Смерть за «паляныцю»
В апреле 2023 года в Ростове-на-Дону в Южном окружном военном суде состоялся процесс над старшиной 501-го батальона морской пехоты вооружённых сил Украины пулемётчиком Антоном Чередником. Его обвиняли по нескольким статьям: в насильственном захвате власти (в ДНР), жестоком обращении с гражданскими лицами, убийстве и прохождении обучения для террористической деятельности.
Этот морпех из ВСУ был захвачен в плен в Мариуполе, где и совершил преступление, которое лично меня заинтересовало особо. Суть вот в чём.
В марте 2022 года, когда город был ещё в руках украинских силовиков, старшина Чередник находился в патруле. И повстречались этому патрулю двое гражданских мужчин (на суде в Ростове озвучили их фамилии – Поцелуев и Пискунов).
Подозревая этих безоружных несчастных мужиков в симпатиях к наступающим российским войскам и вообще к «русскому миру», укро-пулемётчик приказал им раздеться догола, потом положил на землю лицом вниз. Не найдя характерных «прорусских» татуировок, а также синяков на плечах от частого общения с прикладом, потёртостей на теле от амуниции и тому подобных «вражеских» признаков, морпех не успокоился. Он потребовал наконец от Пискунова произнести ключевое для Чередника, проверочное украинское слово – «паляныця». Пискунов, как почти все русские люди, ответил неправильно: сказал «паляница», то есть с буквой «и» после «н» и буквой «а» в конце вместо «я». Всё. Прокололся. Чередник всадил в мужика две пули. Пискунов погиб от «паляницы» (по-русски).
Любопытно, что сам укро-морпех родом из Кривого Рога, что в Днепропетровской области. То есть он непосредственный земляк киевского лидера Владимира Зеленского, который только на второй год своего президентства еле-еле освоил украинский язык. Ведь Кривой Рог всегда был русскоязычным городом. И вообще, по-украински в том регионе говорили только в сёлах, да и то на суржике, смеси русских и украинских слов.
Я бывал там не раз: у меня бывшая жена из Днепропетровска. А её бабушка с дедушкой жили в селе неподалёку, и я туда несколько раз ездил. Старики просто в чистом виде общались по-русски, невзирая на привычное наше понимание, будто всякое село в «незалежной» - оплот украинства.
Впрочем, по всякому там люди говорят. Вот одна из иллюстраций. Русская фраза «в этом году» в центрально-приднепровской Украине (на Полтавщине, Черкасщине, Днепропетровщине и т.п.) во многих сёлах звучала бы так: «у сiм годi». Хотя на официальном государственном языке следовало бы говорить: «у цьому роцi». Почувствовали разницу?
Видимо, старшина Чередник чётко усвоил уроки украинского в 169-м учебном центре сухопутных войск «Десна», что в Черниговской области. И выяснил, что действительно для русских людей некоторые украинские слова труднопроизносимы. В их числе и «паляныця». К слову, это хлеб округлой формы.
Что касается подобных контрольных (или проверочных) слов, то не могу не вспомнить своего коллегу капитана Володю Задубровского, с которым я служил в Прибалтике. Он после дружеской вечеринки с возлиянием на следующий день регулярно докладывал нам: прошёл фонетическую проверку дома, или нет.
Суть в том, что супруга Задубровского, видя, что муж вернулся на подпитии, требовала чётко произнести имя первого в истории монгольского космонавта. Напомню, что звали его Жугдэрдэмидийн Гуррагча. Не так просто даже трезвому озвучить такое сочетание букв. А тут – с одеревеневшим от алкоголя языком…
В общем, Володя Задубровский регулярно по ходу наших периодических застолий вдруг (как бы ни с того ни с сего), чётко артикулируя, сотрясал воздух:
- Жугдэрдэмидийн Гуррагча!
И мы все замирали, угадывая, доволен он своим тестом, или нет. А главное – не пора ли ему уже домой. «А то фонограмма поплыла». И жена устроит ему какие-нибудь внутрисемейные санкции.
Всё это было в далёкую пору моей бурной офицерской молодости. И можно было бы посмеяться. Если бы проверочные тестовые слова не изобрели укро-нацисты. Они давно поняли, что язык – это маркер войны, да и любого другого противостояния, он чётко определяет: кто «свой», а кто «чужой». Для криминала таким маркером является «феня». А если, например, в зрительный зал дворца культуры влетает группа вооружённых мужиков с бородами и кричит «Аллах акбар!», то все присутствующие сразу понимают – эти иноязычные люди точно не молиться пришли. Москвичи, и не только они, эту ключевую тестовую фразу исламистов чётко усвоили. И после «Дубровки», и после теракта в «Крокус-сити холле»….
Нацистская элита на Украине вообще сделала из подобного языкового теста культ. Например, в августе 2024 года «просроченный президент» (как его стали называть после отмены выборов на Украине) В. Зеленский объявил о создании чудо-оружия, то есть беспилотника самолётного типа, под названием…«паляныця». И конечно, все российские средства массовой информации откликнулись на данную новость и написали это слово по-русски – «паляница».
Хорошо, что не могут до наших журналистов добраться хлопцы с Украины типа Антона Чередника. Каждый «москаль» получил бы по паре пуль, как Пискунов в Мариуполе. Выжившие быстро выучили бы укро-мову (спаси и сохрани нас, Господи!).
Война рождает язык?
В своё время я с интересом прослушал лекцию доктора исторических наук Натальи Басовской о столетней войне между Англией и Францией (лекция есть в интернете, но сама Басовская, к сожалению, ушла в мир иной в 2019 году). Интерес мой заключался в том, что изменения государственного языка в Британии невольно напомнили об украинских страстях из-за «мовы». Хотя лекция Басовской – не о языковедении. Просто там были некоторые любопытные для меня детали.
Вообще, в России мало кто знает, что в Англии более трёхсот лет государственным языком являлся так называемый англо-норманнский, а вернее (и по сути) французский язык. Такой статус он получил, естественно, после завоевания Британии норманнами, то есть выходцами из северных земель нынешней Франции.
Предводитель норманнов Вильгельм - он же Вильгельм Рыжий, он же Вильгельм Бастард (незаконнорождённый) - после битвы при Гастингсе (1066 г.), где разгромил британцев, получил ещё одно прозвище - Вильгельм Завоеватель. Перебив почти всю англосаксонскую аристократию, норманнский герцог стал королём Англии. И французский язык стал официальным языком новой монархии.
Правда, были на острове ещё языки: латынь – в монастырях и храмах, а также множество диалектов в разных местностях страны, где выходцы из одной деревни могли совсем не понимать соседей из другой. Поэтому историки придумали такое понятие как «среднеанглийский» язык. Дескать, он помогал крестьянам более-менее договариваться между собой на рынках и ярмарках.
Это, кстати, очень похоже на ситуацию у наших соседей - украинцев. Там тоже до недавнего времени речь гуцула была непонятна полтавчанину, речь галичанина была шифром для одессита, а мешанина иноземных слов у закарпатца или буковинца (из Черновицкой области) не имела ничего общего с речью жителей Волыни.
Лично я, когда учился в украинской школе, на уроках «правильного» украинского языка и такой же литературы постоянно задавался вопросом: кто же именно говорит на такой «мове», кроме учителей?
В любом случае, выйдя из школы, мы все (и юные, и старые) говорили по-волынски. А в соседней Львовщине говорили по-галицки. Моя бабушка пиджак называла по-польски «марынарка», жилетку – «станик», а сарай – «клуня». А на соседней Львовщине сарай называли «шопа». В официальном «среднеукраинском» (по аналогии со «среднеанглийским») таких слов не было. И ещё наше одно характерное слово: «люзно». По-русски это «свободно», а по среднеукраински – «вiльно». Ничего общего. Хотя, да – есть и «вода», и «голова», и «рука», и «молоко»… В общем, более-менее друг друга понимали.
Так и англичане в средние века. Были у них какие-то свои «вода», «молоко» и «голова» с «руками». Но, как и на Украине вплоть до прихода Советской власти, каждый уезд «балакал» по-своему. Именно большевики внедрили вот этот «среднеукраинский» язык в культурологический официоз. До них даже газеты львовских националистов печатались по-русски.
Тут, правда, следует отметить могучую роль спецслужб Австро-Венгрии, особенно в годы I Мировой войны. Они сумели отделить русинов от русских, а украинцев – от русинов. И преуспели на этом поприще разделов. Например, классик западно-украинской литературы Иван Франко в конце ХIХ века в своём дневнике возмущался: «Меня кровно образили (оскорбили – С.Т.), обозвали украинцем, ведь все знают, что я - русин».
Но это другая история. Вернусь к «столетней войне» и аналогии с нынешней Украиной.
Говорившие 330 лет по-французски, английские аристократы заговорили наконец по-английски. Британский король Генрих Тюдор VII впервые в истории (после норманнского завоевания) произнёс тронную речь по-английски. Это случилось в 1399 году. На ту пору уже более 60 лет (!) шла так называемая столетняя война.
В историческом смысле 1399 год – дата не такая уж и древняя. Генрих Тюдор VII - это, например, родной дед Елизаветы I, о которой слышали, видимо, все. Именно при ней британцы стали перехватывать моря и океаны у испанцев. Это уже почти осязаемая нами история.
Теперь ещё факт: первая книга на английском была напечатана всего-навсего в 1475 году (и то в Германии) Уильямом Кэкстоном. А до начала XV века на английском даже рукописных книг не было. При этом на Руси рукописных книг в ту пору были сотни. А за пять веков до Кэкстона русские на своём языке с помощью бересты любовными записками уже перекидывались.
К слову, именно У. Кэкстон чуть позже издал сочинение Томаса Мэлори «Смерть короля Артура», породив до сих пор живущие легенды о рыцарях «Круглого стола».
Опять же подчеркну – совсем рядом с нами стартовал язык, завоевавший ныне почти весь мир. Космическая скорость, учитывая тысячелетнюю пыль на ленивых черепашьих спинах веков.
В скромных масштабах Украины тамошняя националистическая элита тоже совершила нечто подобное, заставив за 30 лет почти повально говорившие на русском города, университеты и прессу перейти на «мову». И даже в сёлах «среднеукраинский» стал побеждать местные диалекты. Такова селява (C’estlaVie), как говорили (хайли лайкли, то есть вероятно) англо-норманны по-французски.
Любопытно, что британцы со своим новым английским так бурно стартанули не в первый раз. Мало кто знает, что именно англо-норманнский (французский) язык был языком межнационального общения не только в Европе средних веков, но даже на Ближнем Востоке. Именно в эпоху Крестовых походов и евро-рыцари между собой, и их противники мусульмане общались на «лингва франка» («язык франков»). Турецкие и арабские купцы так называли язык Ричарда Львиное сердце и его соратников. Нынче «лингва франка» - современный английский. Мы его почти во всех школах учим. Правда, никак толком не выучим.
Моя знакомая учительница частенько говаривала: «Говорить по-английски очень просто. Надо всего лишь выбить передние зубы и язык завязать на узел». Что-то в этом методе есть и серьёзное, потому что очевидно – так, как англичане, могли говорить только бедные люди, лишённые качественного питания и витаминов. В отличие от сытых русских да испанцев с португалами и греками. У нас зубы активно участвуют в производстве звуков – не надо во рту «держать горячую картофелину».
И всё же, несмотря на мой сарказм, это уникальный в истории случай, чтобы жители одной страны дважды дали миру «лингва франка». При этом заметно между собой отличающиеся.
Если верить доктору истории Наталье Басовской, то «столетняя война» являет собой закат эпохи рыцарства и рождение наций. До этой войны не было, по большому счёту, ни французов, ни англичан. Были сюзерены, вассалы, горожане и крестьяне (налогооблагаемая база). Общность людей определялась зависимостью от того или иного герцога.
Правда, были прозорливые умы, которые угадывали грядущее. Например, историк и писатель Жан Жуанвиль (1224-1317) незадолго до столетней войны «готовил» земляков к яростному противостоянию с потенциальным врагом. Он, например, писал: «Англичане не люди, у них под одеждой хвосты». Вот он, образ врага. Хотя до войны ещё 20 лет... Но это случай единичный.
Мало кто воспринимал сообщество людей по разные стороны Ла-Манша как разные народы. Просто подданные одной или другой короны. Подданными английского короля, например, считались аквитанцы, то есть жители юго-западной части нынешней Франции. Кстати, помните «Аквитанский полк» из фильма «Фанфан-тюльпан»? В нём служили выходцы из самой, наверное, винодельческой французской провинции.
Именно Аквитания с центром в Бордо (иногда – в Тулузе) давала британской короне более 80% наполнения казны. И все благодаря знаменитому вину. А перешла эта провинция к англичанам, потому что являлась приданным Алиеноры Анжуйской, которая одно время была даже королевой Франции, но с мужем – Людовиком VII – развелась. И вышла замуж за герцога Нормандского Генриха Плантагенета. А тот со временем стал королём Англии.
И поскольку в те времена приданное всегда оставалось при невесте (вышла она замуж, или развелась – неважно), то Аквитания вслед за хозяйкой поменяла юрисдикцию: с французской – на английскую. Вот и стало вино из Бордо и Тулузы недоступно дорогим для парижан и руанцев.
Не правда ли, административно-политические приключения Аквитании похожи на административно-политические же кульбиты Крыма? С моей точки зрения – почти калька.
В общем, так и началась война, растянувшаяся с 1337-го по 1453 год. С некоторыми перерывами на затишье, чуму и смену королей. Условные Лондон и Париж тянули на себя одеяло в виде спорных провинций – той же Аквитании, Нормандии, городов в нынешней Бельгии… По ходу войны и стали народы континента и острова французами и англичанами соответственно.
Мало того, именно вследствие многолетней вражды и решили новоявленные англичане отказаться от языка неприятеля и перейти на свой «деревенский». И это у них получилось. Тем более, что на пресловутом англо-норманнском говорила только знать да горожане-грамотеи, всего около 5% жителей острова. Вычтем ещё около 5% церковников, монахов и послушников (у них латынь). Вот и получается 90% населения с разнодиалектным, но всё же неким «среднеанглийским» языком.
Это слегка напоминает ситуацию в России в конце XVIII и начале XIX веков, когда вся аристократия по-французски говорила лучше, чем по-русски. И когда на страну навалился Наполеон, то наши партизанившие крестьяне из-за французского языка с удовольствием дубасили своих же офицеров. Данные факты общеизвестны, поэтому детализировать не буду. Подчеркну лишь, что после войны 1812-1814 годов мода на французский язык в России стала заметно угасать. И закономерно, что новая эпоха - интереса к родному языку - породила Пушкина. Короче говоря, получается, что война рождает нацию и язык.
Однако не на Украине. Там похожая на английскую ситуация, но в зеркальном варианте. Борьба за язык (мову) породила войну – сначала гражданскую, на Донбассе и в Одессе (в мае 2014 г.), а затем и в целом с «русским миром». Всё-то у них, у украинцев, не как у людей.
Чероки, команчи и «режим Б»
Почти месяц я лечил старые болячки в Забайкалье, в военном санатории под Читой, в лесной глуши. В одной палате со мной лежал штурмовик Глеб. Он был русский. И залечивал, в отличие от меня, новые болячки, полученные под Донецком. Но большинство раненых в лесном санатории были участники СВО-представители одной из коренных сибирских национальностей. Правда, все общались между собой по-русски.
– А по своему, на родном языке, на фронте говорили по связи, чтоб врага обмануть? – спросил я у них однажды.
– А как же! – ответил один из моих собеседников с характерным азиатским разрезом глаз. - Связь держали только по-нашему. В каждом подразделении был свой «режим Б».
Это значит вот что: чтобы радиоперехваты наших переговоров не смог «расшифровать» противник, бойцы, владеющие национальным языком, распределялись по разным штабам и подразделениям и состояли при командирах в качестве эдаких помощников по связи. То есть «режим Б» – это просто-напросто конкретный боец-«национал» для озвучки и передачи команд от начальства подчинённым и обратно, а также для взаимодействия между соседями, своими же подразделениями.
И ещё важный нюанс. В Сибири немало народностей со своими самобытными языками и наречиями. Соответственно, и «режимов Б» несколько. Так что у нашего командования широкий лингвистический манёвр для запутывания врага. Такая вот военная хитрость для противодействия украинской РЭБ и прослушке российских разговоров в эфире.
Метод, кстати, не нов. Известен, например, со времён Второй Мировой войны. В частности, американцы широко применяли нечто подобное в противоборстве с японской разведкой и её знатоками английского на радиоперехвате. Штатовцы задействовали для обмана врага язык индейцев племени навахо. Те стали связистами-шифровальщиками. И японцы их языка не знали. Впрочем, что немаловажно на войне, не знали языка своих доморощенных индейцев и сами солдаты армии США. А значит, даже если они попадали в японский плен, то сдать врагу «шифр» не могли даже при пытках. Только пленение непосредственного носителя языка – индейца племени навахо – могло помочь императорской армии расшифровать переговоры американцев.
Неудивительно поэтому, что к каждому индейцу-шифровальщику был приставлен личный охранник (а то и два телохранителя), которые в случае опасности попадания в плен своего подопечного обязаны были его ликвидировать. Сами индейцы, конечно, об этом не знали, но догадывались.
Впрочем, эти японо-индейско-американские страсти общеизвестны благодаря голливудскому фильму «Говорящие с ветром» (2002 г.). Там в одной из главных ролей фигурирует Николас Кейдж, который «во всех ролях всё одинаковый» и лично для меня является ярким маркером не очень хорошего (чтоб не сказать «плохого») кино. Но именно «Говорящие с ветром» - картина полезная.
Однако, если с американо-японской войной 1941-1945 гг и языком навахо всё более-менее ясно, то почти неизвестен широкой публике тот факт, что впервые индейские языки армия США использовала ещё в Первую Мировую, в битве на Сомме. Там шифровальщики стали использовать язык племени чероки.
Кстати, в 1990-е в России был популярен джип «Чероки», автомобиль любили наши бандиты. В связи с чем ходила в народе переделанная строка Тараса Шевченко: «Рэвэ та стогнэ джип Чероки».
Так, вот, в Первую Мировую из-за языка чероки застонала германская армия. Она стала стабильно отступать, не сумев расшифровать телефонные и радиопереговоры британцев и американцев на неведомом языке.
Кроме того, 14 связистов племени чокто помогли англо-американским войскам успешно провести Мюс-Аргонскую кампанию во Франции в 1918 году.
А в 1942-м 27 индейцев племени фокс «спрятали» от немцев и итальянцев все переговоры союзников в Северной Африке.
Ну, и конечно, не забыты были также знаменитые воинственные команчи. Полтора десятка команчей шифровали подготовку и высадку англо-американцев в Нормандии в 1944-м.
Что касается нашего отечественного опыта, то лично я помню, как в Афганистане почти у каждого командира был помощник из числа солдат-таджиков. Их национальный язык чрезвычайно близок к языку многих афганских племён. Это иранская группа индо-европейской семьи языков. Фарси и дари, на которых говорят во всём северном и западном Афганистане, являются восточной разновидностью персидского языка. Говорят на них и в Таджикистане.
Короче говоря, в Советской Армии были свои «индейцы» (в хорошем смысле слова). По крайней мере, на ту пору. Это помогало и в радиоперехватах, и при допросе пленных, и при налаживании добрых отношений с местными соседями. В общем, свой «режимТ».
К слову, прекрасно рассказано о приключениях в Афганистане нашего офицера-переводчика в романе «Если кто меня слышит». Книга написана в два пера – знаменитым, но, увы, почившим в Бозе в 60-летнем возрасте Андреем Константиновым (он закончил Восточный факультет Ленинградского университета и служил переводчиком с арабского в Ливии и в Южном Йемене), а также моим приятелем Борей Подопригорой.
Боря закончил Военный университет и служил в армии переводчиком с восточных языков. Был он и в Афганистане. Более того, вместе с группой международных наблюдателей покинул страну позже всех «наших», то есть после генерала Бориса Громова, который провозгласил в своё время, перебравшись на северный берег Амударьи, что за его спиной ни одного советского военнослужащего не осталось. Это была маленькая неправда: за спиной Громова Боря Подопригора «выгуливал» наблюдателей ООН – те проверяли, насколько добросовестно СССР выполнил свои обещания по выводу войск из Афганистана.
Впрочем, о военных переводчиках нужна отдельная глава. А что касается романа Константинова и Подопригоры «Если кто меня слышит», то он заслуживает внимания хотя бы мощнейшим сюжетом (одним из главных в книге) о полузабытом восстании советских военнопленных в пакистанской крепости «Бадабер». О роли сотрудницы ЦРУ и американской «правозащитницы» из «Фридом Хаус» Людмилы Торн, которую моджахеды с удовольствием пускали общаться с нашими пленными бойцами. Длинноносая Торн уговаривала советских ребят ехать в США, но только с условием публично заклеймить СССР как «агрессора и страну, устроившую афганцам геноцид». Именно Людмила Торн (то есть сотрудник ЦРУ), была личной переводчицей семьи Солженицыных в Вермонте и даже проживала там какое-то время.
Я знал о ней ещё и по рассказам (и устным, и письменным) Эдуарда Лимонова, с которым был близко знаком. Это была яростная антисоветчица и русофобка. Хотя лично я с ней не сталкивался, несмотря на то, что она как бы моя землячка – родилась в 1933-м в Ростове-на-Дону. Но коллегам верю. В том числе Эду Лимонову (к которому Торн набивалась в близкие подруги) и Борису Подопригоре – советскому офицеру-переводчику, последнему, вышедшему из Афгана.
Андропов и «Му-му»
Интересную историю рассказала однажды Татьяна Аркадьевна Смолянская (царствие ей небесное!) – в своё время старейшая сотрудница толстого литературного журнала «Дружба народов», автором и даже лауреатом которого я являлся. Мне казалось, что она лично знала почти всех знаменитостей страны.
Помню, в одной из моих повестей было упомянуто, что жена Александра Твардовского страшно ругалась, когда заставала своего великого супруга за выпивкой в редакции «Нового мира».
– Галя никогда не ругалась и вообще не повышала голос, а тем более при редакционной публике, – со спокойным аристократизмом выдала мне Татьяна Аркадьевна, и я исправил рукопись.
Даже к «раскрученным» авторам она была беспощадна. Например, Эдварду Радзинскому не прощала излишнего многословия в текстах.
– Мы вам сделаем обрезание! – говорила она Радзинскому, имея в виду сокращение рукописи.
– Да вы что? – вспыхивал уязвлённый автор. – Там же каждое слово…
– Нет, - рубила Смолянская, - обрезание неизбежно…
Неудивительно, что рассказ про Юрия Владимировича Андропова (одного из руководителей СССР) из уст Татьяны Аркадьевны прозвучал вполне естественно и достоверно. Суть истории такова.
В конце 1930-х она работала корреспондентом «Комсомольской правды» в Карело-Финской ССР. Была такая союзная республика в то время. Если бы не проклинаемый за Крым Хрущёв, то мы сейчас имели бы на шее у России государство «Карелия», союзное с Финляндией (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Это по настоянию Хрущёва у северной республики отобрали «союзный» статус.
Но во времена так называемой войны с бело-финнами Карело-Финская ССР существовала. И главным комсомольцем там являлся известный ныне Юрий Андропов. У Смолянской сложились с ним очень хорошие рабочие отношения. В том числе во время войны с Финляндией в 1939-1940 годах.
Несколько раз бывала посткор «Комсомолки» в штабе Андропова, который, как оказалось, занимался не столько агиткам, призывами и выдачей членских билетов, сколько секретной оперативной работой. Уже в то время Юрий Владимирович проявил свои таланты будущего знатока нюансов спецслужбы. Прежде всего – политической разведки.
Татьяна Аркадьевна в один из визитов в комсомольский штаб увидела на столе Андропова книгу Тургенева «Му-му». Но в первый раз внимание на неё не обратила. А во второй раз, спустя время, заглянула внутрь: книга была дореволюционного (до 1917 г.) издания, со всеми характерными для той поры «ятями» и «ижицами».
– Что это у тебя? – спросила Смолянская.
– Это для шифровок, - признался Андропов, целиком доверяя приятельнице. – У агента на финской стороне – такая же…
Из объяснений карело-финского комсомольского вожака Татьяна Аркадьевна поняла, насколько важен был для контакта с вражеской стороной язык Российской империи, за пользование которым в 1930-е годы можно было и крупные неприятности схлопотать. Но не в данном случае.
В домашней библиотечке какого-нибудь гражданина новообразованной страны Суоми (Финляндии) вполне естественно могли остаться книги на бывшем государственном языке распавшейся империи. Ведь после 1918 года прошло всего 20 лет (правда похоже на постсоветские времена?), и пришедшие, например, с обыском финские спецслужбы, раскрыв «Му-му», увидели бы «царский» шрифт, а не советский реформированный язык.
Короче говоря, при помощи тургеневской книги со старорежимным текстом Андропов вёл кодированную переписку с агентом на «чужом берегу». Вот такой языковой нюанс.
К слову, в 1947 году в Петрозаводске вышла книга Т. Смолянской о комсомольцах «союзной» республики. Однако истории с шифро-книгой «Му-му» там, говорят, не было.
Технический перевод
В конце июля 2024 года на Украину прибыла первая партия американских самолётов F-16. Эти многофункциональные истребители командование НАТО давно обещало Киеву, но мешал языковой барьер. Сами натовцы летать в зоне военной спецоперации опасались, поэтому готовили к работе на F-16 украинских пилотов. Но те не знали английского, а тем более «технического» английского. Вот и тормозилось дело.
Пока бандеровских лётчиков учили языку, пока познакомили с приборами в кабине пилота, пока те усвоили все обозначения, сокращения и аббревиатуры в техническом паспорте и на фюзеляже, пока… В общем, много воды утекло, пока формула «моя твоя не понимать» потеряла актуальность во взаимоотношениях натовских вооруженцев из ВВС и украинских лётчиков. В итоге на решение чисто языковой проблемы ушёл год.
Во время Великой Отечественной войны, когда по ленд-лизу американцы и англичане поставляли нам самолёты, обучение длилось гораздо быстрее. Правда, и техника в те времена была попроще (если не сказать «примитивнее»).
Мой приятель Толя Боровков, бывший корреспондент газеты «Красная звезда» по Южному военному округу, частенько пересказывал мне воспоминания своего отца- отважного лётчика и Героя Советского Союза Виктора Дмитриевича Боровкова. О нём, к слову, есть статья в Википедии. Там сказано в том числе и то, что мужественный русский пилот отличился «на северах» - перегонял американские самолёты с Аляски через Сибирь в европейскую часть страны, чтобы было чем немцев бить. Операция называлась «Алсиб» (Аляска-Сибирь).
Так вот, Боровков-старший вспоминал, что при приёме-передаче (но особенно при освоении заокеанских летательных аппаратов) невозможно было обойтись без техников-переводчиков. Была такая специализация в ту пору в Красной Армии. А звание «военный переводчик», кстати, было установлено в РККА задолго до войны, ещё в мае 1929 года.
Эти техники-переводчики всю документацию на самолёты на русский переложили, да ещё и упростили формулировки, чтобы понятнее было нашим «летунам», которые сели за штурвал после трёхмесячных курсов. А некоторым «удалось» и того меньше – всего месяц учиться.
В общем, без помощи переводчиков-технарей Виктор Дмитриевич Боровков никакую «Аэрокобру» в воздух бы не поднял. А так благодаря ему одна из машин, переправленных с Аляски в Сибирь (и далее – на фронт), досталась пилоту Александру Покрышкину. И тот на ней почти полсотни вражеских самолётов завалил (точное количество сбитых Покрышкиным самолётов историками оспаривается. Обычно указывают 59. Но ведь ещё и до «Аэрокобры» он немцев «заземлял»).
Естественно, нынешние американские самолёты, в том числе F-16, не чета «Аэрокобре» Покрышкина. Украинским переводчикам-технарям приходится труднее при составлении документации «на мове». Впрочем, не исключаю, что переводы шли на русском. Ведь основное авиационное училище вооружённых сил Украины базировалось в Харькове, а Харьков, как известно, испокон веков был русским (точнее русскоязычным) городом. И преподаватели, и абсолютное большинство курсантов общались и учились на русском. По крайней мере, так продолжалось очень долго.
Кстати, в статье Википедии о Викторе Боровкове сказано, будто звание Героя Советского Союза он получил за освоение Севера, дескать, летал и садился на неподготовленные аэродромы в жуткую непогоду и т.п. На самом же деле, как рассказал мне его сын – полковник Анатолий Боровков из «Красной звезды», дело было так.
На Аляске его отец подружился с американским сержантом, который был не последним человеком на аэродроме, кем-то вроде замначальника этого американского военного «хозяйства». Днями и вечерами, осваивая чужую технику, Виктор Дмитриевич освоил и английский язык. Знаний вполне хватило для дружбы с сержантом армии США. Плюс русский спирт помогал развязывать языки. Вот именно эта дружба и позволила Боровкову выяснить, что за «хитрый» самолёт стоит в дальнем углу аэродрома – он постоянно был укрыт брезентом и к нему не пускали русских.
– Это самый новый наш секретный самолёт, – признался нахлебавшийся спирта сержант.
– Покажи! – стал упрашивать наш пилот.
– No! – мотал головой американец.
Но в конце концов сдался. И однажды втихаря показал Боровкову секретное чудо американской техники.
Короче говоря, под занавес операции «Алсиб» Виктор Дмитриевич это чудо угнал на Родину, в СССР. В каком-то смысле, конечно, подлянка по отношению к другу-сержанту из США. Но ведь, с другой стороны, американцы нам столько подлянок за войну устроили, что грех было хоть разок их не объегорить.
Героя Советского Союза Боровкову именно по морально-этической причине присвоили не сразу (то есть в 1945-м), а через три года – в 1948-м. Впрочем, это бросается в глаза при чтении статьи в Википедии: за войну – орден, а за то, что в мирное время в пургу летал и на лёд садился – Золотую звезду. Как будто в войну он самолёты на бетонку сажал в чудесную погоду? Да на брёвна из кедров, вбитые в вечную мерзлоту вертикально! Тот ещё спотыкач для авиашасси!
Но вернусь к языковым заморочкам. Боровков-старший, уволенный из армии в звании капитана, рассказывал, что «наши» переводчики на русский переводили только техпаспорта и основные инструкции по эксплуатации машин и их агрегатов. На панель приборов в кабине пилота бумажки с кириллицей возле датчиков не клеили. Лётчики всё прекрасно понимали и без таких подсказок, поскольку аппаратура была, как уже упоминалось, примитивной: датчик топлива, скорость, высотомер… Это было летунам настолько же понятно, как и нашим автолюбителям, севшим за руль импортных машин, будь они хоть с Дальнего Востока, хоть с атлантического Запада.
В отличие от былых военных времён, с мощными языковыми проблемами должны были столкнуться и наши моряки при освоении французских вертолётоносцев «Мистраль». Напомню, что два из них («Владивосток» и «Севастополь») для России построили в 2012-2014 годах, но так нам и не передали по политическим соображениям – американцы надавили на президента Франсуа Олланда, и тот готовый заказ «зарубил». Из-за присоединения Крыма к России.
Правда, это оказалось нам на руку. Деньги свои мы по контракту вернули, а когда «Мистрали» купил Египет, то ещё и удачно продали Каиру русские вертолёты. Ведь именно под них были заточены недра вертолётоносцев.
Как справлялись египтяне с надписями на аппаратуре купленных кораблей – не знаю. Видимо, клеили бумажки с арабским переводом возле всех датчиков. Поскольку своей производственной кораблестроительной базы у них нет. Впрочем, те же французы могли помочь с арабской вязью, чтобы облегчить египтянам освоение техники (это, правда, меня мало волнует).
А вот в России французские вертолётоносцы планировалось достаивать, в том числе менять (или заново наносить) все технические надписи на русском языке. Ведь мало кто знает (наша пресса, за редким исключением, об этом не упоминала), что контракт с французами предполагал следующую схему создания вертолётоносцев (их должно было быть четыре): первый строился на верфях в Сен-Назере на 80%, а на 20 – достраивался в Санкт-Петербурге; второй – на 60% во Франции, а на 40 – у нас; третий – на 40% там и на 60 – в Питере; четвёртый «Мистраль» - только на 20% в Бискайском заливе, а 80% - у нас на Балтике.
И нанесение понятной маркировки на все пульты и агрегаты по-русски – один из важнейших этапов упомянутой «достройки». Не только установка отечественного вооружения и других секретных штучек включали названные проценты. Любому призывнику-матросу должны были быть понятны надписи внутри корабля: от «вкл» – «выкл» до «вход» – «выход». Тут одними стрелочками не обойдёшься.
А теперь о сроках освоения подобной сложной техники. Флотоводцы и люди, ответственные за подготовку экипажей для «Мистралей», утверждали, что она займёт от года до 2-3 лет. Что же тут удивляться, что украинские пилоты осваивали F-16 больше года. Корабли и самолёты – не чета БТРам и танкам, они предназначены преодолевать неподвластные человеку стихии – море и небо. Отсюда и сроки. Да ещё чужой технический язык.
Я грешный, например, даже «русский морской» язык зачастую не понимаю. Как начнут мои друзья сыпать своими «галсами», «кабельтовыми» и «румбами» - голова кругом. Для меня почти всё равно - что румб, что румба, то есть медленный кубинский танец.
Короче говоря. Нелегко пришлось тем нашим 400 морякам (два экипажа по 200 человек), которые обучались сначала в Санкт-Петербурге с французскими инструкторами, а потом уже в Сен-Назере. Один из наших экипажей даже прошёл ходовые испытания в бешеном Бискайском заливе. Правда, всё зря - Вашингтон не разрешил Парижу передать корабли русским. Только измучили людей французскими терминами.
Слава Богу, больше Россия не ввязывалась в эксперименты с импортным и таким сложным вооружением, маркированным чужим языком.
Толмачи
Мало кто знает, что у знаменитого писателя Юрия Германа, автора популярных романов «Дорогой мой человек», «Россия молодая» и множества других произведений, почти повально экранизированных (например, фильмы «Торпедоносцы», «Мой друг Иван Лапшин», «Семеро смелых»…) есть забытая всеми повестушка «Be hаppy!» («Будь счастлив!») – о советской переводчице времён Великой Отечественной войны.
Книжечка с повестью вышла в свет в Архангельском областном издательстве в 1942 году и, судя по всему, больше не переиздавалась. В интернете я видел аукцион, где одним из лотов была «Би хэппи!». Цена продажи этого антикварного издания в 2008 году составила почти 14 тысяч рублей.
Интересно, у потомков и наследников Юрия Германа такая книжечка есть? Подозреваю, что нет. Хотя…
Вполне понятно, что проработавший корреспондентом на Севере всю войну интендант 3 ранга Юрий Герман не мог обойти вниманием тему взаимоотношений советских людей и обслуги караванов ленд-лиза с военным имуществом, которые регулярно прибывали в порты Мурманска и Архангельска.
Вообще, в ту пору эти северные регионы были самыми англоговорящими в Советском Союзе. Иностранных моряков и специалистов-вооруженцев в наших портах и окрестностях было множество. У них были даже свои клубы для отдыха и культурного досуга. И понятно, что всю эту ораву обслуживали наши переводчики. Они же трудились в портах при приёме и обработке грузов, оформлении таможенных документов, адаптации технических паспортов и инструкций на танки, автомобили и прочее «железо». А ещё читали лекции иноземцам в клубах про воюющий СССР, дублировали кинофильмы…
В общем, о непростом труде переводчиков, об их взаимоотношениях с иностранными моряками и спецами и написал Юрий Герман. Любопытно, что его повесть тут же перевели на английский именно герои его повествования. А затем читали по радио для англичан и американцев. Это тоже было частью укрепления доверия между союзниками.
И ещё интересная деталь. Повесть «Be hаppy!»по радио на английском читала милым голосом Татьяна Алексеевна Русская. И она же работала чуть позже синхронистом на Нюрнбергских процессах в 1945-1949 годах…
Лично я тоже чуть не стал военным переводчиком. Так получилось, что в 1980-м нас, курсантов Львовского военного училища, выстроив в очередной раз на плацу, спросили:
– Кто владеет польским языком? Поднимите руку.
Я поднял. Нас, «поляков», было всего несколько человек. Всех переписали, то есть составили списки с биографическими данными, и велели пока молчать. Но мы и так поняли без объяснений, что Советский Союз потихоньку готовит ввод войск в Польшу, которая в то время бурлила борьбой «Солидарности» с местной компартией.
Правда, обошлось без сценария, который в 1968-м обкатали в Чехословакии. Генерал Ярузельский ввёл в Польше военное положение. Мой польский язык не понадобился. Но я по-прежнему читаю книги на польском и смотрю польское кино на языке оригинала. И чтобы язык не забыть, и потому что чужая культура, если её немножко знаешь, бывает интересна.
Но самое главное – я ещё с 1980 года внутренне готов участвовать в допросе пленных польских солдат и наёмников. Их сейчас много на Украине. Авось пригожусь.
К слову, многим полякам переводчик с русского (как и мне с польского) не нужен. По некоторым опросам около 28 процентов поляков неплохо знают русский язык. А среди тех, кто воюет в «незалежной», таких значительно больше. Не исключено, что раза в два.
В любом случае, процент владеющих русским языком граждан Польши гораздо выше всех остальных жителей Восточной Европы, где в своё время русский язык был обязательным не только в рамках школьной программы, но и в институтах-университетах. Например, в последние годы, несмотря на обилие русских владельцев недвижимости в Болгарии, лишь 25 процентов тамошних жителей говорят и понимают «по-нашенски».
А ведь в Польше русских владельцев недвижимости почти нет. Секрет знания нашего языка поляками прост – эффект туризма, причём, взаимного (они к нам ездили не меньше, чем мы к ним), а также неподдельный интерес поляков к русской культуре. Они помнят и знают и наше кино, и литературу, и эстраду. Они им культурологически близки. Там ещё не забыли ежегодный фестиваль русской песни в городке Зелёна Гура.
И вот теперь наш язык пригодился полякам в войне на стороне Украины. А у нас польский знают лишь десятки спецов.
Что касается немецкого языка, то тут я оплошал. Не слушал я нашего преподавателя немецкого языка Лидию Александровну Андросову (царствие ей небесное!), не штудировал язык так, как она требовала. И напрасно. Позже, когда служил в Германии, он бы мне помог во многом. Увы…
А ведь говорила нам, молодым дуракам, Лидия Александровна, что наша языковая программа проста и даже примитивна. Знали бы мы, как она под Берлином готовила к работе наших разведчиков! Занятия проходили «на местах», порой с практической отработкой действий. Например, на кухне варили суп: при этом изучали рецепты, названия блюд и ингредиентов в разных немецких землях (субъектах федерации, говоря по-нашему). Ведь одно и то же блюдо по-разному готовится и по-разному же называется в разных концах Германии.
Отдельная и опасная для обсуждения тема – спальня и секс. Андросова объясняла будущим «штирлицам», что именно в постели случается большинство провалов. Названия любовных поз, мельчайших действий, всю эту «мелкую моторику» её подопечные должны были усвоить накрепко, чтобы даже в состоянии эйфории не проколоться.
– А вам, неучам, лень 1000 слов прочитать про политику и экономику, где половина терминов интернациональна! – ругалась Лидия Александровна.
Одно из немногих немецких слов, которым я иногда пользуюсь до сих пор - Feind (противник). Даже на занятиях по тактике, делая конспекты, я вместо русского слова «противник» писал букву F. К тому же с Фантомасом была ассоциация.
Парадокс заключается ещё и в том, что в Германии я однажды понадобился немецким (при ГДР) офицерам-переводчика как носитель русского языка. Мы с моим коллегой Игорем Еремеевым были приглашены на их совещание, потому что знали лично одного из переводчиков – Ральф жил в Потсдаме с нами по соседству. И к тому же главный редактор военной газеты, где мы служили, считал нас с Игорем самыми «языкатыми».
Вот мы и занялись с немцами «развитием речи»: рассказывали анекдоты, обсуждали фильмы, книги и т.п. В общем, немцы «купались в языке». А мы выступали в роли «бассейна», где десятка два ГДРовских офицеров постигали нюансы «великого и могучего», включая и ругательства. Ругань тоже была важна.
К слову, половина польских ругательств – наши. Так что, если русский солдат где-нибудь под Харьковом в наши дни во вражеском эфире услышит русский мат – не факт, что выражается украинец. Запросто может быть поляк.
Но в ту пору, когда я служил в ГДР, существовал в политуправлении нашей Группы войск так называемый 7-й отдел. Это спецпропаганда. Офицеры отдела по идее должны были морально-политически разлагать войска противника (Feind). Увы, никого они так и не разложили. Наоборот пропагандисты ФРГ (пропагандоны, как мы выражались в ту пору) разложили и всех жителей ГДР, и даже некоторых наших идиотов. Но это отдельная тема.
Впрочем, одним из офицеров 7-го отдела, но уже в Тбилиси, в штабе нашего Закавказского военного округа, служил в своё время лейтенант Владимир Жириновский. Он пытался «разлагать» турецкую армию. Тоже не разложил. Однако и фигура Жириновского достойна отдельного разговора. Тем более, что я встречался с ним лично.
А вот что заслуживает внимания, так это вдруг появившийся Музей языка в Крыму, в посёлке Зеленогорье. Создали его супруги из Ростова-на-Дону. Глава семьи – бывший дипломат, сотрудник нескольких наших посольств в странах Юго-Восточной Азии. На многих языках, по выражению Саввы Игнатьича из фильма «Покровские ворота» – «как птица поёт». Но главное – посетители могут в музее не только чужую письменность увидеть – (от узелков и расписанных камней до китайской печатной машины), но также иноземную речь услышать. Причём, и живую, и «мёртвую», включая язык Иисуса Христа.
Правда, с разноязыким врагом на Украине общаться это не поможет, зато научит свой язык любить и беречь.
Увы, у меня в этом смысле особая позиция. Я родился, крестился и учился на Западной Украине. Вплоть до поступления в военное училище все мои документы – на украинском. Я заканчивал украинскую школу, где физика, химия, биология и т.п. были на «мове». Но после майдана 2014 года, когда слышу официальный так называемый украинский язык, - раздражаюсь.
Сергей Тютюнник, полковник запаса
Илл. миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV века
