Психиатрия и политика. Какая между ними связь? Кажется, ответ очевиден. Многие скажут, что в определенных политических системах психиатрия используется для подавления инакомыслия: неугодных объявляют душевнобольными и могут упечь в сумасшедший дом.
Ответ правильный, но не исчерпывающий. Во взаимоотношениях психиатрии и современной политики есть нечто гораздо более важное, но не столь очевидное. Об этом и поговорим.
Больных всё больше, а врачей всё меньше
По роду своей работы с детьми мы на протяжении многих лет тесно общаемся с кругом детских психиатров. И в разговорах с ними часто звучит жалоба на разрушение психиатрии. Началось оно в перестройку и продолжается до сих пор. Разрушают, как и во многих других областях, под видом реформирования, стремления соответствовать новым подходам, международным стандартам, улучшить, усовершенствовать и т.п. Причем делается все это на фоне заметного ухудшения психического здоровья людей, роста даже тех заболеваний (напр., шизофрении), процент которых считался неизменным на протяжении десятилетий.
В ухудшении психического здоровья нет ничего удивительного. Иначе и быть не может в условиях такой информационно-культурной агрессии и расшатывания нравов. Чтобы не быть голословными, приведем данные XIV Съезда психиатров России, прошедшего в Казани в 2015 году. Итак, продолжает расти инвалидизация в связи с психическими расстройствами: за 10 лет число таких инвалидов по увеличилось на 5,2% и в 2014 г. составило 1 055 950 (один миллион пятьдесят пять тысяч девятьсот пятьдесят!) человек. При этом специалистов хронически не хватает. Обеспеченность населения врачами-психиатрами в расчете на 10 тыс. населения составила 0,92%, врачами-психотерапевтами – 0, 1%. В период с 2005 по 2014 гг. произошло значительное уменьшение числа и мощности психиатрических учреждений, как амбулаторных, так и стационарных. Число психоневрологических диспансеров уменьшилось почти вдвое – на 43,3%. А их и было-то - кот наплакал: 173 на такую огромную страну! Осталось 98. Число психиатрических больниц сократилось на 22,2% (с 270 до 210), число диспансеров, имеющих стационары – на 36,5% (с 115 до 73). Коечный фонд психиатрических стационаров сократился на 14,1%, средний срок стационарного лечения тоже сократили. Продолжилось и уничтожение лечебно-производственных мастерских. Их количество, как сказано в резолюции Съезда психиатров, достигло минимального уровня за последние 20 лет и составило 5 395 мест. Этот показатель на 100 диспансерных больных составляет 0,34, т.е. ничтожно мал. А ведь в отечественной психиатрии трудовой деятельности больных (пускай несложной, но полезной) придавалось очень большое значение, поскольку она хорошо зарекомендовала себя в плане реабилитации.
Делается все для того, чтобы усложнить работу психиатров, а, по возможности, и отвратить от этой работы. «Увеличение числа врачебных посещений на фоне сокращения показателей кадровой обеспеченности, - читаем в резолюции Съезда, - свидетельствует о значительном сокращении времени на обслуживание одного пациента, снижении терапевтической активности участковых врачей-психиатров». Попросту говоря, врачи не справляются с валом пациентов. Душат и экономически. В течение последних лет значительно сократилось финансирование психиатрической службы, сотрудники лишаются надбавок за «вредность» и льгот.
Еще более удручающая картина в детской психиатрии. «В 80-е годы XX века, - говорит крупнейший детский психиатр, проф. Козловская Г.В., - психическая патология среди детей от 0 до 3 лет ограничивалась 8-9%, а в 2000-ом году она уже составляла 20%. Среди дошкольников старше 3 лет эти цифры продолжают расти, достигая к 5-6 годам 70-80%. По свидетельству педиатров, лишь 7 детей из 100 не нуждаются в психоневрологической помощи. Количество психосоматических расстройств типа полиартрита, диабета, астмы и так далее выросло за последние 5 лет в три раза. У 80% детей, являющихся пациентами педиатрического стационара, обнаруживают нервно-психические расстройства. За последние десятилетия в 10 раз выросло количество инвалидов среди детского населения! Причем 25% из них составляют дети с психическими отклонениями, получившие инвалидность по психическому заболеванию. Из 50 процентов юношей, признанных негодными к службе в армии, 10 процентов - пятая часть – комиссованы по психическому заболеванию. А ведь освобождают от службы в армии по такому психическому заболеванию, которое совершенно очевидно для призывной комиссии. То есть, речь идет о явных отклонениях, поскольку по пустякам никого не освобождают. А еще примерно столько же призывников имеет скрытые психические отклонения и, попав в армию, как раз и пополняют статистику дедовщины, суицидов, самострелов, побегов и прочих печальных явлений, которые, к сожалению, до сих пор не удается искоренить. Такова картина на настоящий момент: общество, можно сказать, подвержено эпидемии психических расстройств».
При этом количество стационаров снизилось, а равнозначной замены их амбулаторными службами нет. Помощь, которая всегда оказывалась детям бесплатно, вдруг стала платной. Кроме того, сужается список лекарств, разрешенных для лечения детей. «У меня врачебный опыт более 50 лет, - продолжает проф. Козловская. - Я уже работала в области детской психиатрии, когда только начали появляться лекарства из разряда психотропных, которые произвели настоящий переворот в лечении невротических состояний, психозов и других заболеваний, позволили заметно улучшить результаты лечения. Лекарства эти применялись к детям всех возрастов, разница была только в дозировке. И вдруг сейчас даже те препараты, которые мы раньше применяли, выведены за скобки. В нашем распоряжении остаются средства, которые применялись более 50 лет назад. Это наиболее токсичные, вредные, тяжелые препараты. Но их, согласно новым инструкциям Минздрава, можно применять, а более современные и менее вредные – никак нельзя. Теперь они разрешены к применению только с 12, а то и с 18 лет. А в более раннем возрасте, когда мы как раз можем по-настоящему помочь, нам детей эффективно лечить запретили. Это чисто американская установка, потому что у них психически больными признаются лица после 12-15 и более лет».
Мало того! На фоне пугающего роста детской и подростковой психопатологии, в медицинских вузах отменили специальность «детский психиатр».
Последняя преграда
Какой вывод можно сделать, ознакомившись с этой печальной информацией? Ну, наверное, что государство решило сэкономить средства, недооценивая важность работы тех, кто занимается врачеванием психики. Но тогда почему образование по специальности «психолог» можно получить теперь где угодно, чуть ли не в техническом вузе? Психологи, конечно, могут оказать помощь душевнобольным, но они не имеют права лечить. Почему вместо психиатров, в которых сейчас такая острая нужда, наплодили и продолжают плодить огромное количество психологов? Эти вопросы так и останутся без ответа, если мы не вернемся к тому, с чего начали: к связи психиатрии и политики. Причем, политики не национально-ориентированной, а глобализаторской, направленной на отмену суверенитета государств и, соответственно, на разрушение национальных особенностей и религиозно-культурных норм.
Какие преграды могут помешать глобалистской агрессии? Конечно, военная мощь. События, происходящие сегодня на Ближнем Востоке, об этом явственно свидетельствуют. Если государство не в состоянии дать серьезный военный отпор, оно обречено. Но одной военной мощи недостаточно. Нужна горячая любовь к своей земле, к своему народу, готовность пожертвовать ради них даже своей жизнью, - в общем, все то, что подразумевается под словом «патриотизм». Но и этого мало. В современных условиях общество может быть переформатировано на отказ от суверенитета и традиций без открытой военной агрессии, с помощью так называемой «мягкой силы» (soft-power). Можно вроде бы любить свою страну, но, перенимая чуждые культурно-этические установки, способствовать ее ослаблению и разрушению. Пример «незалэжной» Украины перед глазами. Поэтому для противодействия глобализму очень важно дорожить отечественной культурой, отечественными традициями. А еще важнее, быть может, вообще важнее всего, дорожить своей верой. Именно она дает человеку, обществу, стране главную опору, которую никакие материальные силы сокрушить не в состоянии.
Но, к сожалению, сегодня очень незначительная часть наших сограждан ставит веру в Бога во главу угла. Поэтому такие аргументы, как «грех», «нарушение Заповедей», «безнравственность» далеко не всегда срабатывают. В ответ можно услышать, что все это поза-позавчерашнее, безнадежно устаревшее, посыпанное густым слоем нафталина.
Зато научные аргументы для большинства людей весьма убедительны. С середины XIX века и на протяжении всего XX-го поклонение науке было (а во многом остается и до сих пор) основой общественного мировоззрения. Какая же наука теснейшим образом увязана с критериями морально-нравственных норм? Философия? Отнюдь. Современная философия, наоборот, обоснует любое проявление безнравственности, поскольку все, якобы, относительно. Биология? Тоже нет. Более того, аргументы биологического характера нередко служат сейчас оправданием откровенной аморальности, в том числе и половых извращений. В пример приводятся гуси, у которых самцы-гомосексуалисты обычно бывают лидерами¸ вожаками стаи при перелете на юг; черви-гермафродиты, некое «оно», совмещающее в себе оба пола (вот вам и «научное» обоснование гендера!). Ну, а лозунг «что естественно – то не стыдно» звучит нынче чуть ли не как научный постулат!
Завершим перечисление, которое можно было бы продолжить. Сколько ни перебирай, есть только одна область знаний (притом подтвержденная и обогащенная большим эмпирическим опытом), которая с научных позиций служит преградой для размывания традиционных нравственных норм. Это психиатрия. Если вдуматься, то несложно увидеть, что многие психиатрические отклонения одновременно являются отклонениями морально-этическими. Возьмем, к примеру, психопатию. При всем разнообразии ее видов, есть некие общие, свойственные психопатам признаки. Среди них фигурируют злоба, отрицательное отношение к людям и животным, сексуальное насилие, поджоги, вандализм, сквернословие и прочие проявления криминального поведения.
Если посмотреть на перечисленные психопатические симптомы с точки зрения нравственности, то все они вступают с ней в противоречие, а некоторые противоречат настолько, что подлежат уголовному наказанию. Но в реальности глобалистской антижизни патологичность подобных проявлений старательно затушевывается, в каких-то случаях возводится в ранг нормы, а в каких-то даже возвышается до эталона.
Симптомоэталоны
Скажем, сейчас в молодежной среде весьма популярна пропаганда анархических настроений. Преследуются тут, конечно, цели политические: молодые бунтари составляют основную массовку всяких «цветных» революций. Но поскольку анархическое бунтарство включает в себя тотальный негативизм, сопряженный с мощным зарядом агрессии (результатом чего являются побитые витрины, сожженные автомобили, покалеченные люди), психопатологическое поведение уже квалифицируется как разновидность нормы. Дескать, чего же вы хотите? Анархистам положено ниспровергать все основы. А спортивные фанаты – они во всем мире так себя ведут. Они-же-дети, им и похулиганить не грех.
Или возьмем другой симптом психопатии – отрицательное отношение к людям, т.е. человеконенавистничество. Многие высказывания известных либералов буквально наэлектризованы психопатической ненавистью к нашей стране, народу, традиции.
«А за что вас любить, русские? Посмотрите на ваши мрачные лица… на ваши уродливые и непригодные для жизни города… Вы за тысячу последних лет только и смогли, что построить у себя очень некрасивую страну, несчастливую во все времена ее существования… Не говорите только про литературу, музыку и ученых – это все не ваше. Ваши герои – отъявленные мерзавцы, убийцы, подонки, мразь». Рустем Адагамов, блогер-белоленточник, эмигрировавший в Прагу, обвиняется в педофилии.
«Русский мужчина – самый мерзкий, самый отвратительный, самый никчемный тип мужчины на Земле». Альфред Кох, ельцинский вице-премьер.
«Кто такой Константин Райкин? Кто такой Табаков, кто такой Познер, которые высказались в его защиту? Это элита России. Между ними и парнями на мотоциклах и в заклепках – пропасть даже не цивилизационная, а эволюционная… пропасть, которая отличает шимпанзе от человека». Юлия Латынина, журналистка. (цит. по http://tsargrad.tv/article/2016/12/25/top-100-rusofobov-2016).
«Русские люди похожи на крупный рогатый скот». Евгения Чирикова, член Координационного совета российской оппозиции, с 2015 года живет с семьей в Эстонии.
Патологичность этих высказываний бросается в глаза. Но разве их авторов называют психопатами? Вовсе нет. Для них существует не медицинский, а скорее, политический термин «русофоб», который для кого-то звучит отрицательно, а кому-то, наоборот, ласкает слух.
Такую психопатологию, как склонность к сексуальному насилию, в современном обществе популяризируют через пропаганду садо-мазохизма. Создаются специальные клубы для любителей подобных «развлечений», налажена торговля соответствующими атрибутами: плетками, шипами и т.п. Фактически происходит ползучая легализация ужасающе патологического поведения. Вместо того, чтобы лечить больных людей, развитию их патологии, объявляемой хобби, проектанты и менеджеры антижизни предоставляют режим наибольшего благоприятствования.
Ну, а матерщину уже и вовсе не воспринимают как проявление чего-то болезненного. Сквернословие настолько вошло в обиход, что когда ненормативную лексику в СМИ, кино и т.п. запретили, видные деятели культуры (!) выступили против. Никита Михалков в интервью «Российской газете» назвал мат одним из «самых великих и изощренных изобретений русского народа».
Если под этим углом зрения посмотреть на еще более тяжелое заболевание – шизофрению, то мы увидим, что и шизофренические симптомы нередко преподносятся обществу как современная норма. В книге известного крымского психиатра В.П.Самохвалова «Психический мир будущего» приводятся письменные тексты тяжелобольных шизофреников и отрывки из произведений современных писателей. Врач обращает внимание на то, что они практически неотличимы друг от друга. То есть, продукция психиатрических клиник перекочевала на страницы модных книг и служит образцом для подражания. Хочешь прославиться – пиши как можно более вычурно, бессвязно, бессмысленно.
А с каким шизофреническим бесстыдством участники популярных телешоу рассказывают подробности своей интимной жизни! И это тоже служит примером. Но уже не для кучки юных дарований, а для миллионов обычных людей. О многих других психиатрических симптомах, которые сейчас подаются в качестве эталонов поведения, можно прочитать в нашей статье «Диктатура безумия». Противостоять такой вредоносной трансформации с сугубо научных, а не с религиозно-этических позиций могут только психиатры. Именно поэтому сейчас психиатрия в таком загоне. Еще раз процитируем проф. Козловскую Г.В. « В XXI веке, - говорит она, - идет активный подрыв психического здоровья, выражающийся в дискредитации и даже порой в ликвидации устоявшихся критериев духовно-нравственного здоровья общества». Одновременно психиатрия «снова, как в эпоху перестройки, подвергается шельмованию… Исподволь ведется разрушение психиатрической службы и основ психиатрии. Предпринимаются попытки пересмотреть труды выдающихся ученых, основоположников психиатрии… Этих авторов либо отодвигают на второй план, либо вообще забывают, придумывают новые критерии, пересматривают сами диагнозы, само наличие той или иной болезни. К примеру, шизофрении. В последней медицинской классификации – а надо сказать, что она уже в который раз приходит к нам от американских специалистов, – шизофрения выведена за скобки. У подавляющего большинства пациентов это, якобы, не болезнь, а особенности характера или поведенческие реакции. Хотя на самом деле шизофрения – заболевание очень грозное, требующее постоянного медицинского наблюдения и серьезного лечения. Оно приводит к выраженному ухудшению психического здоровья и увяданию личности как таковой. Игнорировать такое страшное заболевание и лишать человека лечения антигуманно. Расширяются и критерии установления умственной отсталости, а также границы педагогической запущенности».
«Мы живём в постоянно меняющемся мире»
Почему же на фоне разрушения классической психиатрии множат отряд психологов? Ответ на этот вопрос можно получить, ознакомившись с тем, как сами психологи формулируют цели и задачи своей практической деятельности. Э.П.Утлик, доктор психологических наук, профессор, написал работу «Теоретико-методические основы практической психологии», одобренную методическим советом Современного гуманитарного университета (СГУ). Работа эта достаточно широко используется коллегами профессора и студентами-психологами. В ней, во-первых, дается определение психической нормы, а, во-вторых, выделяется четыре типа задач, которые стоят перед психологом при взаимодействии с клиентом.
Итак, психическая норма, по определению проф. Утлика (и не только его) – это «принятые в данном обществе на определенном этапе его развития определенные правила и требования к различным параметрам проявлений психической активности человека». Как нетрудно заметить, из такого определения следует, что никаких устойчивых, постоянных критериев нормы не существует. Все относительно, сплошной релятивизм. А если вспомнить глобалистскую мантру «Мы живем в постоянно меняющемся мире», то этапы развития уже не будут этапами в традиционном понимании. Раз мир постоянно меняется, значит, то, что вчера (или даже 10 минут назад) считалось нормой, сегодня (или 10 минут спустя) уже таковой не будет.
Из понимания относительности психической нормы логически следует и формулировка задач. «Первый тип, - указывает проф. Утлик, - включает задачи, вытекающие из социальных норм психического здоровья. Клиент оценивает собственную психологическую ситуацию, опираясь на оценки «нормально – не нормально». Переживания, которые на этой основе возникают, состоят в эмоциях по поводу несоответствия норме… Стратегическая задача психолога в данной ситуации будет состоять в изменении оценочных ориентиров клиента, что позволит ему увидеть свою жизнь в другом свете, расширить перспективы, отойти от шаблонного поведения и переживания».
Второй тип задач, который выделяет автор, «вытекает из системы этических оценок. Переживания клиента ориентированы на проблемы добра и зла или на этическую шкалу: «хорошо – плохо», «правильно – неправильно». Клиент не удовлетворен нравственными параметрами своего поведения, своим отношением к другим людям. Здесь он также подчиняется общественным и межличностным оценкам своего поведения… Психолог, работая с таким заказом клиента, должен обсудить с ним систему его оценки. Психолог может показать чрезмерную жесткость и ограниченность оценочной шкалы «хорошо - плохо». Цель психолога состоит в том, чтобы клиент научился ориентироваться на собственные переживания и критерии оценки, освободившись от внешней зависимости, которая создается ориентацией на оценки других... Необходимо подойти к осознанию дифференцированности критериев добра и зла для разных людей и нетождественности переживаний, основывающихся на этих критериях и, следовательно, их самоценности».
Дальше цитировать не будем, ибо, как говорили древние, «сказанного довольно». И без того ясно, что задача психолога (к какому бы типу она ни принадлежала) – утвердить клиента в мысли, что он – мерило всех вещей, что мнение общества и общепринятые критерии добра и зла ничего не значат по сравнению с его собственными представлениями и желаниями. Главное, чтобы ему было комфортно.
Для наглядности приведем пару примеров, чтобы читатели представили себе, как такая «дифференцированность критериев» реализуется на практике. В основе современного гендерного подхода лежит идея, что пол человека зависит от того, кем он себя ощущает. И полов этих, вернее, гендеров, может быть великое множество. Поэтому если ты, будучи по рождению мужчиной, чувствуешь себя женщиной (или наоборот), или утром ты на три четверти мужчина, а на одну – женщина, а насчет вечера пока не определился, – мы ведь живем в постоянно меняющемся мире! - это все совершенно нормально, это твой выбор. А мнение окружающих пусть тебя волнует меньше всего. Главное, чтобы в каждой из твоих гендерных ипостасей тебе было хорошо, это же поиск себя. И психолог поможет тебе в твоих поисках.
(Попутно заметим, что с точки зрения классической психиатрии расшатывание границ половой самоидентификации может привести к серьезной хаотизации личности, к спутанности сознания, замешательству, фактической потере себя. И честный психиатр не пойдет по этому пути, а, наоборот, будет стараться минимизировать патологию, насколько это возможно.)
Второй пример из другой области, но тоже вполне типичный для нашего времени. Молодой ученый, вчерашний выпускник одного из российских вузов, получает заманчивое предложение поработать в США. Это соблазнительно с точки зрения научных перспектив и заработка, но есть другая сторона. Сегодняшняя Америка – наш главный геополитический противник, и укрепление ее военной мощи (а работа будет направлена именно на это) молодого человека смущает. В таком амбивалентном состоянии он приходит к психологу. А выходит из кабинета, размышляя о том, что необходимо взять с собой в длительную командировку. Нет, психолог не посоветовал ему уезжать! Давать советы в современном понимании работы практического психолога – это признак непрофессионализма! Он просто утвердил клиента в мысли, что взгляд на отъезд как на предательство – типичный стереотип, шаблон, который никоим образом не должен влиять на его, клиента, решение. А клиенту важно определиться в приоритетах: насколько для него значимы творческий рост, успешность, самореализация, и где он наиболее эффективно может этого достичь.
«Главная идея современной практической психологии – преуспеяние, развитие личности с целью достижения успеха», - говорит известный православный психолог И.А. Адливанкин (монах Иоанн), много лет занимающийся реабилитацией наркоманов, игроманов и жертв тоталитарных сект.
Поставщики психологических услуг
Употребление слова «клиент» тоже отнюдь не случайно. Клиент – заказчик услуг. Пришел в ресторан – заказал еду и выпивку, которую любишь. В парикмахерской клиенту делают стрижку по его заказу. В турбюро продают путевку в то место, которое он избрал для путешествия. Показательно, что в процитированной работе Э.П. Утлика даже фигурирует словосочетание «заказ клиента». Отношения по типу «клиент – обслуга» полностью соответствуют задаче современного психолога: утвердить человека в его желаниях, сколь бы они ни были порочны. Хочешь быть педерастом – пожалуйста! Хочешь совершить предательство – на здоровье! Лишь бы УК не запрещал… Здоровья, правда, от этого не прибавляется, а совсем наоборот. Лев Толстой очень точно определил корень безумия. «Сумасшествие – это эгоизм», - записал он в своем дневнике, посетив несколько раз психиатрическую лечебницу проф. Корсакова. Следовательно, потворство эгоистическим желаниям человека, особенно таким, которые традиционно квалифицируются как безнравственные, расшатывает психику вплоть до ее инвалидизации.
Сказанное вовсе не означает, что мы в принципе против психологической помощи, которая во многих случаях очень полезна, а порой и необходима. Мы против отмены традиционных представлений о добре и зле, против аморальности, положенной в основу «работы с клиентом». Мы как раз видим большие перспективы развития православной психологии. Конечно, при условии, что это не ограничится только лишь наименованием, а будет означать серьезную ревизию взглядов, приведение их в соответствие с незыблемыми (а не постоянно меняющимися!) ориентирами: «Аз есть Путь и Истина и Жизнь» (Ин. 14:6). Психолог, стоящий на этих позициях, не будет утверждать человека в его пороках, а постарается помочь ему их преодолеть.
Но даже самый лучший психолог не в состоянии заменить психиатра. Современный мир, заталкиваемый в глобализацию, стоит на пороге массового безумия. Достаточно посмотреть на многотысячные гей-парады в западных столицах, где рядом с размалеванными содомитами в балетных пачках бодро шагают папы и мамы с малышами, у которых в руках радужные флажки. Психической норме объявлена война. Преградить наступление воинствующего безумия должны честные психиатры. Но поскольку психиатрию сейчас уничтожают, они сами нуждаются в защите. Сегодня это не узкоспециальная проблема, касающаяся только душевнобольных и членов их семей, а вопрос духовно-нравственной и информационной безопасности всего общества. Если, конечно, общество не хочет жить при диктатуре безумия.
