону, в 1570 г. основала городок Черкасск. А Иван Грозный понадеялся, что после такого провала неприятели станут сговорчивее, направил в Бахчисарай и Стамбул посла Ивана Новосильцева с предложениями о мире. В связи с этим послал грамоту “на Донец Северский”, в ней указывалось – “приводить посла из Рыльска велели к Азову Мише Черкашину”. Сообщалось, что за службу казакам выделено “государево жалованье: деньги, и сукна, и селитру, и свинец”. Грамота в общем-то обычная. Подобные поручения давались казакам регулярно. Но все-таки этот документ стал особенным. Во второй половине XIX в. было решено установить “старшинство” Казачьих Войск. А критерием было принято считать самый ранний документ о выполнении казаками государевой службы. Именно эта грамота в архивах оказалась самой ранней. Отсюда и официальное старшинство Всевеликого Войска Донского было установлено с января 1570 г.

Однако посольство Новосильцева успехом не увенчалось. Турок и татар поражение не образумило. Наоборот, обозлило. В 1570 г. последовали нападения крымских мурз на каширские, рязанские, новосильские окрестности, царевич Адиль-Гирей разгромил русских союзников, кабардинцев. Царь и его правительство пытались укрепить южные рубежи, но сделать сумели не так уж много. По России вторично прошла эпидемия чумы. Добавились неурожай, голод. Русская армия под командованием датского королевича Магнуса и воеводы Яковлева понесла страшные потери при неудачной осаде Ревеля.

А летом 1571 г. Девлет-Гирей выступил на Русь со всей ордой и ногайцами. Правда, сперва он ставил перед собой скромненькие задачи – пограбить Козельск. Но к нему явилась группа изменников под предводительством дворян Башуя Сумарокова и Кудеяра Тишенкова. Видимо, уцелевшие сообщники казненных заговорщиков. Сообщили, что на Руси “была меженина великая и мор”, что войска “в Немцех”, а у царя “людей мало”. Обещали показать броды через Оку. Девлет-Гирей соблазнился, повернул на Москву.

Царь в это время получил тревожные сигналы от казаков. Приехал на Оку сам, успел собрать армию Дмитрия Бельского. Ждали татар у главных переправ и дорог, под Серпуховом и Коломной. Но… они не появились. Разведка не обнаружила их. Сочли, что хан отменил набег, повел орду куда-то в другую сторону. 16 мая Иван Грозный уехал в Александровскую Слободу. Хотя орда уже переправлялась через Оку, но значительно западнее, в верховьях реки.

Появилась внезапно, с неожиданного направления. Крымцы стремительно вышли на Серпуховской тракт, оставив русскую армию в тылу, и двинулись на Москву. А в столице войск не было! Известия об этом обрушились на царя как снег на голову. Он сделал единственное, что ему оставалось — срочно выслал в Москву свой личный конвой во главе с Вороным-Волынским. Поручил ему вооружать горожан, организовывать оборону. А сам государь точно так же, как поступал в подобных случаях Дмитрий Донской, выехал в Ростов и Ярославль поднимать народ, отзывать полки с западного фронта — пускай оборона хотя бы задержит татар, а угроза подхода царских войск заставит их снять осаду.

Бельский тоже снял армию с позиций на Оке и погнал ее к Москве. Мчались без отдыха, напрягая все силы. Успеть раньше врагов… Они успели, хана опередили на день. Но Бельский, самое знатное лицо в России и председатель Боярской Думы, был не ахти каким полководцем. Вместо того чтобы атаковать татар или прикрыть подступы к столице, он ввел армию в город. Крымцев, полезших на приступ, отразили. Но они подожгли Москву. Случился один из самых страшных пожаров в истории. Погибли сотни тысяч людей. Сгорели, задохнулись от дыма, перетонули, бросаясь в Москву-реку, передавили друг друга, пытаясь спастись в Кремле. Но в пламени погибли и многие татары, бросившиеся грабить. А Девлет-Гирей пришел налегке, без обозов. Он не рассчитывал на такой успех! До хана доходили слухи, что Иван Грозный собирает рать, и он предпочел уйти. Увел 60 тыс. пленных.

Таких потерь и такого унижения страна не знала уже давно. Была уничтожена столица, сгорела целая армия! Царь направил своих дипломатов в Крым и Турцию. Поручал заключить мир во что бы то ни стало. Выражал готовность на огромнейшие уступки. Соглашался отдать Астрахань, платить «поминки», уйти с Кавказа. Приказал срыть Терский городок, раздражавший султана. Нет, сейчас врагам этого оказалось мало! Селим II принял послов грубо и заносчиво. Сглашался на мир только в том случае, если царь уступит Казань, Астрахань, а сам станет “невольником высококого порога нашего”. То есть признает себя вассалом Турции.

В Крыму были настроены еще более решительно. Зачем брать часть, если можно взять все? Ведь прошлый поход показал, как легко громить обессиленную Россию! Оставалось ее добить совсем. Вообще ликвидировать российскую государственность! В Бахчисарае уже распределяли наместничества – кому из мурз дать Москву, кому Владимир, кому Суздаль. А купцы, финансирующие поход, уже получали ярлыки на беспошлинную торговлю по Волге. Разумеется, финансировали работорговцы. Уж они-то предвкушали жирный навар.

Россия тоже готовилась. Во главе войска были назначены лучшие полководцы Ивана Грозного Михаил Иванович Воротынский и Дмитрий Иванович Хворостинин. Но страна действительно была очень ослаблена. Чума, потери в Прибалтике, погибшее войско Бельского… На окский рубеж ратников скребли “с миру по нитке”. Разрядный приказ сообщал о численности армии: “И всего во всех полках со всеми воеводами всяких людей 20.043, опричь Мишки с казаки”. Мишка с казаками – это был атаман Михаил Черкашин. Он поднял и привел на подмогу весь Дон. Как видим, казаки названы отдельно, то есть отряд был значительным. Но он не мог быть очень большим, Дон был еще редко населенным. По разным оценкам, отряд Черкашина состоял из 3 – 5 тысяч человек. А кроме них, в числе 20 тыс., в составе армии было еще 2 тыс. казаков. Одна тысяча днепровских «с пищальми», а Строгановы наняли за свой счет тысячу волжских казаков.

В столь трудной ситуации подмога была весомой. Можно считать, что в 1572 г. казакам в первый раз довелось спасать Москву и Россию. Кстати, в ту эпоху казаки еще не были конницей. Чаще они воевали пешими или на лодках. Славились искусством стрельбы, попадая на 50 шагов в монету, которую товарищ держит над головой. Всеми правдами и неправдами старались разжиться огнестрельным оружием – выменивали, покупали, захватывали в качестве трофеев. Считались также отличными фортификаторами, быстро возводили полевые укрепления, «острожки». По планам русского командования, казакам предстояло прикрывать переправы Оки. А в случае отступления хана выбирать места для засад и нападать, отбивая полон. Но на подобный исход надежды было мало. Силы оказывались слишком неравными.

Государеву казну и архивы эвакуировали в Новгород. Туда выехал и Иван Грозный. Он отчаянно блефовал, чтобы к туркам не присоединились шведы и поляки. Делал вид, будто готовит наступление в Прибалтике. Да какое там наступление! Наступать было некем. Все имеющиеся силы царь отправлял Воротынскому. Даже свою личную охрану, московских стрельцов и гвардию из иностранных мушкетеров. Это был один из самых критических моментов в истории нашей страны… Девлет-Гирей поднял всю Крымскую орду. К нему примкнули Малая и Большая Ногайские орды, отряды кавказских горцев, ополчения турецких городов. Султан прислал полки янычар, пушкарей с орудиями. Великий визирь Турции Мехмед Соколович отправил к Девлет-Гирею многочисленных вассалов собственного двора. Исследователи признают, что поход был совершенно не похожим на прежние набеги татар. Раньше они приходили как грабители, не обременяя себя лишним имуществом. Теперь шли завоеватели. С огромными обозами, прислугой. Численность армии достигала 100—120 тыс., а со слугами и обозными — до 200 тыс.

26 июля бесчисленные полчища появились у Серпухова. Наши ратники изготовились к обороне, отбросили головные разъезды. Однако хан позаботился заблаговременно собрать сведения о местности. Изображал, будто готовит переправу у Серпухова. А скрытно двинул главные силы в обход. Ночью татары форсировали Оку через Сенькин брод. Опрокинули сторожевой полк Ивана Шуйского. Воевода Хворостинин попытался задержать противника, спешно направил на рубеж реки Нары полк правой руки. Но и его отшвырнули. Вражеская армия обошла русскую, оставила ее в тылу, и по Серпуховской дороге устремилась к беззащитной Москве.

Казалось, прошлогодняя история повторяется. Но во главе русских ратей стояли другие военачальники. Они не стали наперегонки с противником мчаться к столице, а затеяли другую игру. Смертельно опасную, но сулившую единственный шанс на успех. Вцепились врагу “в хвост”. Принялись оттягивать назад, на себя. Хворостинин, собрав всю конницу, бросился в погоню и неожиданным наскоком разгромил арьергард, которым командовали крымские царевичи. Хан уже дошел до реки Пахры возле Подольска. Но прискакали сыновья и доложили, что их побили. Девлет-Гирей остановился и выделил им дополнительно 12 тыс. конницы – пускай отгонят досадную помеху.

Мы не знаем, участвовали ли в разработке планов Черкашин и другие атаманы, но был применен типичный казачий “вентерь”. Русская пехота и артиллерия подтягивались следом за конницей, выбрали удобное место у села Молоди. На холме, прикрытом речкой Рожайкой, возле церкви Воскресения Христова, поставили гуляй-город – передвижное укрепление из сцепленных друг с другом телег с бревенчатыми или дощатыми стенами. Замаскировали его. А русская кавалерия под натиском крымцев покатилась назад. Удирала по Серпуховской дороге и подвела разогнавшихся татар прямо под батареи и ружья “гуляй-города”. Место там удобное, дорога ныряет вниз, к броду через Рожайку, а потом наверх. Крымская конница затормозила, сгрудилась к брода, тут ее и накрыли огнем. Речку запрудило мертвыми телами.

Хан узнал, как расстреляли его всадников, и… сделал именно то, ради чего предпринимались все усилия. Не дойдя до Москвы 40 верст, повернул назад. Раздавить русскую рать, а уж потом столица достанется на блюдечке. 30 июля противник обрушился на нашу армию всей массой. Шесть полков московских стрельцов, 3 тысячи воинов, прикрывавшие “на пищалях” подножье холма у Рожайки, полегли до единого. Татары сбили с позиций и конницу, оборонявшую фланги, заставили ее отступить в “гуляй-город”. Но само укрепление устояло, отражая все атаки. Были убиты ногайский хан, трое мурз.

Лучший крымский полководец, второе лицо в ханстве Дивей-мурза, решил лично разобраться в обстановке, неосторожно приблизился к гуляй-городу. Оттуда выскочили «резвые дети боярские» во главе с Темиром Алалыкиным, порубили свиту и утащили Дивея в плен. Враг понес такой урон, что двое суток приводил себя в порядок. Но и русское войско оказалось заперто в укреплении почти без еды и фуража, отрезано от воды. Зной стоял страшный. Люди и кони слабели, мучились. Воины пытались копать колодцы “всяк о своей голове”, но ничего не получалось.

2 августа противник возобновил яростный штурм. Лезущие татары, ногайцы, турки, устилали холм трупами, а хан бросал все новые силы. Подступив к невысоким стенам “гуляй-города”, враги рубили их саблями, расшатывали руками, силясь перелезть или повалить, “и тут много татар побили и руки поотсекли бесчисленно много”. Уже под вечер воеводы заметили, что враг увлекся, сосредоточился только на одной стороне холма. Решились на дерзкий маневр. В гуляй-городе остались Хворостинин и Черкашин с казаками, пушкарями и иностранными мушкетерами, а оставшуюся конницу Воротынский сумел скрытно вывести по оврагу и двинулся в обход.

Когда неприятель опять пошел на штурм, его подпустили вплотную без выстрелов. А потом из всех ружей и пушек последовал страшный залп в упор, и защиники с криком выскочили в контратаку. В этот момент в тыл хану ударила конница Воротынского. И орда… побежала. Бросала орудия, обозы, имущество. Ее гнали и рубили. Погибли сын и внук хана, “много мурз и татар живых поимали”. Невзирая ни на какую усталость, измученность, незваных гостей “провожали” до самой Оки – здесь 3 августа прижали к берегу и уничтожили 5 тысяч крымцев. Многие утонули при переправе.

Вышли из крепостей гарнизоны южных городов, преследовали и истребляли бегущих.

По всей Руси радостно трезвонили колокола, звучали песнопения благодарственных молебнов. Победа! Да еще какая победа! Огромные полчища рассеялись и погибли. Передавали, что до Крыма добрались лишь 20 тыс. татар (хотя это, очевидно, было преувеличением). Полный разгром многократно превосходящих врагов был настоящим чудом… Чествовали мучеников и чудотворцев князя Михаила Черниговского и болярина его Феодора – воевода Воротынский был прямым потомком св. Михаила Черниговского, молился ему. Этих святых благодарил сам царь. Лично написал тропарь в их честь, распорядился о торжественном перенесении из Чернигова в Москву святых мощей князя Михаила и болярина Феодора. Да, наверное, и другие святые заступники земли Русской помогли…

Царю Ивану IV вручают трофеи, взятые у Девлет-Гирея князем Воротынским после сражения при Молодях

Академик Р.Г. Скрынников назвал победу при Молодях “крупнейшим событием русской истории XVI века”. Фактически эта победа остановила османскую экспансию на север. Турки после этого воздерживались от столкновений с русскими 70 лет. Была пресечена и последняя реальная попытка восстановить на Руси татарское иго. Что же касается героев сражения, то в дальнейшей судьбе Михаила Ивановича Воротынского многое неясно. В литературе утвердилась версия, будто через 10 месяцев после победы он попал в опалу. По доносу слуги, обвинившего его в чародействе, был арестован, подвергнут пытке, отправлен в Кириллово-Белозерский монастырь и по дороге умер.

Хотя современные исследователи уже установили – на Ивана Грозного было навешано слишком много напраслины. Вот и с Воротынским тоже. Описания его опалы, пыток и ссылки взяты из опусов изменника Курбского (подхвачены Карамзиным, Валишевским и иже с ними). На самом же деле, в Кириллово-Белозерский монастырь был отправлен не Михаил Иванович, а его брат, Владимир Иванович Воротынский. Не сослан, а сам постригся. И пытками его не замучили, он дожил свой век в монастыре в весьма неплохих условиях. А Михаил Иванович спустя 3 года после своей мнимой смерти, оплаканной Курбским, еще жил, здравствовал, руководил устройством пограничной службы. Потом служил его сын Иван Михайлович, командовал армией у Ивана Грозного. Как вы думаете, могли доверить армию сыну замученного? Остается констатировать, что точную дату и причину смерти Воротынского мы не знаем.

Продолжал служить и Хворостинин. Одерживал блестящие победы и при Грозном, и при его сыне Федоре. А роль казаков в спасении Москвы крымцы отметили по-своему, отомстили атаману Черкашину. До сей поры город Азов сохранял статус как бы «нейтрального». Казаки свободно приходили туда, торговали, иногда разменивали пленных. Их не трогали, и они не нападали. Это было выгодно и для Азова, и для казаков. Но сына Черкашина Данилу, пришедшего в город, крымцы схватили и приговорили к лютой казни. Атаман отреагировал, налетел и погромил посады. Захватил 20 “лучших людей”, в том числе Сеина, шурина турецкого султана, и предложил обменять их на сына. Но у Девлет-Гирея накопилась такая ненависть к Черкашину, что Данилу он все равно умертвил.

В ответ были убиты заложники. Султан, кстати, был очень недоволен выходкой хана. Видимо, не терял надежды, что донцов можно оторвать от России. Писал Девлет-Гирею: “А ведь, де, Азов казаками и жил, а казаки, де, Азовом жили, о чем, де, у них по ся места все было смирно. Нынче, деи, ты меж казаков и Азова великую кровь учинил”. Действительно, с этого времени “нейтралитет” Азова кончился. А Михаил Черкашин сложил свою буйну голову в 1581 г. при героической обороне Пскова от войск Стефана Батория. Он и среди гарнизона прославился в качестве “характерника”, псковичи отмечали: “А заговоры были от него ядром многим”. Летописец рассказал о его гибели: “Да тут же убили Мишку Черкашина, а угадал себе сам, что ему быти убиту, а Псков будет цел. И то он сказал воеводам”…

К сожалению, либеральные историки, поливая грязью Ивана Грозного, сумели “заодно” очернить и всю его эпоху. Стало автоматически подразумеваться, будто в его правление ничего яркого и великого происходить не могло. XVI век “брезгливо” старались обходить, словно нечто грязное и постыдное. Затерлась и память о битве при Молодях. Серьезно поднимать эту тему историки начали только во второй половине ХХ столетия. В 1959 г. были опубликованы “Документы о сражении при Молодях в 1572 году», появились работы В.И. Буганова, Г.Д. Бурдей, В.В. Каргалова, В.И Гусева. Ход битвы восстанавливался и разбирался, ее значение анализировалось в трудах Р.Г. Скрынникова, С.Ф. Платонова, С.О. Шмидта, митрополита Иоанна (Снычева), В.Г. Манягина.

В 2002 г. энтузиастами на месте сражения был установлен памятный камень. С 2009 г. битвой заинтересовались реконструкторы. Рядом с Молодями в августе месяце начались театрализованные баталии. Гремят пушки и пищали, скачут кони, публика надувается пивом и хмельным медом… Впрочем, реконструкции устраиваются не на том месте, где грохотала настоящая битва. Да и картины баталий не имеют ничего общего с исторической реальностью. Даже организаторы и участники имеют очень смутное представление, что же и как здесь происходило.

Но стоит ли этому удивляться, если о битве при Молодях не упоминается ни слова в школьных учебниках? О ней ничего нет в пособиях для высшей школы. Ее не называют в перечнях исторических и воинских дат России. О ней никогда не упоминают по телевидению… А все мероприятия, связанные с битвой, организуются сугубо на «дилетантском» уровне – местном и самодеятельном. В Молодях находят наконечники стрел, фрагменты кольчуг, два года назад обнаружили целый ятанаг, неплохо сохранившийся. Однако даже такие находки – достояние случайных дачников или «черных копателей». Уж они-то трудятся вовсю. Однако Академия Наук и солидные институты битву упорно ингорируют. Такая тема в планы не включается, финансирование на нее не выделяется, археологические экспедиции на месте битвы никогда не работали. Насколько известно автору, подобных исследований не намечается и в обозримом будущем. В общем, традиция «забывать» поддерживается прочно.

Но если кто-то из читателей заинтересуется, он может сам побывать на месте сражения. Ведь оно лежит совсем близко с Москвой, и найти его легко. На машине — по Варшавскому шоссе между Подольском и Столбовой. На электричке — станция «Колхозная» по Серпуховскому направлению. Шоссе примерно совпадает с древней Серпуховской дорогой. Вдоль него растянулось село Молоди, под мостом течет речка Рожайка. Она сейчас превратилась в ручей, а возле Молодей перекрыта и образует пруд. На той самой низине, где полегли стрельцы. А за мостом и за прудом, на берегу, противоположном от Москвы, вы увидите холм и большой храм Воскресения Христова.

Холм стал ниже, чем в те времена. А храм построен позже, в XVIII в. Но он возводился на месте более старого храма. Именно здесь стоял гуляй-город. Именно здесь хоронили наших павших воинов. Перекреститесь и хотя бы мысленно помяните безвестных героев, сражавшихся и умиравших здесь знойным летом 1572 г. Хотя они-то, наверное, о памяти в веках не думали. Они просто и честно выполнили трудную мужскую работу. Отстояли веру Православную, отстояли государство. Защитили своих жен, детей, внуков, правнуков. Уберегли свою родную землю – для нас с вами…

1.0x