Опоэтизированная в мультсериале про поросёнка морская свинка: городская красавица с бантом, и задорный, забавный, дружелюбный всё пытается – поросёнок с мультяшно преувеличенным пятачком – подружиться с нею.
Поэтика морских свинок связана с домашностью, с ощущением уюта, с тем, что можно взять зверька на колени, подержать, поглаживая шёрстку, заглядывая в забавную мордочку.
Узнаёт ли свинка хозяина?
Говорят - да…
Мордочка постоянно чуть шевелится, тонкие вибрируют усы – похожие на кошачьи вибриссы, – носик ходит ходуном, будто отдельно живущий…
Убежала: выпущенная из клетки-домика отправляется под диван, или под стол: обследует мир, как видный ей?
Не вообразить, -очевидно, всё совсем непохоже на наше восприятие.
Более высокое существо наблюдает более низкое, но такое милое: милота – козырь свинок, о котором и не подозревают: пушистые, разноцветные, обладающие своей поэтикой, как всякие зверушки.
…инки, медленно, но верно идущие к абсолютной тирании, одомашнили свинок такое количество тысячелетий назад, что гирлянды лет не представить.
Глыбы окаменевших лет.
Инки использовали зверьков, как источник мяса; потом, вероятно, приглядевшись, рассмотрев чудесную их внешность – для декоративных целей.
Свинки – современницы инков - были такими же?
Это человек меняется круто, проходя через слои жестокости, вечно обретающей новые формы, и насилия: а им не дано.
Статуи морских свинок, произведённые задолго до Христа, были подняты во время археологических раскопок в Эквадоре и Колумбии.
Их изображали на предметах искусства.
Сложно представить конкистадоров, привыкших резать всё живое, вывозящих свинок в Европу, где после произведённых селекционных работ, зверьки стали окончательно домашними.
Тонко подрагивают тонкие ушки: нечто от эльфов есть.
…разжалованный эльф глядит в чёрные блестящие глаза свинок: не ожидая ответа.
Есть ли у свинки душа?
Индейцы древних культур были уверены в этом; ныне человек, не убеждённый в наличие собственной, не ответит.
Поначалу – свинки были доступны только аристократам; голландские, испанские и английские торговцы привозили зверюшек в Европу, обогащаясь: дело негоцианта добывать из людей монеты, золотые желательно, как руду из огромных запазов земли.
Дамы в роскошных туалетах, с жемчугами, блещущими на шеях, в диадемах, стоящих бездны дублонов, умилялись зверькам – таким мягким и уютным, так здорово подержать.
…дама с горностаем меняет его на свинку: кусачего и опасного – на нежную.
Капризная инфанта требует у отца, погружённого в географические карты и бумаги, приобрести партию свинок.
-Что? – отрывается суров и… свиреп (мужчина должен быть свиреп! Как утверждают испанцы).
-Я свинок хочу, отец!
-Зачем тебе?
-Они милы…
Отдаст распоряжение.
Придет роскошный корабль, и, словно весь свитый из жил, рыжебородый английский купец доставит ко двору: в клетках сидят, прижавшись друг к другу, ушки вздрагивают, усы шевелятся…
Инфанта прыгает, хлопает в нежные ладоши.
…откуда появилось название?
Морские понятно – из-за моря: океан ли море? какая разница большинству – слепая роскошная масса вод; но никто не ответит, откуда взялась «свинка» - применительно к грызуну.
Возможно, несколько хрюкающие звуки, какие издаёт животное, породили ассоциацию, ставшую устойчивым названием вида?
Жуть берёт! – в Южной Америке ныне ценят свинок в основном за диетическое мясо!
Как можно таких домашних, милых, подрагивающих ушами – убивать ради рагу?
Хвоста почти не видно, но он есть.
Широкая тупая мордочка.
Коричневато-сероватые, белые, сплошь серые, коричневые с разными оттенками шёрстки, бурые, серо-бурые, различающиеся длиной природной одёжки…
…у меня никогда не было.
Мне печально от этого.
Обстоятельства складываются так, что не завести: литературная деятельность не считается трудом в современном российском обществе, и не оплачивается вовсе, а гонораров за заказные статьи хватает только на еду, и водку…
Последняя обязательна: изменить градус мировосприятия! поскольку банально-трезвый всё время невозможно терпеть.
И тогда, когда стекло трезвости разбивается, можно вообразить, что милая свинка приобретена, названа Джеком, помещена в решётчатый дворец, устланный чем-то мелким…
Поилка полна, и есть домик, напоминающий человеческий, о таком мечтал дядюшка Тыква из Чиполлино, но свинка ни о чём таком не догадывается.
Она любит зелень – подойдёт ли курчавая петрушка? Широколиственный салат?
Свинка выбирается из открытой дверки дворца: осторожно, принюхиваясь, водит носиком, зыбко подрагивают усы.
Свинка подбирается ко мне, и я беру её на колени, и, уютно свернувшейся, тёплой, как маленькая собачка, читаю ей Ангелуса Силезиуса, спокойно в речевых своих построениях пересекавшего границы между миром нашей конкретики и потусторонними садами миров; или старого, виртуозного пьяницу Дилана Томаса, так сложно комбинировавшего в созвездиях созвучий взлохмаченные образы бытия и фантазий.
В определённой бытийной ситуации фантазии становятся куда ближе яви: или того, что принято называть ею.
Жаль, у Кристофера Робина не было плюшевой морской свинки: вечно живой пантеон Винни Пуха обогатился ещё бы одним, наверно, довольно сонным, персонажем?
(Свинка – не родственница ли Сони, принимающей участие в вечном чаепитие в приключениях Алисы, оказавшейся в стране чудес?).
…иногда я захожу в зоомагазин, и, минуя ряды стеллажей, заставленных пёстрыми пачками кормов, мисками, игрушками, резиновыми косточками, лавируя между плоскими пространствами, завешенными поводками и ошейниками, захожу во второй отдел, где аквариумы, полные плавными обитателями, соседствуют с миром свинок.
Их, как правило две, одна выбирается из домика, другая пьёт воду.
Они не смотрят на наблюдающих за ними людей, на меня, в частности, соединяющего в сознание детский восторг и взрослую, тягучим мёдом льющуюся печаль, отобразившуюся в эссе о поэтике морских свинок, которых никогда не имел возможности приобрести.
