Не успела Франция переварить череду забастовок и демонстраций против повышения пенсионного возраста, как вся страна загорелась в пламени нового протеста, распаляемого теперь не от солидарности большинства, но от накопившейся ненависти второго-третьего поколений иммигрантов к тому лживому образу Пятой республики, что глумливо им преподносится.
Искрой для новых погромов стало совершённое 27 июня убийство семнадцатилетнего юноши алжирско-марокканского происхождения Наэля М., которое было записано на видео и мгновенно распространено в интернете. На этой записи хорошо видно, как молодой человек был застрелен и что роковые выстрелы инстинктивно сделал один из двух полицейских, остановивших автомобиль Наэля то ли за нарушение правил, то ли для обычной проверки документов. Впрочем, было слышно, как стрелявший патрульный заранее угрожал пустить парню пулю в голову. Вместе с тем масла в огонь этой трагедии подлило и то, что оба полицейских на первых порах лжесвидетельствовали и заявляли, что Наэль их чуть не задавил, хотя на записи прекрасно видно, что такой ситуации не складывалось вовсе. Вскоре после этого полицейского, что застрелил Наэля, взяли под стражу, а сам он принёс извинения семье убитого — извинения, разумеется, тщетные. В ночь на 28 июня в западном пригороде Парижа, Нантере, откуда происходит сам Наэль и где было совершено убийство, вспыхнули беспорядки, которые вскоре распространились по всей стране. Молодые люди разных национальностей от 14 до 20 лет стали поджигать автомобили, громить магазины, участвовать в столкновениях с полицейскими. День за днём и ночь за ночью погромы становились всё более ожесточёнными и охватывали уже другие французские города: Марсель, Лион, Тулузу, Страсбург, Лилль и множество других. Досталось даже бельгийскому Брюсселю, в котором были арестованы пятнадцать человек.
Разумеется, среди протестующих распространилось мародёрство — многочисленные магазины тщательно освобождались от излишков товаров, а освободители не стеснялись перевозить награбленное добро на погрузчиках и автомобилях. По состоянию на вечер 2 июля количество задержанных погромщиков исчисляется тысячами, а состав полицейских сил, ежедневно выходящих на улицы в целях поддержания порядка, превышает сорок пять тысяч человек. Видя опасность ситуации, французский премьер Элизабет Борн даже разрешила жандармам использовать бронетехнику для разгона протестующих. Правда, это не сильно помогло исправить положение, ведь в руки восставших попало огнестрельное оружие как из разграбленных полицейских участков, так и от контрабандистов. То тут, то там всплывают свидетельства того, как в стране с одним из самых жёстких законодательств об обороте стрелкового оружия опьянённые протестом юные иммигранты-автоматчики расстреливают в воздух один магазин за другим прямо в жилых кварталах. Хаос, охвативший улицы, выражается порой очень странно: шуму наделало видео, где по проезжей части в одном из охваченных протестом городов скачут конь и зебра. Огонь погромов затронул множество объектов инфраструктуры и общественных мест — радикально левые иммигранты осквернили мемориал жертвам холокоста, была подожжена крупнейшая общественная библиотека Марселя «Алькасар» с хранимыми там средневековыми рукописями и уничтожена школа имени американской чернокожей активистки Анджелы Дэвис — какая чёрная ирония!
Столь кризисное для Франции время стало прекрасной возможностью для некоторых политиков напомнить о своём существовании. Больше всех отличился бывший кандидат в президенты и лидер ультраправой партии «Реконкиста» Эрик Земмур. Сколько шумихи было вокруг его одиозной фигуры в преддверии последних президентских выборов во Франции, уже и не вспомнить. Радикал и скандалист тихо ушёл, не сумев набрать в первом туре даже восьми процентов голосов, но вдруг вернулся на газетные полосы в связи с последними событиями: этот алжирский еврей, по отношению к которому пресса не употребляет иных эпитетов, кроме как «фашист», заявил: «Мы (французы. — И.Т.) находимся на ранней стадии гражданской войны. Это этническая война. Это расовая война».
С первого дня беспорядков зарубежные СМИ и политические комментаторы стали проводить параллели между всефранцузским иммигрантским бунтом и выходками американского движения Black Lives Matter лета 2020 года. Налицо схожесть описания заинтересованной прессой резонансных убийств: жестокий полицейский-расист из этнического большинства хладнокровно лишает жизни несчастного темнокожего. К тому же рифмуется и прошлое убитых: у Наэля М., как и у Джорджа Флойда, имелись в биографии проблемы с законом. Как и в Америке, оскорблены убийством звёзды телевидения, кинематографа, спорта — короче говоря, зачин тот же самый. Вот только политическая действительность современной Франции диктует свои особенности. Во-первых, рядовой француз, при всём стремлении к «эгалите», погромщиков пусть и понимает, но далеко не поддерживает — лицо у протеста больно уж смуглое. Во-вторых, французские полицейские, помня опыт американских коллег, посчитали, что лучшей обороной будет нападение, и через профсоюзы потребовали разрешения использовать более жёсткие меры в отношении протестующих. В своём заявлении жандармерия на обороты не скупится, говоря, будто вслед Эрику Земмуру, что «сегодня полицейские участвуют в боевых действиях, потому что мы находимся в состоянии войны». В-третьих, даже семья убитого Наэля М. призывает погромщиков остановиться, бабушка погибшего юноши и вовсе говорит о том, что последнее слово должно быть за французским правосудием. И в целом складывается впечатление, что нынешний протест, при всех перечисленных обстоятельствах, не должен был разгораться, а даже и разгоревшись, должен быстро потухнуть, но по какой-то причине его масштабы только продолжают нарастать. Как же зовут эту причину?
Искать мсье Причину стоит в Елисейском дворце. Вон он — великий магистр ордена Почётного легиона и самый белый голубь мира всея Европы, избранный на второй срок президент Франции Эмманюэль Макрон. Макрона очередная волна демонстраций застала в момент подготовки к саммиту НАТО. Президент принимал в Версале небезызвестного Йенса Столтенберга и, сделав пару обыденных заявлений о включении Украины в число стран Североатлантического договора, покинул старинную вотчину французских монархов, ни слова не сказав на такую малозначимую тему, как охватившие страну протесты. Во второй день бунтов французскому президенту тоже оказалось не до пустяков — он со своей женой посетил концерт Элтона Джона в Париже, притоптывая ритмам и пританцовывая мелодиям английского певца. Далее Макрон уехал на саммит Евросоюза в Брюсселе (куда Франция по старой привычке экспортировала свою революцию) и уже там, на третий день иммигрантских беспорядков, посчитал, что запахло жареным и пора бы созывать оперативный штаб по решению ситуации. И только после докладов представителей министерств мсье президент выступил перед французами с собственным объяснением сложившейся обстановки. Из-за того, что на баррикадах бушевала сплошь иммигрантская молодёжь, Макрон посчитал, что пламя протеста раздувается жестокими видеоиграми и социальными сетями, а потому родителям надо строже следить за детьми, да и вообще пора бы жёстче цензурировать интернет. Французская общественность таким вывертам причинно-следственной связи не обрадовалась. В качестве общепринятого объяснения многие стали вспоминать май прошлого года, когда Макрон после переименования своей партии из «Вперёд, Республика!» в «Возрождение» пообещал проводить политику «Ренессанса», утверждая, что для стимуляции экономического роста надо начать заселять трудолюбивыми иммигрантами не только мегаполисы и их пригороды, но и небольшие провинциальные городки, а то и вовсе сельскую местность. Платить же за социальные блага и обновление инфраструктуры продолжат из собственного кармана коренные французы, на что им непрозрачно намекнули, подняв пенсионный возраст минувшей весной. Плоды подобной политики уже созрели: впервые за целую череду массовых протестов последних лет горят не только крупные города, но и провинция.
А протестов таких было много — даже на президентство Макрона пришлись и «жёлтые жилеты», и ковидные бунты, и протесты против закона «О полиции», и общественное недовольство жестоким убийством девочки Лолы алжирцами прошлой осенью. Но за время своего правления Эмманюэль Макрон выработал интересную методику разрешения протестов. По ней правительство вместо ежовых рукавиц, наоборот, ослабляет хватку, позволяя бунтующей людской массе выпустить пар и задушить протест осознанием бесперспективности своих усилий. Весной такую стратегию использовали при забастовках против пенсионной реформы. Тогда сколько бы французские работники сферы энергетики и транспорта ни сопротивлялись (а делали они это почти три месяца), пенсионный возраст всё равно подняли с 62 до 64 лет, не помогли ни возмущения профсоюзов, ни стачки, ни блокировка предприятий, ни массовые протесты. Но по сегодняшним событиям понятно, что для подавления нового бунта простого игнорирования уже мало: три дня погромов показали, что их участники только сильнее входят во вкус, когда видят, что правительство не вводит режим чрезвычайной ситуации и не привлекает к наведению порядка вооружённые силы. Нынешний погром в очередной раз проливает свет на старую как мир проблему: молодёжь из семей иммигрантов второго и третьего поколений не считает принявшую их страну за дом родной. И это касается не только Франции. Виноваты ли здесь болезненное колониальное прошлое или отгороженность этнических групп от основного национального костяка, но протестующие будто бы не громят страну, в которой собираются жить, а жгут земли давно презираемых врагов.
Существует мнение, что вся политическая система Франции после де Голля выстроена таким образом, чтобы любые недовольства, беспорядки и выступления лишь укрепляли централизованную власть. Сейчас до конца протеста ещё далеко, но даже из сложившейся за первые несколько дней ситуации уже хорошо видно, что конкретно в этом случае мнимая непоколебимость Пятой республики вытекает из неуместной беспечности её первого лица. Макрон твёрдо намерен остаться в памяти обывателя лицом эпохи сытого спокойствия, но реальность, подбрасывающая ему постоянные беспорядки, страшное социальное напряжение, ковид, проблемы на внешнем контуре и общеевропейскую военную авантюру, сопротивляется мечтам французского президента.
