НА ФОНЕ «ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ»
Два имени поэтических сошлись во мне случайно, давая пищу уму для размышлений.
Такие материалы обычно приурочивают к датам. Но этот материал — менее всего юбилейный. Затрагивающий прежде всего проблемы нашей обыденной жизни совсем под другим углом. Суть которого, кто прочтет текст внимательно, в соприкосновении с тем, что есть в нашей рыночной повседневности, царапающей нам там и тут душу.
В нашем городе есть два памятника поэтам, поэтам совершенно разным, сооруженные уже в годы углубления реформ, деиндусттрилиазации и вестернизации страны. И утверждения в ней на каждом шагу «общечеловеческих» ценностей».
Памятники разного художественного достоинства, поставленные со значительным разрывом времени, разными творческими группами людей, их энтузиазмом и подвижничеством.
Что в любом случае более чем ценно.
Власть мало участвовала в их сооружении и тут и там. Ну, если только что разрезала ленточки. И какие-то похвалы принимала на свой счет по поводу того, что удалось этим людям, преодолев все преграды, их установить. Хотя, что власть: памятники, дело не дешевое, а годы-то были — окаянные девяностые, когда не платили людям месяцами и годами зарплату, а заводы, декоммунизируя страну, гнали на металлолом.
Поэты – разные. Разная поэзия. Разные жизни. Ушли более чем по разному в мир иной.
Первый памятник — Высоцкому. Мне нелеп выбор места его сооружения — почему-то перед педагогическим университетом, тем более что герой в педагогической деятельности, насколько я сведущ, нигде замечен не был. Да и в городе был — проездом.
На худой случай поставили бы перед университетом культуры — было бы куда логичней.
К Высоцкому я отношусь непросто.
А вернее — очень даже просто. Прохладно. Меня никогда не пленяла ни его рифма, ни музыкальность его строки, ни музыка его песен, и уж тем более критика им в них язв «социалистической действительности». Более того, я в его критике, и том пестром и абсолютном окружении его восторгов, в отличие от других почему-то не видел созидательных тенденций. Гимнов во славу Советской родины у него нет.
Впрочем, и отвергать особо я его не собираюсь.
Имя его — состоялось. Искусство оно такое, какое есть. И пристрастия в нем к чему-то — дело еще и вкуса.
Но повторяюсь — отношение к нему, его биографии, и к творчеству его у меня — самое прохладное. И до сих пор каких-то особых восторгов к его творчеству я не питаю.
Да и его советскость (поскольку его именуют чаще всего поэтом советским) по моему мнению, не очень-то высокой пробы.
Я тут в этих определениях путаюсь: советский, русский, российский… Советский — это понятие, прежде всего идеологического содержания. Горения совсем иного свойства.
Но поскольку он фигура культовая, поскольку он во всю ширь массовых пристрастий в обиходе, поскольку до сих пор шквал восхищения его творчеством не спадает, то я, бывало, в своих материалах использовал его образы. Обыгрывая в них его как бы эту, заявляемую его поклонниками, советскость.
Вот давнишний мой материал, актуальности не потерявший и по сей день: рисунок (в данном случае – коллаж) и текст к нему, где использованы персонажи его песен.
НОВАЯ ПЕСНЯ ПРО ВОЛКОВ
Ах ты, жизнь наша,
злобная, скотская!
Нет ни силы уже и нет слов.
Ты пропел бы нам песню, Высоцкий,
Про сегодняшних, что ли, волков.
Расплодилось их, глянь,
ныне сколько,
Этих сытых двуногих зверей,
Что становится больно и горько —
Не ленись, посмотри поскорей!
В «мерседесах», кто рыскает круто,
И с экранов чей слышится вой,
Обложив без флажков всех нас люто,
Беспросветной нуждой и бедой.
И хрипя, убери кривотолки,
Зло терзая гитару в руках:
Заедают людей эти волки,
Заедают всех нас — просто страх.
Помним мы, как отважно и честно
Пел ты песню, жалея зверей.
А сегодня иную спой песню,
И в той песне людей пожалей.
Спой ее нам — отчаянно, дерзко,
Взгляд бросая в распахнутый день.
И на нелюдей всех этих мерзких
Песней этой удавку надень.
Сколь есть сил,
раскаленною глоткою,
О беде нашей горько трубя,
Спой, пожалуйста, песню, Высоцкий.
Спой, пожалуйста, просим тебя!
А второй памятник — Пушкину. Установленный в сквере, на улице, носящей его имя.
Повторяю, что материал этот менее всего приурочен к какой-то дате в творчестве и того и другого.
Ну не приурочивать же его, скажем его к 30-летию присвоения первому звания Лауреата Государственной премии СССР и 180-летию со дня гибели второго.
Памятник Пушкину в нашем городе, единственный ему в Сибири, сооружен на деньги, собранные шапкой по кругу, в самом настоящем смысле слова на народные деньги, обществом «Пушкин и поэт» и беззаветными стараниями известного в крае поэта Сергея Сороки.
А вот иллюстрацией к нему — статья замечательного российского публициста, редактора газеты ставропольских коммунистов «Родина» Николая Бондаренко, большого знатока русской литературы. Ставрополь, должны все это знать, в сегодняшней его истории — не одна только родина «общечеловека». Там живут и творят талантливые, красивые душей, крепкого советского патриотизма люди.
Его статья о Льве Толстом и о драматическом сюжете из его жизни об уходе его из семьи, в свое время прочитанная мной — на мой взгляд, лучшая работа за последние годы, ставящая более чем убедительно и достойно точки над I в этом вопросе.
БЕЗМОЛВНЫЙ УБИЙЦА ПОЭТА
Кто же им был – этот «безмолвный убийца»? О, он хорошо известен не только людям пушкинской эпохи, но и современному человеку. И имя этому убийце вовсе не «кто», а «что».
Что же убило поэта? Мы сохраним пока интригу и ответим на этот вопрос позже. Сейчас же скажем иное: это «что» зачастую мы вообще не принимаем в расчет. В массе своей мы находимся в плену у устоявшихся еще со школьных времен взглядов на смерть А. С. Пушкина. Они господствуют над нашим сознанием и сегодня. Нельзя сказать, что эти взгляды совсем беспочвенны. Долю правды несут и они. Приведем примеры таких взглядов.
Убийца – царь. «Певца убийца — царь Николай», — провозгласила Марина Цветаева, поэтически формулируя свое представление о смерти Пушкина как жертвы царского режима, как результат гонений на него. Но разве их не было? Пушкин пережил за свою жизнь несколько ссылок — в Кишинев, в Одессу, в Михайловское, где провел в одиночестве два года. Царь боялся независимого характера поэта, его поступков и суждений, зачастую импульсивных, непредсказуемых. Не зря же в лицее он носил клички «обезьяна» или «француз», значит, чужой. С ним бы царизм легко расправился, если бы не гениальность Пушкина, его бы не его всероссийская известность и всеобщая народная любовь. И потому царизм все время держал Пушкина «на коротком поводке» — не давая ему ни творческой свободы (его личным цензором был сам Николай I), ни свободы передвижений по России (выезд даже в другой город без высокого разрешения для него считался «самовольной отлучкой»), ни тем более за границу, где он не был никогда. И все же полагать, что Николай I замышлял или желал именно физического уничтожения поэта, как это делает М. Цветаева, не следует. Это перехлест.
Убийцы — это стоящие у трона. С легкого пера М. Ю. Лермонтова подлинными убийцами Пушкина было окружение царя: «Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи!» — писал о них Михаил Юрьевич. — Таитесь вы под сению закона, Пред вами суд и правда — все молчи!..» И тоже был частично прав. Царское окружение, или, говоря современным языком — бомонд или элита, конечно же, травило поэта, не упуская ни одной подходящей возможности. Но ведь поэт был и сам «не мед» — он был дерзок, конфликтен (по словам жены Н М. Карамзина, «имел дуэли едва ли не каждую неделю»), был мастером ядовитых эпиграмм, отвечал на презрение общества личным презрением к нему и т. д. Наконец, он был гением, а кто любит гениев? Ведь они лишь оттеняют серость окружающих. Потому-то и любят больше дураков: на их фоне человек всегда чувствует себя комфортнее. Да, многие из недругов поэта в тайне были рады его смерти, но вряд ли самые непримиримые из них ее именно желали. Вряд ли бы русский человек поднял руку на самого Пушкина. Это мог сделать только иностранец…
Убийца — Дантес. Дантес для русских, что Герострат для человечества. И опять-таки Лермонтов к этому руку приложил: «Пустое сердце бьется ровно, в руке не дрогнул пистолет». Именно из-за Дантеса мы и сегодня держим не всегда скрываемую обиду на Францию и всех французов вообще. Но на самом деле Дантес в истории с гибелью Пушкина вовсе не был её инициатором и вовсе не стремился к ней. Более того, скорее Пушкин ненавидел Дантеса, чем наоборот. Дантес был значительно моложе поэта, был «чертовски красив», успешен, как сегодня сказали бы, имел у женщин большой успех (и не только у них). В сущности, это был ловелас, искатель приключений и по большому счету пустышка. Русская душа никогда не смирится с тем, что эта пустышка стала орудием гибели нашего великого поэта. Дантес — просто веревка, которую Пушкин затянул на своей шее. Но Дантес ехал в Россию не для убийства Пушкина, однако так уж «выпала карта»…
Ищите женщину. Пушкин погиб из-за жены — Гончаровой Натальи Николаевны: есть сторонники и этой точки зрения. Ах, вела бы она вела себя скромнее, так и не было бы этой трагедии. Но, во-первых, Александр Сергеевич был полностью убежден в невинности жены. А раз так, то и нечего ему было браться за оружие. Видите ли, его мучило общественное мнение, что он — «рогоносец». Но плевал же он ранее на общественное мнение… Во-вторых, Наталья Николаевна, говоря народным языком, действительно, «рогов поэту не наставляла». Однажды Дантес обманом пригласил Гончарову на квартиру к ее подруге, где, упав на колени и приставив пистолет к виску, потребовал от нее взаимности. Но Наталья Николаевна, воспользовавшись приходом подруги и замешательством Дантеса, просто вырвалась и убежала домой, где сразу же всё рассказа мужу. Блудницы так поступают?
Нет, нужно винить не жену Пушкина, а скорее самого Пушкина, что выбрал себе такую жену: видели очи, что покупали. Поясню, Пушкин был по-восточному ревнивым и по-западному ветреным. Он женился уже вдоволь пресытившись балами и прочими удовольствиями, включая женщин. Любил ли он на самом деле Наталью Николаевну? Ответ на этот вопрос мог бы дать только он. Мы же лишь высказываем предположение, что «это вряд ли». Он женился потому, что в его возрасте (32 года!) уже неприлично было быть не женатым. Он это делал как бы спохватившись, в спешке, чтобы «познать счастье» – ибо «время пришло». А Наталья Николаевна была совсем юной девушкой. Она не была, как можно было бы сказать, «не догулявшей», ибо до замужества даже не знала личной свободы. Она бежала на балы и не могла в своём возрасте и положении на них не бежать, а Пушкин уже убегал с них. К тому же она была «первой красавицей Петербурга». И это было правдой: как красавице не демонстрировать свою красоту? За небольшую раскосость глаз Пушкин ее называл «моя косая Мадонна». Он считал, что первой красавицей обязан владеть первый поэт России: это любовная установка? Гончарова была менее образована Пушкина и не любила поэзию. Однажды ночью поэт вздумал прочитать ей только что сочиненные строки. На что Наталья Николаевна сказала, что ночью нужно спать, а не стихами заниматься. Но разве во всем этом она виновна?
Виновен Пушкин: женись вовремя и по любви, женись желательно на ровне по возрасту, имущественному положению и способностям. Ибо не будет же взаимопонимания! Что, собственно говоря, в итоге и произошло. Но Наталья Николаевна, конечно же, по-своему любила поэта. После его смерти она вдовствовал четыре года. В благополучной ситуации она бы прожила с Пушкиным до самого конца по принципу Татьяны: «Но я другому отдана, и буду век ему верна».
Так что же это был за «безмолвный убийца» А. С. Пушкина? В широком смысле его убийцей стали деньги, а в узком, или более конкретном смысле, его убили большие долги, которые он делал в интересах именно жены. Получая жалование в 5 тысяч рублей в год, он тратил только на жену, которая служила в свите императрицы и была обязана «соответствовать» во всём моде и вкусам времени, до 30 тыс. рублей в год.
Я уже высказывал на страницах «Родины» денежную версию гибели поэта в качестве главной, и всё больше убеждаюсь в её правоте. Сегодня не принято так говорить о Пушкине, но я скажу, а точнее – напомню: он больше всего мечтал вовсе не о славе, а о богатстве, в чём и признавался сам: «Что слава?— Яркая заплата/На ветхом рубище певца». Он стал первым поэтом России, который стал продавать стихи за деньги: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Пушкин утверждал, что на оконченную свою поэму он смотрит «как сапожник на пару сапог: продаю с барышом». Что он пишет стихи так же, «как булочник печет, портной шьет.., — за деньги, за деньги, за деньги — таков я в наготе моего цинизма». Винить поэта в этом нельзя: он был просто сыном своего времени. А оно очень похоже на наше, когда деньги превратились в главный смысл бытия людей. Ах, сколько же горя это несет! Из-за чего сегодня вешаются, стреляются или травятся многие предприниматели и не только они? Именно из-за долгов, а во времена Пушкина они бы, видимо, искали повод для дуэлей.
С Пушкиным сложилась именно эта ситуация. 1 февраля он должен был погасить долг в 25 тысяч рублей, в противном случае ему — первому поэту России — грозила долговая тюрьма. И посадили бы! Сажали же в тюрьму Тургенева… Вынести позор тюрьмы он не мог. Но и денег на погашение долга он найти не мог. А к царю помочь из-за гордости он никогда бы не обратился. А ведь он был камер-юнкером при дворе царя, это уровень генерал-майора. Кстати, император Николай ни разу в жизни не выплатил Пушкину ни единого рубля в качестве гонорара или какой-то иной денежной помощи. Вот тут-то и подвернулась «ко времени» дуэль с Дантесом. Ведь вызов на дуэль Дантесу Пушкин послал еще в начале ноября 1836 года. Почему же она состоялась значительно позже? Именно потому, что к этому время петля долга стала совершенно невыносимой. Поэтому Пушкину нужна была дуэль: в случае трагического исхода она снимала все проблемы. При ином исходе дуэль послужила бы поводом для откладывания уплаты долгов….
Но дуэль закончилась тяжелейшим ранением в живот. Двое суток поэт выносил не человеческие муки, и в один момент даже попросил слугу подать ему пистолет, чтобы застрелиться. Но ему выпало мучиться до самого конца. Иные исследователи утверждают, что часы мучений оказались самыми очистительными в жизни поэта. Он простил всех своих врагов и виновников смерти, он строго наказал своим друзьям не мстить за него.
Пожалуй, он сделал лишь одну ошибку в это время — попросил извинения у царя. Пушкин перед смертью просил передать царю через В. А. Жуковского: «Скажи ему, что мне жаль умереть; был бы весь его». Но вправе ли мы судить за это поэта?
А вот выводы из судьбы Пушкина стоило бы сделать многим: не деньги главное, не живи для них, не делай долгов, не набирай кредитов… Ибо Дантесов на всех может не хватить.
Н. Ф. БОНДАРЕНКО,
24 января 2017 года
