Если бы меня спросили, какое самое лучшее место в России, я бы, не задумываясь, ответил: Костромская губерния. Таково моё мнение. Мне пришлось бывать там в конце 80-х годов прошлого века. Мой учитель работал над фильмом о Костроме. А я помогал ему снимать для игровой картины документальные кадры.
Съёмки велись на плёнку, а считать тогда умели. Поэтому я очень быстро, за два дня, выполнил всю документальную работу, после чего передо мной предстало двадцать свободных дней. Через полгода должен был случиться мой собственный режиссёрский дебют, фильм о провинции. Имея столько свободного времени, я решил «пойти в люди».
Сперва направился в музей изобразительных искусств города Костромы. И уже через полчаса, сидя в кабинете его директора Виктора Яковлевича Игнатьева, беседовал с ним о крае, об искусстве, о культуре. Было ощущение, что мы давно знакомы, между нами не пролегало никакой границы, отсутствовала энергия отчуждения. Мне даже казалось, что я наверняка с ним где-то раньше встречался, что не может быть такого тесного контакта, возникающего мгновенно, безо всяких предшествующих поводов.
Музей изобразительных искусств возник стараниями Виктора Яковлевича, именно он спас костромскую икону, открыл миру великих русских художников: Григория Островского, Ефима Честнякова и многих других. Через несколько часов мы с ним на вертолёте уже летели в Кологрив, город Костромской губернии, искать камень для памятника Ефиму Честнякову.
За два дня в Кологриве произошло огромное количество встреч с интересными людьми. Мы побывали в Княжьей Пустыни, прошли пешком из одной деревни в другую, встречались с так называемыми штучными русскими людьми, которых, казалось бы, уже и не осталось нигде. Помнится, после наших скитаний по Кологривской земле мы зашли в какой-то колхоз на реке Унже и, утоляя приятную усталость, посетили колхозную столовую, где целый час ели. Два борща, три салата, два вторых блюда с кусками баранины в полтора килограмма. Несколько морсов. После этого, когда мы спросили, сколько же это будет стоить, нам ответили: «сорок шесть копеек». О таком сейчас трудно вспоминать, подобный завтрак будет стоить наверняка целую пенсию, а то и больше.
Виктор Яковлевич познакомил меня с писателем Вячеславом Шапошниковым, ныне протоиереем отцом Вячеславом, духовником Костромской семинарии. Всю ночь мы просидели с ним, и я многое понял о жизни и о России. На студии мой сценарий будущего фильма казался мне излишне русофильским, но в разговоре с Шапошниковым он выглядел едва ли не русофобским.
Именно в Костроме я заново открыл для себя Россию, после этого уже навсегда. В знаменитом селе Красное, что на Волге, я ходил из дома в дом, готовясь к фильму, искал дореволюционные фотографии, потом копировал их. Старался понять людей прошлого. И нигде не получал от жителей отказа. Все принимали меня, вели многочасовые беседы. В этом богатом селе ещё до революции многие сами занимались фотографией, сохранились реликтовые пластинки. Их мне давали бесплатно, безо всяких расписок. Я ездил в Кострому, печатал, затем возвращал. Всё на честном слове, на вере в человека.
Там же мне несколько раз хотели подарить древние потемневшие иконы. Но я, к счастью, нашёл в себе силы от них отказаться. Отвечал им: «У вас же есть дети, внуки, и это самое ценное, что есть в деревне, — то, что соединяет вас с вашими далёкими предками в молитвенном общении. Они молились на эти иконы, вы молитесь. Ничего ценнее нет». И люди, помнится, как-то с благодарностью соглашались с этим.
Набрав фотопластинок, прибыл в первую попавшуюся в Костроме лабораторию, подошёл к директору и спросил: «Можно ли напечатать фотографии? ». Мне тут же выдали бумагу, и я несколько дней ходил к ним, бесплатно копируя все снимки, не понимая, как такое возможно.
В сказочном городе Судиславле в музее мне чуть было не выдали на руки экспонаты. Им и в голову не приходило, что я мог не принести их обратно. Каждый день я выезжал на автобусе, куда глаза глядят, выходил где-нибудь на остановке и шёл к деревне. Везде меня встречали очень приветливо, дружественно.
Во время одной из таких поездок, выйдя на остановке, я приметил вдалеке озеро на дне лощины. Спустившись к нему, увидел внизу на берегу деревянный храм. Из-за холма ко мне, играючи, бежали четыре козлёнка, а за ними шёл старец в подряснике. Мы разговорились.
Я узнал, что это старообрядческая церковь, а мой собеседник — её уставщик. Целых два часа шла беседа. Старец разрешил мне войти внутрь, рассказывал про общину. Его речь была размеренной. Я нутром почувствовал, что святая Русь — существует, она здесь, рядом, лишь до времени притаилась.
Каждый день — какие-то впечатления, новые люди, от которых льётся желание помочь, понять, поучаствовать. Этот духовный свет пролился на меня и, как мне кажется, до сих пор хранится в моей памяти, связанной с теми днями.
С тех пор я больше не бывал в Костроме. Признаться, мне боязно туда ехать. Боюсь, что тот образ святой Руси поддался тлену нынешнего времени. Но интересно другое — после моего визита, через несколько лет я задал вопрос своему однокурснику: «А какое, по-твоему, лучшее место в России? ». Тот сразу же ответил: «Знаю! Кострома! »
