Помню, когда я прочёл первые два тома книги "Поэзия. Судьба. Россия", Станислав Куняев подействовал столь же оглушительно, как действовали в детстве Киплинг или, скажем, Гиляровский — цепенящая смесь удивления и очарованья, и безусловное желание переместиться в авторский мир, побыть там и пригодиться…
О Куняеве в некоторых кругах говорить с симпатией не есть комильфо, но плевать мы хотели на это.
Дело не только в том, что мы имеем дело с одним из сильнейших поэтов второй половины прошлого века и с редактором, в 90-е аккумулировавшим в журнале "Наш современник" всю сильнейшую политическую мысль России (в "НС", между прочим, было описано и предсказано всё то, до чего общество еле-еле добредает только теперь, двадцать лет спустя).
Дело, говорю, не в этом. Сама книга "Поэзия. Судьба. Россия" является уникальным документом, помогающим понять, что являла собой культурная жизнь, со всеми её схватками и драками, на исходе Советской власти и в постсоветские годы.
Кроме того, это замечательно написано: яростно, с цепляющей откровенностью. Хоть ты двести раз не разделяешь (я-то разделяю) куняевских взглядов — а оценить страсть и силу этого человека стоило бы.
К тому же, в Куняеве очевидно начало вовсе не подпольное, психически нездоровое, с душком — как у многих русских "правых", — но, напротив, гусарское, лихое, что называется, с открытым забралом.
И потом, давайте на чистоту. Мемуаров и свидетельств противоположного толка — тонны, ими заполонены все остальные "толстые" журналы, по этим мемуарам делают бесконечные телепрограммы, спектакли и радиопостановки. Пусть нас не обманывает квазиевразийская риторика нынешней власти — мы живём в мире победившего либерализма. Странно, всё-таки, а? — совсем не либеральная страна с утра до вечера смотрит на либералов, слушает либералов и читает либералов.
В этом смысле Куняев хоть как-то уравновешивает сложившуюся ситуацию.
Собственно, он сам в предисловии к своему огромному труду пишет, что, в отличие от либеральных деятелей, "почвенники" отчего-то никогда не пишут воспоминаний — мемуарного наследия нет ни у Шукшина, ни у Абрамова, отсутствует всякая надежда, что напишут мемуары Бондарев, Белов или Распутин.
Но кто-то из них должен был рассказать, как всё происходило на самом деле.
О Куняеве умалчивают ещё и потому, что он очень часто бывает беспримерно убедителен. Что хотите со мной делайте, но куняевские портреты Евтушенко и Астафьева очень похожи на правду.
Станислав Юрьевич вообще очень въедливый тип. То, что он говорит, к примеру, о русско-польских отношениях (глава из мемуаров "Шляхта и мы" выходила потом отдельным, расширенным изданием, очень рекомендую) — ну, это ж, хоть и обидный, но диагноз.
Не нравится диагноз — собирайте консилиум и давайте обсуждать.
Однако спорить с Куняевым мало кто хочет. Боятся! Он же прост и нагляден в своих доводах, как таблица умножения.
Ну, тогда история рассудит, раз никто сегодня судиться не желает.
Мне, как книголюбу и книгочёту, так хотелось бы, чтоб "Поэзия. Судьба. Россия" была опубликована в одном — огромном, пышном, душистом — томе!
Это так нужно нынешним молодым — той самой взрослеющей интеллигенции, которая удивительным образом, спустя двадцать чудовищных лет, начала "леветь" и "праветь" — то есть, развиваться во все стороны, лишь бы подальше от этого либерального квазицентрализма, от этого морока.
Спросил как-то у Станислава Юрьевича: а давайте сделаем в одном томе ваш труд, издадим с фотографиями, чудо будет, а не книга, он ответил со спокойной и чуть озорной улыбкой: "Только после моей смерти".
Нет уж, позвольте…
Это, Станислав Юрьевич, натуральное вредительство, вот что я вам скажу.
Давайте вы ещё раз подумаете на эту тему, а пока я продолжу…
Мы встречались с Куняевым дважды или, кажется, трижды.
Всякий раз поражала молодость этого человека.
Такие стремительные движения, такая ловкая реакция, такой лёгкий и молодой юмор.
Сначала показалось странным, что он не пишет больше стихов — как же не писать, если очевидна и почти слышна кипящая, горячая, юная кровь в этом красивом человеке!
Но потом я подумал и понял: оттого и не пишет, что разум молодой — а только здравый и быстрый ум может твёрдо сказать себе: не надо, смолчи, ты всё сказал уже.
На фоне многих и многих, которым стоило бы давно замолчать, а они всё рифмуют, — Станислав Куняев в который раз смотрится выигрышно, победительно, уверенно.
Может быть, Куняев не знает об этом — но он один из немногих людей, воспитавших меня — словом и делом.
Может, он скажет, что ему даром не нужны такие многочисленные самозваные сыновья — но куда ж нам теперь деться. Стоим, смотрим, слушаем, ждём, что скажет наш молодой учитель.
Недавно мне пришла книга в подарок — от него, от самого Куняева.
Он пишет на форзаце: "…говорю Вам: вот моя рука. Рад, что Вы человек способный на поступки. Это в наше время дорогого стоит".
Станислав Юрьевич, отвечу. Если и способный на поступки, то могу сказать вам по секрету, кто меня этому научил.
Впрочем, вы и сами знаете.
…вот Вам моя ладонь — и жму Вашу мужественную руку!
