Недавно вместе с моими коллегами по Изборскому клубу я побывал в Иране. Это страна древних огнепоклонников — огромных поселений, в которых стоят дымные туманные колонны, каменные львы, вековые изваяния. И в то же время — страна баллистических ракет, ультрасовременных индустриальных центров. Страна ослепительно красивых, украшенных зеркалами мечетей, где солнечная вспышка разносит тебя и твоё отражение по всем концам вселенной. И страна могучей атомной станции, страна ядерных физиков и высоколобых величавых мусульманских мыслителей.
Мы приехали сюда для того, чтобы исследовать возможность сближения России и Ирана, установления между нами стратегического партнёрства, стратегической близости. Иран переживает очень интересный — драматический и пафосный — период своей истории. Десятки лет Иран, занимаясь ядерной программой, находился в жесточайшей блокаде со стороны Запада, Америки. Ирану не позволяли выходить на рынки с его главным богатством: нефтью и газом. Заморозили счета в западных банках, где всё это время кисли, дряхлели миллиарды долларов, принадлежавшие Ирану.
Иран то и дело ждал нападения. Израиль грозил бомбардировками ядерных объектов, а сухопутные контингенты вот-вот готовы были пересечь иранскую границу. Иранское общество жило в состоянии мобилизации, затягивало кушаки, экономило, берегло каждую копейку. И вдруг победа. В результате переговоров по ядерной программе, где благую роль сыграла и Россия, американцы отступили. Сняли целый ряд санкций. В ближайшее время разморозят или уже разморозили 50 миллиардов долларов иранских средств, что хранятся в западных банках. Эти деньги скоро хлынут в Иран. Тот быстро перекачает их в собственные банки и намерен отдать их местным предпринимателям — среднему и малому бизнесу — под невысокий процент, что обеспечит иранское экономическое чудо.
Иранское общество в результате таких послаблений качнулось в сторону либеральных ценностей. Мы спрашивали у наших партнёров, не является ли стратегический компромисс с Америкой, либерализация иранской жизни своеобразным протестным восстанием против теократических принципов, на которых устроена иранская жизнь? Нет, объясняли нам, противоречия с Америкой у Ирана стратегические и метафизические. По-прежнему Америка для Ирана — это большой шайтан. И в Сирии, где происходит сегодня военная драма, интересы Ирана и Америки кардинальным образом не совпадают.
Иран участвует в сирийском процессе политически, дипломатически, присутствует и на поле боя. Иранские контингенты — стражи исламской революции — воюют на сирийских полях сражения. И по некоторым источникам, иранцы несут там немалые потери: они уже приближаются к тысяче погибших.
Россия и Иран на поле боя взаимодействуют как партнёры, как союзники. Концепция Ирана относительно Ближнего Востока такова: не позволить Западу перекроить Ближний Восток в своих интересах. Территориальная целостность ближневосточных государств, в частности, Ирака и Сирии, должна быть соблюдена любой ценой. Правительство Башара Асада должно остаться. И Асад является той красной чертой, за которую Иран в своих компромиссах никогда не переступит.
В результате последнего визита президента Путина в Тегеран, где он встречался с иранским духовным лидером аятоллой Хаменеи, были развеяны накопившиеся за десятилетия сомнения, подозрения и противоречия. Пробиты и раскупорены каналы, через которые наши отношения, наше взаимодействие должно быть усилено и в ближайшее время очень резко интенсифицировано. Прежде всего, это оружейные контракты. Некоторое время мы воздерживались от поставки в Иран стратегических вооружений, в частности, систем противовоздушной обороны С-300. Теперь эти препятствия сняты, и первые элементы противосамолётных, противоракетных систем уже поступают в Иран. Начинается поставка других видов вооружения, различных товаров и оборудования. Министры обеих стран встречаются, заключается масса торговых договорённостей.
Главным объектом нашего взаимодействия остается Бушерская АЭС, драматическая станция, которая была заложена более тридцати лет назад. Но когда произошла Иранская революция, проект был приостановлен. Во время ирако-иранской войны на станцию налетали самолёты, бомбили, разрушали корпуса. Среди строителей станции были жертвы, мученики. И вот строительство этой станции решили передать русским. Мы взяли незавершённый объект — этот огрызок, обломок, в который были вмонтированы элементы чужой индустрии, чужой техносферы, и надрывно, мучительно встраивая свои машины и реакторы в ту схему, достроили станцию. Теперь она работает в полную мощь. И наши специалисты присутствуют на станции уже не как строители, а как учителя, как дублёры, они помогают иранским операторам, технологам освоить новую технику, контролируют их.
В ближайшее время будет заключён контракт на второй, на третий и, может быть, на четвёртый блоки. Эти грандиозные проекты разрабатываются совместно русскими и иранцами и осуществляются по совершенно новым, современным русским технологиям. В тяжёлый кризисный период появление этого контракта — ох, как важно нам!
Иран — это страна нефтеполей и газовых месторождений. Колоссальное месторождение под названием Южный Парс на берегу Персидского залива. Когда мы в ночи подъезжали к этому месту, нам открылось огромное — до горизонта — поле, усыпанное бриллиантами. Голубыми, золотыми, белыми. Так светились вышки, башни, трубы, реакторы, цилиндры, шары, сферы, которые проводят сложнейшие химические реакции по переработке газа.
Газ сжижается и переправляется на причалы, на пирсы, где перекачивается в огромные газовозы. Те плывут по Персидскому заливу в сторону Японии. На эти пирсы приходит и масса изделий из газа: полимеры, всевозможные полуфабрикаты. Иран перерабатывает свой газ, получая от переработки немалые прибыли. В строительстве этого замечательного комплекса участвовали и русские.
На Южном Парсе мы спрашивали, что будет теперь, когда Иран со своим топливом, нефтью выйдет на мировые рынки? Не собьёт ли это окончательно цены на нефть? И не испытает ли от этого Россия неудобство в мучительно кризисный период? Нам объясняли, что выброс иранской нефти на мировые рынки абсолютно незначительно колыхнёт их, потому что в первые годы этот объём будет нечувствительным по отношению к огромному производству нефти во всём мире. К тому же, учитывая способность России и Ирана заключать сложные экономические, финансовые отношения в газонефтяной сфере, быть может, в какой-то момент возникнет разговор о создании нового ОПЕК. Эти возможности искупают те тревоги и опасения, что связаны с выходом Ирана, с его нефтью, на мировые рынки.
Нам очень важно было встречаться не только с технократами, с военными, не только с представителями дипломатии и научных кругов. Мы общались с духовенством. В священном городе Кум, что в ста километрах от Тегерана, сосредоточены десятки исламских университетов. Там работают самые блистательные, изысканные умы, изучающие ислам, шиитскую версию. Они исследуют вопросы, которые у нас в России являются юрисдикцией гражданских учреждений. Например, возможно ли с точки зрения ислама использовать оружие массового уничтожения. Или устанавливают, каким образом, согласно исламскому мироучению, дети ещё во чреве матери обладают правами. И нарушение этих прав, убийство детей во чреве матери, является антизаконным, антибожественным актом.
Мы исследовали проблемы справедливости. Сегодняшний мир устроен несправедливо, он чает справедливости. И Ближний Восток, да и другие регионы, где падают крылатые ракеты, идут в атаку батальоны, где гибнут люди и дымятся взорванные города — это места с недостатком справедливости. Разработать концепцию справедливости для всего человечества — колоссальная мировоззренческая задача. В исламе слово "справедливость" занимает ключевое место. В нашем православном Новом Завете слово "справедливость", заменённое словом "правда", тоже является базовым. "Блаженны изгнанные за правду". Мы переходили из одного исламского университета в другой, садились за столы, и наши изборские профессора, философы, размышляли на эту тему с исламскими учёными, богословами, на головах которых красовались чёрные и белые чалмы. И мы поняли, что иранская мечта, мечта о совершенстве, основана на понятии о справедливости так же, как и русская мечта о благом устройстве мироздания. Эти две мечты совпадают. И в Иране, и в России слово "мечта" равно словам "любовь", "милосердие", "сострадание", "благоговение". Тождественно представлению о гармонии, которая выстраивает отношения человека и человека, человека и общества, человека и природы, звезды небесной и цветка земного. И в этих беседах, в напряжённых поисках, духовных исканиях, когда мы посещали то грандиозные индустриальные центры, то подходили к великолепным, с золотыми куполами, мечетям и гробницам, мы понимали, что мы — два соседних великих народа — обречены не просто на добрососедство, а на дружбу, на создание нового справедливого мира. А разве не этим живут остальные народы? Разве не этого чает всё остальное человечество?
