Сегодня встретить в продаже одежду или обувь с надписью «Сделано в России» практически нереально. Отечественная лёгкая промышленность буквально «вырублена под корень». Все рынки завалены китайским, турецким, индийским и каким угодно ещё дешевым ширпотребом для «быдла». А к услугам «хозяев жизни» — «бутики» западных домов моды с запредельно высокими ценами. Купить же недорогую и качественную вещь, которая может прослужить дольше, чем один сезон, — проблема из проблем.
Но ведь «простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т.д.» (Ф.Энгельс), — ещё никто не отменял. И то, что за последнее время наша страна в этих простейших и важнейших основах жизни всё больше зависит от импорта, всё меньше и хуже производя сама, — самое наглядное и яркое свидетельство деградации российского общества.
Чем на житейском уровне с начала 80-х годов объяснялась необходимость «демократизации» и «рыночных реформ» в Советском Союзе? Если в двух словах, то «не было жвачки и джинсов».
А всё остальное? Всё остальное, так или иначе, было. Да, потребительские качества советской бытовой техники, автомобилей, жилья, тех же одежды и обуви очень часто, как говорится, оставляли желать лучшего. Тем более, «по импорту» к нам завозились, в основном, самые лучшие образцы западного производства. И сравнение между ними оказывалось не в пользу отечественной продукции.
Советский, особенно столичный, московский и ленинградский, обыватель на этих простейших «жизненных примерах», вопреки всей советской пропаганде (из слов сапоги не сошьёшь) наглядно убеждался, что «там всё лучше», а значит, надо не «догонять и перегонять Америку», а сделать всё, как американцы или немцы скажут, — и будет нам счастье. «Зря ты, дед, Гитлера побеждал — сейчас бы мы баварское пили!» — вот типичный образец этой потребительской логики. Её носителям вроде бы и невдомёк, что уж им-то, «унтерменшам», под властью Третьего рейха полагалось совсем другое. И уж баварское пиво в список этого «другого» точно не входило...
Сегодня, накануне двадцатилетия «реформ» и двадцатипятилетия «перестройки», трудно поверить, что за сопоставимые сроки Советский Союз дважды был поднят из руин: в 20-е—30-е годы — после Гражданской войны, а в 40-е—50-е — после Великой Отечественной. Создаётся впечатление, что наши отцы и деды были сделаны из какого-то другого «материала», сродни легендарному «победиту». И тем важнее, даже бесценнее становится с каждым годом память о них.
Николаю Никифоровичу Тарасову 7 декабря 2011 года исполнилось бы 100 лет. Он не дожил до этого юбилея меньше двух лет. Один из крупнейших руководителей советской лёгкой промышленности скончался 12 марта 2010 года.
Жизненный путь этого человека, как и многих людей советской эпохи, отмечен удивительным сплавом одарённости, выдающихся свершений и личной скромности. Достаточно сказать, что в молодости своей Николай Тарасов был одним из футбольных кумиров Орехово-Зуево, играл сначала за местную команду «Знамя труда», потом его приглашали в ЦДКА и московский «Спартак». В составе последнего он, нападающий, стал серебряным призёром чемпионата СССР 1937 года. При этом параллельно работал на текстильном производстве. И не «подснежником», а настоящим руководителем: заведующим сначала прядильной фабрикой № 2, а затем — хлопчатобумажной фабрикой № 1. Со всеми сопутствующими факторами: от выполнения плана до решения бытовых проблем персонала.
«Тогда в прядильном производстве применялась техника под названием сельфакторы. Кто-то называл её мюль. На этих прядильных машинах работали только мужики. Работали в одних трусах — потому что температура должна быть под 40оС и влажность максимальная. И вот, после получения зарплаты, они обязательно день или два пропьют, не выходят на работу. Прогуляют, придут... А у меня кабинет был пристроен к фабричному цеху, и все служащие там размещались. Вот я прихожу на работу, а они все там сидят. Видят меня, но ни слова, молчат... Я переоделся, как полагается, выхожу. Говорю: «Ну, что вы?» А меня они звали не по имени-отчеству, а просто Коля, потому что я был футболист, капитан команды в Орехово. Вот они и говорят: «Коля, не бойся, мы тебе отработаем не одну, а две смены (у нас тогда была свободная двухсменка). Ты только гол завтра забей» (из воспоминаний Н.Н.Тарасова).
Заведующим фабрикой Николай Тарасов стал в 1937 году, 26 лет от роду. А до этого закончил школу-семилетку, ФЗУ, потом Московский текстильный институт, прошёл все участки производства. «Приехал я в Орехово работать. Тогда директором был англичанин. Меня никакие кадровики не принимали, сразу он принял. Почему — не знаю. Сели, я ему рассказал, как учился. Он говорит: «Установим с вами такой порядок: пройдёте все цеха. На каждый цех — неделю (чесальный, трепальный, гребенной, ленторовночный, прядильный). И по окончании каждой недели — записку мне: что хорошо, что плохо, какие замечания, что надо улучшить»... Когда я все цеха прошёл, он поблагодарил меня: «Спасибо, вы тут много интересного написали. Где вы хотите, в каком цеху работать?» Я говорю: «В прядильном». «В прядильном? Хорошо. Тогда сейчас на месяц вы пойдёте работать в ремонтно-механическую бригаду прядильного цеха» (из воспоминаний Н.Н.Тарасова). Так молодой инженер целый месяц «пахал» простым ремонтником. В результате такой практики никаких «производственных тайн» для него не осталось. Потом была работа сменным мастером, заместителем начальника цеха.
В 1938 году его назначили начальником ремонтно-механического отдела всего текстильного комбината. «В конце 1938 года на комбинате было большое несчастье. Сгорел первый прядильный корпус — новый корпус, построенный в советское время... Вызывает меня начальник комбината и говорит: «Николай Никифорович (в первый раз меня назвал так), вы будете полностью отвечать за демонтаж вышедшего из строя оборудования и монтаж нового оборудования, которое к нам уже начало поступать...» Чудом нам удалось это сделать в течение одного года... Когда фабрику заново запустили, меня оставили заведующим: «Ты монтировал, ты пускал — теперь и работай на ней» (из воспоминаний Н.Н.Тарасова).
И когда в 1939 году «тарасовскую» фабрику посетил 35-летний Алексей Николаевич Косыгин, только что назначенный нарком текстильной промышленности СССР, два специалиста составили самое лучшее мнение друг о друге. И после войны Косыгин вспомнил о Тарасове, «бросал» его на один прорывной участок за другим, и, таким образом проверив на прочность, в 1952 году делает своим заместителем. Через год, после смерти Сталина, их пути на долгое время, почти на шесть лет, расходятся. Николаю Тарасову пришлось поработать на разных должностях: в том числе и в Госкомиссии Совмина СССР по перспективному планированию народного хозяйства, заместителем председателя («Этот Госплан занимался не текущим планированием народного хозяйства, а перспективным — на пять, на десять лет вперёд. И мы это делали очень хорошо... Потом этот Госплан объединили с Госпланом, который занимался текущим планированием»), и заместителем председателя Владимирского Совнархоза, и заместителем председателя Совнархоза РСФСР...
Только в 1962 году он окончательно возвращается в систему лёгкой промышленности СССР — её главным руководителем. Должность эта в разное время называлась по-разному, с сентября 1965-го по июль 1985-го года — Министр лёгкой промышленности СССР. Этой отраслью, одной из важнейших в советской экономике, но считавшейся всё-таки «второстепенной», Николай Никифорович руководил почти четверть века. За это время объёмы реального производства выросли в 3,5 раза, более чем на 5% в год. И подавляющая часть этой продукции раскупалась населением страны, не была «неликвидом», уничтожавшим сырьё, энергию и человеческий труд. При этом численность занятых в отрасли сократилось на полмиллиона человек: с 3,2 до 2,7 млн.
Конечно, в условиях нормативной плановой экономики оперативно и адекватно изменять ассортимент производимых товаров удавалось далеко не всегда, были трудности с поставками сырья, строительством новых и реконструкцией существующих комбинатов, заводов и фабрик. «Большое отставание было по химическим волокнам, по хлопку, по шерсти, по льну всегда был недобор...» Но отрасль в целом не только жила, развивалась, решала свои проблемы и ставила новые цели — по советским технологиям создавались многие производства за рубежом, в том числе в Монголии и на Кубе.
К 1985 году лёгкая промышленность Советского Союза с запасом обеспечивала внутренние потребности страны (например, вышла на первое место в Европе по производству обуви на душу населения), и была готова к настоящей техноло- гической революции с переходом на гибкое мелкосерийное производство.
Но в марте 1985 года генеральным секретарём ЦК КПСС был избран Михаил Горбачёв, и одним из первых его кадровых решений стала отставка 74-летнего Министра лёгкой промышленности СССР Николая Тарасова. Якобы в рамках «омоложения кадров» и, как утверждают, с устной формулировкой: «Нужно было это делать на десять лет раньше».
Тут «меченый» генсек явно слукавил. В здравом уме и трезвой памяти Николай Никифорович прожил еще двадцать с лишним лет, до глубины души страдая от того, что отрасль, воссозданию и развитию которой он отдал практически всю свою жизнь, стараниями «перестройщиков» и «реформаторов» разрушалась и уничтожалась.
Сегодня российская лёгкая промышленность, можно сказать, лежит в руинах — как и большинство отраслей отечественной экономики, не связанных с экспортной «трубой». Рано или поздно её придётся восстанавливать. И тогда жизненный и профессиональный опыт Николая Никифоровича Тарасова, несомненно, будет востребован снова.
