«Про смерть легко в отопленном доме писать...»
Откровение Монеточки.
Мне откровенно не нравится певица Монеточка. Вы её не знаете? Наверное, правильно. Сумбур вместо музыки. Хотя, она и её песенки — актуальны среди молодёжи. Больше того — среди якобы-образованной и типа-думающей молодёжи. Той, что по Европам катается и гаджеты фирмы Apple предпочитает юзать. С другой стороны, мне и не должна импонировать юношеская мода. Моя мама полагала, что Виктор Цой поёт на одной «противной» ноте и тупо перечисляет предметы и явления. Как в том анекдоте: «Что увижу — то пою». Одна взрослая подруга тогда сказала: «Группа «Кино» - это какой-то дешёвый акмеизм для столичных ПТУшников». Поэтому было бы странно, если бы я стала фанаткой вышеупомянутой Монеточки — нас вдохновляла другая умца-ца, иные формы, «дырки-булки-вилки» и прочие «алюминиевые огурцы на брезентовом поле». Рок-н-рол, пусть и мёррт, а БГ — ещё нет. А в Монеточке меня раздражает всё — от сценического имени до тоненького инфантильного голоска. Создание, которое никогда не повзрослеет. Никогда не превратится в ...полтинник. Мне — скоро полтинник, я ворчу. «Мне триста лет, я выполз из тьмы», - как пел уже другой наш кумир, коего мы отринули, раз он выплеснул: «Моя страна сошла с ума». Однако же «вот море молодых колышут супер басы» - всё так. Не такие, как нам бы понравилось. Но у Монеточки — не басы (игра слов, да, басы и бас — не одно и то же, я в курсе). Писк юной хипстерши, раздающей банальные истины. Истинки. У Монеточки не может быть полновесных идей — она разломится под их неимоверной тяжестью.
Эра лёгкости и очаровательного тяп-ляпа. В своё время Ильф и Петров писали: «Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны "Мертвые души", построена Днепровская гидростанция и совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь "уйди-уйди", написана песенка "Кирпичики" и построены брюки фасона "полпред". В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далёк от таких высоких материй». Нынче сделалось модно проживать свою life в «маленьком мире», где французский луковый суп в хипстерской забегаловке предвещает многия «лайки» запиленному look-у. Монеточка — богиня маленького и уютненького мира. Мирочка. Это даже не мирок. В сетевом общении популярны уменьшительно-ласкательные формы. Хорошенькая девушка — няшечка. Гастрономический изыск — вкусняшка. Мелькают «печеньки» и «отношеньки». Если всё не о-кей и не сложились отношеньки или врач запретил вкусняшки, то - «печалька». Хрупенькое, болезненное, тухлое. Тухловатенькое. Потому как Большой Мир, созданный в эпоху индустриализации (ах, я опять о своем СССР!) позволяет девочкам с крохотными, неумелыми лапками ни черта не делать — сдавать прабабкину квартиру и целыми днями мацать пальцами новенький ай-пад. Монеточка — их кумир. Выразительница их миленького счастьица, иногда отдающего печалькой напополам с печеньками. «А я живу не так уж плохо, пью сахарный чай. / Пишу на новеньком макбуке тексты про печаль», - констатирует Монеточка.
С какой радости я так долго ругалась по поводу неинтересной мне певицы? (Певичкой называть не стану — певичка это пошлятина, а Монеточка - птичка). Она выдала около-социальную композицию — и не о чём-нибудь, а про 1990-е. О! Это надобно дослушать до конца, преодолевая подкатывающее отвращение к чириканью и курлыканью. Здесь нет ни малейшей идеализации «святых-девяностых», как их предложила именовать мадам Наина Ельцина. Что же наша копеечка-невеличка? Сама Лиза Гырдымова (такова Монеточка по паспорту) сказала в интервью Фонтанке-Ру: «Всем людям моего поколения родители рассказывают о 90-х, все эти страшные байки, и для нас 90-е это некая такая сказка перед сном. Какой-то странный мир, про который мы все немножко знаем. Что там было страшно, выходишь на улицу – бандиты стреляют. И я хотела вот это вот передать как мне это рассказывают родители про это время. Сама я про него, конечно, не знаю. И так и говорю: только из кассет и песен Кровостока». Да, Монеточка не была бы собой, если бы знала о прошлом своей страны из книг или статей — Проханова, Холмогорова или Кара-Мурзы, не так важно. Что за «Кровосток»? Ещё один голос поколения — рэп-группа с претензиями на остроту.
Впрочем, повторюсь, - песня Лизы о 1990-х уже тем хороша, что не романтизирует лютые годы. Авторша не пытается по ним скучать. Не рассматривает в качестве «глотка свободы» и «времени больших возможностей». Текст песни занятнее, чем сама песня. Правда, есть нюанс! Лиза-Монеточка прыскает матерком — гнусно и ненатурально. Вообще, нецензурная брань годится в одном случае — когда наступает экстремальная ситуация и уже попросту нечем выразить простую, жёсткую мысль. Щебечущей вечно-юной Монеточке «не идёт» ругаться матом, ибо очень сложно представить, что ей на ногу может упасть рессора от трактора «Беларусь». Лизочка вставляет ругань совершенно по-детски— будто бы желая казаться крутой и конкретной. Но не взрослой, а — самой-самой продвинутой в компании таких же юниц-безобразниц. Выглядит ужасающе глупо. Вместе с тем... песня — своеобразный памятник эпохе. Двум сразу — той и этой. Что думает о 1990-х кумир нынешней толпы? Так послушаем!
Итак, лирическая героиня Монеточки — сугубо несчастное и ущербное существо - её «...зачали в видеосалоне где-то под стрельбой, под лай и вой». Утомляющая констатация. Пропустив тему зачатия, обратимся к видеосалонам - на рубеже 1980-х и 1990-х они превратились в оазисы буржуазной культуры. Стрельба, крутые блокбастеры с участием тщеславных культуристов и разная зубодробительная мешанина из «хороших» и «плохих» парней, прыжков с небоскрёба и — финально-триумфальная драка в заброшенном цеховом помещении. Лай и вой — хорроры, которые неплохо легли на общую канву постперестроечной житухи. Что же было кругом? Оказывается, ещё противнее, чем в «Пятнице 13» и «Терминаторе-2»
«Бензином водку мешали, глушили литрами, / До десяти доживали самые хитрые», - выводит Монеточка, и мы вспоминаем, что в те безумные годы никого особо не удивляли дети-беспризорники — грязные, зачумлённые, обкуренные разнообразной мерзостью и хорошо, если просто пьяные. Они сбегали из дома, пока их мамы «челночили» в Польшу или пытались устроить личное счастье. «Курили что угодно, только не сигареты / Потушили-забыли: что было – прошло». Сейчас кажется диким, что в 1990-х попробовать наркоту — хотя бы «травку» - не считалось чем-то из ряда вон. Жизнь человека не стоила и гроша. О, нет, конечно, — доллара. Трупы — не пугали. Их находили в парках и скверах. С простреленными лбами или — безо всяких повреждений. У девочки - «передоз». Так зачем вызывать скорую, когда всё равно девочка — созрела? Для смерти. Да и скорая будет ехать часа три.
Уверенный рефрен эпохи: человек человеку — мишень. Поэтому «Делить ларьки ужасно весело с другом на даче / Делить страну – это немножко другая задача…» Пока туповатый короткопалый мальчик, обрадовавшись, что больше не надо стремиться в вуз, расстреливал вчерашнего соседа по парте (пацаны не поделили территорию под бизнес и Ляльку-модельку), взрослые умненькие дяди рвали на части бывшую сверхдержаву. Становились не боссами ларьков со сникерсами, а — главами маленьких, но гордых недо-стран (эти мелкие «це-Европки» до сих пор булькают и потрясают кулачонками). Дивная-дивная, ужасающе наивная Монеточка: «Я с детским ужасом узнаю про то, что в девяностые убивали людей». У неё до сих пор все ужасы — детские. «Понавесили крестов на корешей, / Пиджаки земляничные нагладили». Не бордовые - Bordeaux не для девчулек, а - именно земляничка. Ягодка. Но схвачено верно — золотые цепи с громоздкими крестами. И — прикид от Версаче. Этот фанфарон ввёл в моду яркие мужские пиджаки ещё в середине 1980-х. Стиль яппи. В России 1990-х не существовало никаких яппи, но водились братки, жулики и всяческие Мавроди. И снова по кругу: «В 90-е убивали людей». Милочка с гаджетом, поющая про свои «печальки», что знаешь ты о расстреле Белого Дома?
Для неё ужасы 90-х это «драки за джинсы с кока-колою». Разумеется, драк в этой связи не было — штаны из денима и буржуйские воды спокойно продавались в тех самых ларьках, из-за которых убивали друг друга круглоголовые мальчики, одетые от Versace. Но кола и джинсы - два источника вдохновения позднесоветского человека. Ради них и кричалось-вопилось в Перестройку. «Дайте нам Levis 501 и глоток американской свободы!» И вот она произошла, сия «...историческая победа красного над красным», как назвал Виктор Пелевин триумф Кока-Колы в бывшей Совдепии. Вместо алых - с белыми буквами - растяжек «Слава КПСС» явилась реклама Coca-Cola, что характерно всё тех же цветов. Монеточка — символист. Быть может, интуитивный, как все детки. Ещё один знак: «И только "Ласковый май" играл по радио». Не только он. Зато! «Ласковый май» возник в то время, когда он оказался нужен - ничего подобного на эстраде не водилось, ритмы - самые современные, мальчики - на редкость смазливые, да ещё и одетые в модную по тем временам «варёнку». На излёте Перестройки голос Юры Шатунова звучал изо всех окон - можно было идти по улице и раза три прослушать «Белые розы». Он, как та Монеточка — ненавистен поколению мам и обожаем подростками. Всё повторяется. И? В 90-е убивали людей... убивали людей...
Виктор Пелевин вдарил мощнее и уж, конечно, весомее: «Этот мир был очень странным. Внешне он изменился мало – разве что на улицах стало больше нищих, а всё вокруг – дома, деревья, скамейки на улицах – вдруг как-то сразу постарело и опустилось. Сказать, что мир стал иным по своей сущности, тоже было нельзя, потому что никакой сущности у него теперь не было. Во всем царила страшноватая неопределенность. Несмотря на это, по улицам неслись потоки «мерседесов» и «тойот», в которых сидели абсолютно уверенные в себе и происходящем крепыши, и даже была, если верить газетам, какая-то внешняя политика». А Монеточка прямолинейна: « Хорошо, что в наше время всё совсем иначе!» Очаровательное, подростковое, испуганное — как после жуткой байки, рассказанной на ночь в пионерском лагере.
