Из города Горький, где ясные зорьки
Мы все знали наверняка, что уедем с острова. Несчастное поколение, чьё взросление пришлось на 90-ые. Нам нечего было тут ловить. Цены неслись вверх. Инфраструктура рассыпалась на глазах. Исход с Сахалина был похож на спешную эвакуацию перед лицом наступающей армии противника.
Вопрос был лишь в том, куда. С формулировкой «для поступления в ВУЗ» меня забросило в Нижний Новгород. В Нижнем жил тогда дедушка. На помойках вместе с воробьями и воронами восседали жирные чайки. Это роднило мой новый город с Южно-Сахалинском. Помогало адаптироваться к широким проспектам, высоким домам, дребезжащим трамваям и гудящим троллейбусам.
Третий по численности город России. Ближайший миллионник к Москве.
Такой же закрытый, как Сахалин когда-то, город Горький свою замкнутость так и не преодолел. На острова ехали люди со всего Союза. Везли свои традиции и привычки. В общем котле кипело и бурлило. Здесь зарождался новый этнос - дальневосточники. В Нижний Новгород тоже приезжали специалисты, но растворялись в большом городе с богатой историей. Расходились по углам.
Нижегородская быль
Город, славный своей ярмаркой и исключительным географическим положением. Торговая столица России. Её карман. В лесах и на горах обосновались сбежавшие от раскола люди старой веры. Именно с Керженца происходили интереснейшие купеческие фамилии XIX века.
Удивительное по силе и красоте место слияния двух древних русских рек – Волги да Оки. Как Москва и Рим, старый Нижний выстроен на семи холмах. Над стрежнем возвышается Нижегородский кремль. Передовое строение для своего времени: в начале XVI века у обороняющихся появилась артиллерия, башни стали квадратными, пространство вдоль крепостных стен простреливалось теперь из пушек. Брать этот новодел так никому и не довелось. Говорят, если добрался бы Стенька Разин, по другому пути пошла бы история России. Атаман зазимовал в Симбирске, где его отряды и были разбиты по весне.
Под кремлём предлагал купцам облегчить мошну предприимчивый Козьма Минин. Был он не шибко богат и денег ему на ополчение давали неохотно. “Давайте заложим жён и детей!” - возопил Минин. «Дурачок что ли?», - подумали купцы, но копилку наполнили.
На самом деле сборы шли неспешно, больше года. У Нижнего хватало своих проблем. Москву в это время уже вовсю освобождали ополченцы из других пределов. Двести лет спустя нижегородцы кинули клич скинуться ещё раз. На памятник Минину и Пожарскому деньги собирала вся страна. Александр I к идее отнёсся благосклонно и монументу велел быть в столице. Тому самому, на Красной площади. С тех пор вклад Нижнего Новгорода в борьбу с интервентами в начале XVII века становится неоспоримым фактом.
Индустриальный рассвет
XX век перепахал город. А начался он четырьмя годами ранее, в 1896, когда на территории разросшейся ярмарки прошла XVI Всероссийская промышленная и художественная выставка, эдакий прообраз ВДНХ. Тогда же, к выставке, в Нижнем пустили первый в России электрический трамвайчик, наставили шуховских башен, одним словом, город инженерно приукрасили.
С конца двадцатых годов под общим руководством Андрея Александровича Жданова и заезжих спецов из компании “Форд” в Нижнем отгрохали автомобильный завод - знаменитый ГАЗ. Одновременно был возведен авиационный завод № 21 - чуть менее знаменитый, но не менее крутой “Сокол”. Именно на нём разрабатывались и производились в годы войны легендарные истребители Ла-5 и Ла-7, а теперь клепают новейшие МиГи. В придачу к этому появился завод “Красное Сормово”, основой которого стали верфи, заложенные еще в середине XIX века. Все эти гиганты оттенили торговую славу Горького. Он стал городом заводов и инженеров.
После войны, как грибы, появились в городе сотни КБ, НИИ и т.д. и т.п. Как писал Олдос Хаксли в романе “Обезьяна и сущность”: “Бог его знает, что там строит Капица на горе Арарат, какие сюрпризы эта чудная русская душа, о которой так поэтично писал Достоевский, готовит для русских тел и туш капиталистов и социал-демократов”. Это Хаксли ничего ещё не знал про Горький. Никто не знал.
В закрытом городе, в спальном районе, затерянном среди огромных территорий НИИ, томился в 80-ые мятежный академик Сахаров.
Страна уже была заражена грядущим распадом. В 90-ые было ощущение, что сами инженеры в какой-то момент забыли, зачем они есть. Кто-то запоздал с секретным предписанием, и вся машина работала на холостом ходу, пока не встала.
Тем не менее научный и машиностроительный потенциал города оказался настолько велик, что позволил пережить и смутные 90-ые, и стабильные нулевые. В нескольких многолюдных вновь созданных компаниях программисты трудятся на заокеанских Гейтсов и Джобсов. Крупнейшие КБ также частично или полностью переориентировались на иностранный заказ. Конвейерные ленты заводов то останавливались вовсе, то снова неспешно начинали ползти. Кадры хирели.
В Нижнем стали снова говорить о кармане России и о купеческих традициях.
Новые времена
Десять лет назад на губернаторство в область сослали “подальше” от столицы влиятельного лужковского зама Валерия Шанцева. Когда в 2010 году попеременно в городе гостили президент и премьер, да ещё и с ночёвкой, чего не бывало ранее, стало понятно: дни московского мэра сочтены. Шанцев засобирался было в Москву, но так в неё и не вернулся.
Крепкий хозяйственник, он тотально зачистил политическое пространство от конкуренции и инакомыслия. Крупные предприятия было ринулись на что-то влиять, заслав своих эмиссаров в областное Законодательное собрание, но, по факту, лишь помогли Валерию Павлиновичу собрать всех в кулак. В итоге хозяйство в городе есть, а вот жизни совсем не стало. Предельно допустимый транспортный налог, огромные счета за ЖКХ - всё это сковало нижегородцев. К тому же поезда из Нижнего стали бегать до Москвы всего за три с половиной часа. Трудовые резервы хлынули в столицу. В 2012 году Нижний Новгород вошёл в список самых пустеющих городов мира, обогнав в России все прочие. По последней переписи населения город оказался уже только пятым по количеству жителей. Ещё пяток миллионников дышат в спину.
Сходные процессы идут по всей России. Вопрос только в динамике.
Нижний Новгород - очень красивый город. В нём есть место малоэтажной старине, эклектике, позднему классицизму, обаятельному модерну. Даже стиль свой имеется – так называемый нижегородский модерн. В 90-ые, когда карманы инвесторов ещё не раздулись от шальных бабок, строили очень лаконичные дома-сундучки. В основном банки. Потом уже многоэтажки стали теснить одна другую. Исторический центр застроили быстро. В городе не осталось ни одной цельной улицы с исторической застройкой. Ни одного квартала.
Успев влюбиться в город, став в нём своим, терять его красоту было невыносимо.
В Нижний Новгород всегда очень приятно возвращаться. Непонятная радость накатывает внезапно. Потом едешь мимо нескончаемых синих заборов, загородивших долгострои, и эмоции постепенно сходят на нет.
А ещё с друзьями стало проще увидеться в Москве, чем в Нижнем. Да и выросли все, не до студенческих лихачеств. В общем, пусто стало в городе, пусто и серо.
Дорога домой
Однажды в Нижнем случилась очень холодная зима. Больше месяца температура не поднималась выше минус тридцати. Тогда обратил внимание, что в промёрзших маршрутках и автобусах пассажиры стараются «опекать» своё личное пространство. Взрываются, если в давке нечаянно притиснешься к ним. Как глупо, подумалось тогда. На Сахалине всякий знает: чтобы согреться, надо прижаться друг к другу. Только сообща можно встретить беду, только вместе выстоять. Возможно, я идеализировал жителей родного острова. Но мысль эта засела надолго.
Недавно после пурги наблюдал, как оживился Южный. Люди высыпали на улицу откапываться. В этом трудовом порыве было много ребяческого задора и, одновременно, деловитой серьезности. Так только в таких краях умеют, где природа беспрестанно указывает человеку его место.
Или когда народ островной весь вываливает на льдину, на промысел. В изнурительной схватке добывает сахалинец у природы её богатства. Она отступает, выворачивает швы с жирной приманкой, но лишь на время, чтобы набросится вновь.
Такие моменты ценишь особо, когда приезжаешь на остров. Даже лица поборников правопорядка тут не такие, как там. Скроены по-другому.
Все эти годы внимание к жизни родного острова не ослабевало ни на йоту. Несколько одноклассников, с которыми был близок в детстве, внезапно засобирались на Сахалин с материка. «Почему, зачем?» - спрашивал. “Тянет”, - отвечали. Я и сам знал, что тянет.
Дело тут даже не в проектах в рамках СРП (соглашения о разделе продукции), позволивших буквально выжить региону в 90-ые. Не всякий на материке выучился на нефтяника, строителя или геолога, чтобы пригодиться здесь в этом качестве.
Приятно было получать новости про появление «вектора» на развитие Дальнего Востока, обозначенного правительством РФ, но и не они тому причиной.
В краеведческом музее Южно-Сахалинска стоит макет корабля добровольного флота “Нижний Новгород”. Это судно перевезло с 1879 года множество каторжан и поселенцев на Сахалин. В его трюме приплыл на остров революционер и впоследствии этнограф Бронислав Пилсудский.
Это знание ни к чему не обязывало, но нет-нет вызывало улыбку. Я в Нижнем Новгороде, значит, скоро я буду дома. И вот, наконец, в череде других дел и проектов появилось окно. «Пора!» - решил я.
Уезжать не навсегда глупо. Если едешь, езжай. Так когда-то срывались крестьяне в большие города, заколотив ставни в доме. В больших городах с тех пор стало очень душно.
На Сахалине воздуха на наш век точно хватит.
Мы все знали наверняка, что вернёмся на остров. Кто-то сразу, кто-то чуть позже, прибывали мы в родную гавань.
Чтобы понять зачем, надо уехать. Уехать, чтобы вернуться потом домой. Лучше, если с багажом новых знаний и удивительных историй.
