У моего деревенского соседа и друга Николая Абрамовича умерла жена — и всё в его жизни как-то сразу перевернулось. А ведь ничего не предвещало беды. Анна Михайловна, его супруга, была на редкость энергичной женщиной, работящей, порой могла сработать одна за целую бригаду. Сколько помню, она всегда что-то делала на земле, что-то выпалывала, сеяла, поливала. То её увидишь на одном конце деревне, то на другом. Все деревенские новости распространялись с помощью её быстрых ног. И тут вдруг такое.
Для самого Николая Абрамовича будущее было определено и спланировано. Его Нюра была на семь лёт младше, а, значит, именно она должна была его похоронить. Потом уехать в город к детям, чтобы нянчиться с внуками и раз в месяц приезжать в деревню к нему на погост, поминать, разговаривать. Соответственно, оставши- еся годы он планировал прожить душа в душу со своей ненаглядной.
С этими мыслями Николай Абрамович сжился и был уверен, что именно так всё и произойдёт. Однако, судьба распорядилось по-другому. Прошло уже несколько недель, а Николай Абрамович всё никак не мог понять и осмыслить образовавшуюся вокруг него пустоту. Нет ни привычного голоса Нюры, ни суеты, ни забот. Он никак не мог поверить, что остался один. И затосковал мужик, осунулся, посерел, потерял интерес к жизни. Даже перестал ухаживать за своим конём. Ничего не могло его пробудить: ни разговоры с соседями, ни телевизор, ни привычная в таких случаях выпивка. На глазах угасал мужик.
Мне вдруг пришла в голову мысль. Как-то приехав из деревни, я целых два дня разбирал свои старые деревенские видеозаписи, снятые ещё на VHS. Свадьбы, застолья, разговоры, просто быт. Искал все кадры, связанные с Анной Михайловной. Их оказалось немного. Вот она поёт на свадьбе, потом разговаривает с моей матерью, молчит на чьих-то похоронах, просто гуляет около своего дома и что-то, как всегда, делает.
Когда я склеил все эти кусочки — получился двадцатиминутный ролик, который я и подарил Николаю Абрамовичу при первом же удобном случае. А на следующий день тот поехал в город к сыну, захватив с собой видеокассету. Вернулся вечером какой-то возбуждённый. На следующий день снова уехал в город и потом зачастил туда почти ежедневно. А через несколько недель приехал его сын Володя, рассказал: отца-то совсем не узнать, то раз в два месяца не дождёшься, то по полгода не бывал, а тут вдруг через день зачастил. И всё сразу просит поставить фильм про его Нюру. Смотрит порой по пять, а то и по десять раз подряд. Наблюдает с воодушевлением, что-то бормоча про себя. Словом, вновь ожил мужик, вернулся к жизни.
"Вот теперь", — продолжал Володя, — "купил ему видеомагнитофон, пусть уж дома смотрит сколько душе угодно, чтоб не мучился, не бегал на станцию каждый день".
И действительно, Николай Абрамович стал вновь меняться на глазах. Как-то повеселел и вновь начал общаться с соседями и друзьями. Мне же он всегда говорил: "Как хорошо, что есть такая вещь, как кино". И рассказывал вновь об ощущениях от ролика, от встречи с Анной Михайловной на экране. "Вот у меня, — говорил он, — есть фотоальбом, чего там только нет! Но это всё равно не то, по сравнению с кино. Вот, она говорит, — Нюрка, в фильме, что кто-то лавку разобрал. Так это она про Шуру Новостряниха". Казалось, что он знал каждое слово, звучащее с экрана и ценил каждую секунду.
Потом я делал ещё несколько копий этого ролика, потому что многочисленные ежедневные просмотры быстро стирали магнитную запись. Соседи порой даже стали подшучивать: "Вон как Абрамыч побежал домой-то, всё Нюру свою по телевизору смотрит, всё никак не насмотрится".
Как-то я приехал в деревню и зашёл вечером к соседу. Естественно, Николай Абрамович сидел перед телевизором. Мы досмотрели его ролик, а потом ещё долго беседовали. Он угощал самогонкой, рассказывал о том, как они жили. Непросто, порою ругались и даже дрались, а вот ведь всё равно лучше её, Нюрки-то, никого в жизни и не было. Уходил я от Николая Абрамовича поздно ночью. Простившись, ненадолго задержался около дома. Через минуту вновь услышал голос Анны Михайловны — мой сосед смотрел фильм, вновь говорил со своей единственной Нюрой...
Да, подумалось мне, кино многое может. Способно, как наше телевидение, разложить и опустошить душу, лишить человека веры и надежды, превратить его в зомби, но так же может и вернуть к жизни, вселить надежду, воскресить, казалось бы, уже погасшую душу. Кто знает, может быть, этот бесхитростный ролик — единственно путное, что мне удалось сделать в кино.
В оформлении использована картина Полины Болотовой "Старуха моя померла, но помнит меня, приходит".
