Когда глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах, лорд Байрон едет в Грецию и умирает на баррикадах в рядах инсургентов. Это поступок истинного аристократа.
Я не претендую ни на лавры, ни на титулы барона. Я всего лишь русский, волей неуемной души оказавшийся там, где сейчас по преимуществу творится история. Где в прошлую субботу французы разыграли двенадцатую картину в живописном спектакле своей новой революции. Революции на сей раз консервативной больше, нежели социальной. Короче, окажись шестой барон Байрон 1 февраля 2019 года в Марэ, он непременно присоединился бы к протестному шествию парижан.
Отъезжая на выходные в Париж, я не забывал об акциях Жёлтых Жилетов, тем более что на мою почту то и дело сыпались «горящие предложения» по столице Франции. Такой непреднамеренный юмор туроператоров мне оказался по сердцу, он рифмовался с потенциальной иронией присутствия консерватора и монархиста на пролетарских демонстрациях. Моего присутствия на митингах гражданского неповиновения. Однако я должен признаться, что вовсе не стремился оказаться среди бунтарей.
Первое, что привлекло мое внимание в сонном субботнем Марэ, был вертолет, висевший над кварталом без всякого движения. Потом я обратил внимание на специальную полицейскую ленточку, перетянутую вдоль одной из улиц. Наконец, я услышал шум отдаленных взрывов. Поскольку ленточку игнорировали приблизительно все желающие, а жандармы не препятствовали проникновению праздных гуляк на территорию боевых действий, примеру жителей Парижа последовал и я.
Ни жандармерия, ни полиция не отреагировали на мое участие в событиях никак, я двинулся в сторону площади Республики, куда машины правоохранительных органов оттесняли толпу.
Силы правопорядка действовали умело и, на мой взгляд, без лишней грубости. Отдельно взятые Жёлтые Жилеты стояли впритык к жандармским щитам, пытались вести с вооружёнными людьми диалоги. Последние не отвечали, но ни фотографировать себя, ни фотографироваться с собой не мешали. При этом неумолимо оттесняя толпу к площади.
Не пойти туда я не мог. Именно там разворачивалось основное действо противостояния народа и президента республики. Что-то неприятное в адрес которого произносилось и хором, и сольно постоянно. Не хотел бы я быть Макроном в Париже-2019…
Метрах в двухстах от площади меня накрыла первая газовая атака из ряда проведённых в этот день. Не думайте, что слезоточивый газ – игрушки. Без специальных средств защиты вынести его действие невозможно. Глаза не просто слезятся, но и жутко болят. Газ действует на всех ещё и немного по-разному. В связи с чем среди протестующих работают санитары. Волонтёры, как все собравшиеся – профессиональных революционеров в Марэ мною замечено не было. Простой парижский люд, нижний срез среднего класса, те парижане, которых мы знаем не столько по драмам Годара, сколько по комедиям Зиди. Приветливые люди, охотно вступающие в диалог со всем, что движется. Люди, уверенные в своем праве на позицию, в своем праве на выбор формы протеста. Уважение к закону, каким бы плохим он ни был, оказалось для меня вообще из области неожиданностей. Как я уже отмечал, полиция и жандармерия действовали умело, решительно, жестко, но не жестоко. Кажется, люди в форме прекрасно осознавали наличие достоинства у своих оппонентов. Попасть на площадь Республики было возможно – препятствие было единственное: газ.
Сверху вертолёт, впереди дымовые шашки. Шумы, достойные линии фронта, каковая, впрочем, и была на площади, в сторону которой я двигался вместе с теми, кто не успел влиться в ядро протеста. Впереди взрывы и дым.
Отступив один раз, я не оставил надежд оказаться в эпицентре событий.
Вторая попытка увенчалась успехом. Площадь подо мной. До главных жёлто-жилетных сил метров сто. Но! Вновь рвутся гранаты, всё впереди заволакивает дымом, плотный отряд бойцов правопорядка стремительно движется в сторону главных сил революции. Эта газовая атака стала для меня последней, выбрался я из гущи народных масс уже не без труда, приходил в себя неспешно.
Просто поразительно, насколько удачлив я, повторяю, консерватор до мозга костей, в народных шествиях. То Первомай в Кройцберге, то нынешний праздник непослушания в Париже. И повсюду мои симпатии парадоксально оказываются на стороне антибуржуазности. В этих европейских гуляниях поражает всегда одно и то же: доброжелательность, какой вы не встретите ни в одном из оперных домов. Буржуа Европы раздражителен и склонен поучать, даже грубить там, где без грубости можно вполне обойтись. Он чванлив и сильно неприятен. Представитель ширнармасс незатейлив, приветлив, терпим: он знает, насколько непроста жизнь, чтобы усложнять её мелочами. Словом, если я и оказался в Париже среди своих, то это были Жёлтые Жилеты. Почему так, я понял днём позже, когда состоялась вторая встреча с «нашими».
В ресторане музея Орсэ мы сидим с девушкой, чья семья до сих пор владеет замком, чье аристократическое происхождение легко подтверждается документально. Сдержанность и доброжелательность – высшая антибуржуазность, понимаю я. Элеонора, назовём ее так, не любит революций: среди её предков есть гильотинированные Робеспьером и Ко. Но ещё больше она не любит буржуазию. Жёлтые Жилеты, говорит она, протестное движение среднего класса, но пользуется поддержкой большинства во Франции. Требования активистов давно переросли вопросы экономики: теперь они не столько даже политические, сколько эстетические. В этом смысле мне близка нынешняя Французская революция. И, кажется, она сильно отличается от безобразий 1968 года, о которых я вспомнил, оказавшись возле театра Одеон. Да, это спектакль, снова спектакль, но, в отличие от зрелища в трактовке Ги Дебора, на площади Республики я попал в традиционный театр, близкий к античности. Французский народ собирается в единое тело, его рвут на части, но уже двенадцатый раз в этой дионисийской трагедии происходит возрождение Прекрасной Франции на новом, более высоком уровне.
Я не знаю, чем это закончится.
И иногда жалею, что не Байрон, что другой…
двойной клик - редактировать галерею
