В 1912 году в журнале «Современник» появилась статья П.Н. Сакулина под названием «Русская Икария», в которой излагался утопический роман В.Ф. Одоевского «… 4338-й год. Петербургские письма». Сакулин - историк русской мысли, написал магистерскую диссертацию по Одоевскому. Защитил ее 1913 году. Ему дали сразу степень доктора наук.
Утопический роман Одоевского был написан в конце 30-х годов XIX века. В это же время во Франции вышел в свет роман-утопия Э. Кабе «Путешествие в Икарию». Путешествие куда? В республику с коммунистическим строем. Сакулин симпатизировал социалистам. Рассказывая об утопии Одоевского, он сравнил ее с утопией Кабе. Кабе будущее связал с идеей коммунизма. У Одоевского в 4338 году в России существует монархия. На что обратил внимание Сакулин? На то, что Францию интересовали социальные идеи. А что интересовало Одоевского? Космические идеи. Одоевский говорит, что русским летать по воздуху то же, что другим народам ездить по железной дороге. Почему? Потому что мы очень большие. У нас космические расстояния. Что будет в 44 веке, согласно Одоевскому? Люди приобретут полную власть над природой, изменят климат, начнут управлять движениями воздушных масс, обживут Луну, решат проблему народонаселения и, самое главное, выйдут в космос. Одоевскому совсем не нравился исторический пессимизм Т. Мальтуса. «Опыт о законе народонаселения…» Мальтуса, по словам Одоевского, есть последняя нелепость в человечестве. Позднее и почти в таких же выражениях выразит свое отношение к Мальтусу и Н.Ф. Федоров.
Прочитав Одоевского, П.Н. Сакулин стал говорить о существовании «Русской Икарии». Введя в обиход это понятие, Сакулин, видимо, не знал, что оно окажется удачным обозначением умонастроения целой группы русских писателей, ученых и философов, объединенных идеями космизма. Так, во второй половине XIX века эти идеи привлекут внимание А.В. Сухово-Кобылина и Н.Ф. Федорова. В 1883 году появится «Свободное пространство» К.Э. Циолковского. В 1892 году Н.А. Морозов напишет небольшую работу под названием «В мировом пространстве», а чуть позже и независимо от Морозова опубликует свою работу «На Луне» К.Э. Циолковский. В XX веке появятся новые имена. Среди них Н.И. Умов, А.Л. Чижевский, В.И. Вернадский, Н.Г. Холодный. Космическая тема найдет отражение в фантазии А. Платонова «Потомки солнца», в стихах Н. Заболоцкого.
Когда обратили внимание на эти идеи? 12 апреля 1961 года после полета Юрия Гагарина в космос. Если бы не было полета Гагарина, никакого русского космизма не возникло бы, и «Русская Икария» не превратилась бы в русский космизм. Но почему она не превратилась в советский космизм? Ведь Гагарин мог бы стать ее символом? Видимо, из-за непреднамеренной координации незаметных интеллектуальных усилий немногих.
В 1970 году П.П. Гайденко в энциклопедической статье о Вернадском неожиданно назвала его представителем русского космизма. Что такое русский космизм, почему Вернадский русский космист, ничего этого не было сказано. В 1972 году после статьи Н.К. Гаврюшина «Из истории русского космизма» ситуация прояснилась. Гаврюшин обратил внимание на калужский журнал «Урания» 1804 года, в котором излагались идеи космического мировоззрения, а также в другой статье того же года проследил логику развития идеи космических полетов от античности до XX века. У Гаврюшина «русский космизм» выкристаллизовался внутри мирового космизма, никаких особенностей русского космизма Гаврюшин не выделял. В 1982 году в книге «Методологические семинары», выпущенной издательством «Наука», была опубликована моя статья «Русский космизм: взаимосвязь естественно-научных и философских проблем». В этой статье уже выделяются два направления в развитии русского космизма: религиозное и естественнонаучное. В 1987 году у меня вышла книга «Экология. Цивилизация. Ноосфера», редактором её был академик Н.Н. Моисеев. В ней выделяются два типа сознания в русском космизме: проективное (Н.Федоров и К.Циолковский) и органицистское (В. Вернадский). В 1990 году в брошюре «Русские космисты» завершилось концептуальное оформление идей русского космизма.
В мировой литературе тема «космических путешествий обсуждалась различными мыслителями: Лукианом в «Икароменипе», Ариосто в «Неистовом Роланде», Кеплером в «Сновидениях, или лунной астрономии» и т. д.
В России литературный сюжет на эту тему, пожалуй, впервые использовал В.А. Левшин. В 1784 году появилось его сочинение «Новейшее путешествие…». Чуть позже в журнале «Урания» будет объявлено о том, то человек «входит во все права Гражданина Вселенной. Земля, его отечество, становится только одной из нераздробленных точек, коими усеяна бездна». Столетие спустя назовет себя «Гражданином Вселенной» К.Э Циолковский.
Вселенная
А. П. Щапов, историк церкви, сетуя на бедность русского языка и рассуждая о том, что ему (языку) не хватает абстрактных понятий, сослался на слово «вселенная». Это слово калька с древнегреческого ойкумена. То есть обитаемый мир. Но ни немцам, ни грекам оно не было знакомо. В словаре этих народов Щапов не смог обнаружить ничего похожего на слово «вселенная». Космос у них есть, экология есть, а вселенной нет. Но «космос» - довольно абстрактный термин, а «вселенная» уж слишком антропоморфна. Из этого слова, как ни смотри, торчат «уши» человека, то бишь русского мужика, занятого привычным делом. Каким? Вселением в дом. Поэтому-то абстрактный космос он, русский мужик, понимает конкретно, в качестве того места, куда ему еще нужно вселиться. Точно так же. как вселяются люди в новый дом. То есть космос для него вселенная. Например, Афанасий Холмогорский, по словам Щапова, в своих грамотах Соловецкому монастырю называл вселенной землю Московского государства.
Русский космизм потому и называется русским (в отличие от всяких других космизмов), что космос в нём предстает в изначальном смысле слова «вселенная», то есть как дом, в который ещё надо вселиться. Но не по одиночке, а всем миром. Русский космизм – это не история астрономии в России, не истолкование народных представлений о «падающих звездах», как о летающих ангелах. Русский космизм расширяет и преобразует то, что А. П. Афанасьев называл «Поэтическим воззрением славян на природу».
Трещины в поэтическом воззрении
В поэтических воззрениях славян уже в начале XIX века появляются первые трещины. Они связаны с опасениями за действия людей, которым кажется, «что по крайней мере на земле все для них существует». Ничто в мире не существует для того, чтобы был человек. Нет для него причин, а он есть. Но есть не как центр мира. Человек «терпит неизреченный убыток, когда он воззрит на себя как на тирана земных творений». Эта тревожная нота будет звучать в сочинении анонимного автора под названием «Путешествие в солнце и на планету Меркурий и во все видимые и невидимые миры».
Базаров, герой романа Тургенева «Отцы и дети», в научных целях «резал» лягушек. Был ли он тираном земных творений? Или он был человеком дела, для которого природа – это не храм и человек в ней работник. А у работника формируется техническое отношение к природе, а не поэтическое. С Базаровым согласен Циолковский. Что он сказал в статье «Исследование мировых пространств реактивными приборами» в 1912 году? Земля – это колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели. И это верно, хотя и сомнительно. Чтобы подняться, нам нужна лестница. Но если мы поднялись, то лестницу можно отбросить, ее не надо таскать за собой. Но что делать, если наша «колыбель» - биосфера земли? Мы не можем ее таскать за собой. И в то же время не можем положить ее в карман и забрать с собой. Она без нас может существовать, а мы без нее не можем. Значит ли это, что человек вступает в полосу технического отношения к самому себе? Конечно. Циолковский приветствует эту перспективу и создает в традиции русского космизма спорную теорию «радости без расплаты». Что это за теория? Это мгновенное безболезненное превращение человека в множество мельчайших частиц. Циолковский полагает что только инженерное отношение человека к самому себе позволит ему избавиться от несовершенных существ и вывести людей, лишенных страсти, но наделенных великим разумом. Но разум без страсти – это не разум, а интеллект вычислительной машины.
Проективному сознанию Циолковского в русском космизме противостоит органическое сознание Вернадского. В чем его суть? Она выражена в словах Хомякова, который сказал, что все, что делается или сделано, должно иметь почтение к тому, что выросло.
Фёдоров об иксах и игреках
В работе В.Ф. Одоевского «Два дня в жизни земного шара» тема космизма развивается в оппозиции к тем пессимистическим настроениям, которые были вызваны работой Р.Мальтуса «Опыт о законе народонаселения». Затем эта тема будет продолжена С. Дьячковым. Его книга «Путешествие на луну в чудной машине» выйдет в 1844 году. Самый радикальный проект народонаселения выдвинул Н. Фёдоров: людям нужно не рожать детей, а воскрешать отцов. Почему? Потому что рожают детенышей и животные. В этом деле еще нет ничего человеческого. А вот воскрешение своих предков может стать общим делом для всех людей как абсолютно нравственное деяние. Это благородно и по-человечески. Любой человек может быть гением в морали. Давайте сделаем так, рассуждал Фёдоров, чтобы человеческое жило не посредством нечеловеческого в себе, а посредством человеческого. В первом случае, человек – животное, во втором – он человек. Но что делать, если человек живет как анонимный х или у. Ни о каком собирании атомов такого рода людей не может быть и речи. «Не только вечное существование…этих иксов и игреков… но и временное их существование не может иметь не только никакого значения, а даже и смысла, так что лучше бы им и вовсе не существовать». Существовать для человека – это не значит быть атомом. Существовать – значить грезить.
Антропокосмизм
Европейская философия научила нас думать. что человек – центр мира, а центр человека – это его «я». Русский космизм отказывается от этих представлений и выдвигает принцип антропокосмизма. Н.Г. Холодный пишет: «…Антропокосмист считает границы, отделяющие… «Я» от… всего космоса, только препятствием на пути к дальнейшей эволюции». Человек живет на земле, а его «я» живет в сознании. Сознание – это не центр вселенной. По словам Н.А.Умова, «имеет смысл окончательное освобождение от антропо-и геоцентризма».
Отчего пытался освободить себя русский космизм? На этот вопрос отвечает Достоевский в «Сне смешного человека». От тех представлений, которые ставят «сознание жизни выше жизни, знание законов счастья - выше счастья». Что для этого надо сделать? Сместить «я» из центра сознательной жизни человека, а самого человека сместить из центра органической жизни. Если этого не сделать, то человек заключит себя в «продолжительное одиночное существование» (Н.Г.Холодный). Но как сместить «я» из центра? Не вечным возвращением к одному и тому же, а посредством общего дела: либо воскрешением предков, либо вселением в космос. Человек и космос метафизически равновелики. Если антропоцентризм оправдывает одинокое существование, то антропокосмизм восстанавливает естественную связь человека с природой. Но каким образом? Принадлежность человека к органическим существам дает ему связь с невидимым миром галлюцинаций. Нет ничего в мире, сделанного человеком, что не было бы в начале галлюцинацией. Видимые действия людей получают основания в невидимом мире. Галлюценоз связывает человека с природой и одновременно бесконечно отдаляет его сознание от природы. Человек - не бог, природа – не объект, а условие сознательной жизни человека.
Всюдность жизни
Что сделал Вернадский в традиции русского космизма? Он решил приспособить атомную модель мира к факту жизни, то есть он сделал то, что побоялись сделать Гюйгенс и Ньютон. Гюйгенс и Ньютон - последние великие физики, которые допускали возможность существования вселенной, заселенной живыми существами. Но развитие цивилизации шло уже в таком направлении, что мысль об одиночном существовании человека в космосе казалась очевидной. И они не решились высказать свои мысли вслух. Полет фантазии уже был не приемлем для просвещенной публики. Ньютон и Гюйгенс побоялись стать объектом насмешек со стороны ученых. Гюйгенс распорядился опубликовать свою книгу «Космотеорос» после его смерти, а Ньютон так запрятал рукопись с мыслями о живой вселенной, что ее нашли только в середине XX века в библиотеке Еврейского университета в Иерусалиме.
Что делает русский космизм? Он возвращает жизнь в пустой космос Ньютона. Нужно, писал Вернадский, «приспособить… атомную модель мир к организму, а не к механизму». «Жизнь непрерывна, смерти нет», - говорил в своей книге «Научная этика» Циолковский. Научное мировоззрение, по словам Вернадского, «не дает нам картины мира в действительном его состоянии». Почему не дает? Потому что правоверный ученый «противопоставляет себя…миру». А что говорит Циолковский? То же самое. Он пишет: «Будущее знание не станет пренебрегать, как пренебрегаем мы – еще злостные невежды – данными религии, творениями философов, писателей и ученых древности. Даже вера в Перуна, и та пригодится. И она будет нужна для создания истинной картины мира».
Космические кочевники
Человек всегда хотел выйти в космос. Зачем? Икар с Дедалом, чтобы улететь с Крита. Беллерофонт, чтобы на крылатом Пегасе подняться на Олимп к богам. Чем они закончили? Икар утонул. Беллерофонта сбросил на землю Пегас, и Беллерофонт стал хромым и слепым. Лукиан отправлял своих героев на луну, чтобы получше рассмотреть пороки земной жизни. «Взглянув на Землю, - говорит герой Лукиана, - я увидел... что Птолемей живет с сестрой; Лисимаху строит козни сын; Антигон, сын Селевков, тайно делает знаки мачехе Стратоник…». Встреченные им боги проявляли беспокойство по двум вопросам: во-первых, почем теперь пшеница продается в Элладе, и, во-вторых, сильно ли людей донимала прошлогодняя зима и нужно ли для овощей больше дождя.
Когда мы слышим имя Циолковского, в наших головах складывается представление о кочующем человечестве. Почему кочующем? Потому что нас станет после воскрешения так много, что на земле все не смогут поместиться. Людям с Земли придется переселиться на Марс, с Марса – на астероид, с астероида – еще куда-нибудь. И так без конца, пока в какой- то момент человечество не превратится в лучистую энергию. Где бы человечество не задержалось, всюду оно будет создавать диковинную флору и замысловатую фауну. Одним словом, люди, как кочевники, как перекати-поле. Везде они не дома, всюду они ни к месту. Для передвижения неуместного человечества Циолковский изобрел ракету со ступенями. Но исчерпывается ли космизм ракетой?
«Многие думают, - говорит Циолковский, - что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о ее судьбе из-за самой ракеты. Это было бы глубочайшей ошибкой. Ракеты для меня только способ, только метод проникновения в глубину космоса, но не самоцель. Не доросшие до такого понимания вещей люди говорят о том, чего не существует, что делает меня каким-то однобоким техником, а не мыслителем…». Что беспокоило Циолковского? Быстрый технический прогресс и отсутствие прогресса в морали человека. Чертежи ракеты находят уже у Леонардо да Винчи. Но сам этот факт непостижимым образом совмещен с мрачной оборотной стороной эпохи Возрождения.
Конец мира человека, полагал Циолковский, придет не от звезд, а от самого человека. Поэтому скорее нужно уповать не на ракеты, а на силы высшего порядка. Беседуя с А.Л. Чижевским, Циолковский говорил: «Представьте себе. Что мы бы вдруг научились вещество полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы преждевременно формулу Эйнштейна в действительность. Ну тогда – при человеческой морали - пиши пропало, не сносить людям головы. Земля превратилась бы в ад кромешный: уж люди бы показали свою голубиную умонастроенность – камня на камне бы не осталось, не то, что людей. Человечество было бы уничтожено! Помните мы как-то говорили с вами о конце света. Он близок, если не восторжествует ум!.. Прогресс невозможен без риска. Но тут человечество воистину рискует всем». Идея русского космизма проста: человек - моральное существо, и его мораль не зависит от того, как решится вопрос о его смерти и бессмертии. Мораль не зависит от скорости научного прогресса. А от чего она зависит? Как скажет Федоров, от овладения небесным пространством.
«Высший дух, - по словам Циолковского, - не поселится в какой-нибудь мухе и не сделает ее Ньютоном». Страсть, обуявшая «некоторую часть интеллигенции походить как можно более на животных, уничтожать всякое различие между последними и человеком, - писал Н.Ф. Фёдоров, - мешает трезвому воззрению на начало человеческого общества».
Глобальные вызовы человечеству
Глобальные проблемы человечества обсуждаются в докладах Римскому клубу. Но впервые они стали обсуждаться в концептуальных рамках русского космизма. В 1913 году С. Франк формулирует идею ноократии как новой формы отношения человека к природе. В этом же году Н.А. Умов пишет статью «О задачах развития техники в связи с истощением природных ресурсов». Вернадский будет убеждать общественность в том, что человек живет не в обществе, а в биосфере. Под влиянием его лекций, прочитанных в Париже, Леруа создаст термин «ноосфера». В 1924 году А.Е. Ферсман выпустит книгу под названием «Химические проблемы промышленности», в которой скажет: «Мы наметили два предела культурной деятельности человечества». И еще: «отодвинуть наступление предела может только изменение коэффициента развития промышленности». Н. Федоров также стал размышлять о способах разрешения «санитарно-гигиенических» проблем цивилизации. Он писал: «Мир идет к концу, а человек своей деятельностью даже способствует приближению конца, ибо цивилизация эксплуатирующая, но не восстанавливающая, не может иметь иного результата, кроме ускорения конца».
Заключение. Об истоках русского космизма
Каковы философские истоки русского космизма? Возьмем один фрагмент из «Голубиной Книги», другой фрагмент - из статьи В. Соловьева «Россия и Вселенская Церковь», а третий - из «Грёз о земле и небе» Циолковского. И сравним их.
Вот цитата из «Голубиной книги», составленной в XV веке: «У нас белый свет взят — от Господа, солнце красное — от мира Божия, млад светел месяц — от груди Его, зори белые — от очей Божьих, звёзды частые — от риз Его, ветры буйные — от Святого Духа, мир, народ Божий — от Адамия. Кости крепкие взяты от камени, телеса наши — от сырой земли».
Стихи «Голубиной книги» указывают на то, что мы - христианский народ. Одновременно они не то, что бы подводят нас к мысли об организменности космоса, но прямо об этом говорят. Космос и человек мыслятся соразмерно. Здесь, в этих строчках, нет даже малейшего намека на какой-то пустой космос Ньютона. «Голубиная книга» нам символически подмигивает и говорит, будьте спокойны, вы не заблудитесь в космосе, не пропадете в нем. Принципы, которые лежат в основании нашей жизни, и принципы, которые лежат в основах понимания космоса, одни и те же. Если бы они были разными, то мы не смогли бы понять устройство космоса. Он был бы необитаем. Мы не могли бы его обжить.
Мир понимается так же, как понимает себя человек. Космос не больше человека. Он не превосходит его, не давит на него своей громадностью. Они равны. Человек – это вселенная, а вселенная – это человек. Что из этой соразмерности следует? Первое. Космос являет себя живым, а это значит он, как человек, всегда может измениться, стать иным. Второе. Человек - существо неразумное, хотя и мыслящее. Космос, как и человек, не поддается рациональному схватыванию в понятиях, ибо он показывает себя то как последовательность, то как одновременность. Мы не знаем, где начинается мысль космоса о себе, а где он прямо себя показывает. Русский космизм нигде не говорит о рациональности космоса, а говорит о разумности мира, которая получит в дальнейшем именование «София».
Вот еще один отрывок из «Голубиной книги», в котором показывается практический разум русского человека, взятого в его отношении к космосу.
«Мало спалося, много виделось:
Кабы два зверя соходилися,
Промеж собой подиралися,
Кабы белой заяц, кабы серой заяц,
Кабы белой заяц одолеть хочет?...
Сходилися Правда с Кривдой;
Это белый заяц – то-то Правда ль,
А серый заяц – то-то Кривда ль;
Правда Кривду передалила,
Правда пошла к Богу на небо…
А Кривда осталась на сырой земле,
И пошла она по сырой земле.
По всем четверым сторонам…».
Наши сны не лгут. Они нам вещи показывают такими, какие они есть. Почему не ложь с истиной поссорилась, а правда с кривдой подрались? Потому что истина и ложь одного поля ягоды. Они относительны. Истиной может быть практически оправданное заблуждение. А Правда абсолютна. Правда ушла к Богу, а кривда осталась между людьми. Поэтому есть много причин для того, чтобы люди кривили душой. И нет причин для того, чтобы мы говорили правду. В этом состоит темная основа человеческого существования, знание которой образует практический разум русского человека.
Софийность мира предполагает, что мир не исчисляется, что в его основе лежит не число, а хаос. Мир можно мерить, но его нельзя измерить. Его важно не рассчитать, а обжить. Если человек соразмерен с миром, то мир – это просто село, в которое человек может вселиться со все своим скарбом, а в самом человеке открывается хаос, его темная основа, кривизна его души. Где космос, там всегда вселенная. Где человек, там и хаос.
А теперь цитата из Соловьева. «Возможность хаотического существования, от века содержащаяся в Боге, вечно подавляется Его могуществом, осуждается Его истиной, уничтожается Его благодатью. Но Бог любит хаос в его небытии, и Он хочет, чтобы сей последний существовал, ибо Он сумеет вернуть к единству мятежное существование, Он сумеет наполнить бесконечную пустоту изобилием Своим… поэтому Бог дает свободу хаосу». Вот на этой любви Бога к хаосу и основана философия русского космизма.
Для того чтобы жить в мире, нужен порядок, логос, нужна рациональность. Для того чтобы сотворить мир из хаоса, нужна София. В этом проявляется ее премудрость. Но софийность мира очень странная штука. Странность связана с ее двойственностью. В ней необъяснимым образом сочетается порядок с хаосом, небесное с земным. Но София – это не точка перехода межу абсолютным и относительным. София - парадоксальна, противоречива. Она то посредница, то одно единое. Она дышит, то есть вдыхает и выдыхает. На вдохе хаос, на выдохе порядок. Это некое живое посредничество, это то, что, с одной стороны, является порядком, с другой стороны — хаосом. С одной стороны - нечто разумное, и, с другой стороны, - неразумное.
Что это значит? Это значит, что София по существу своему превращает некое множественное, различное, в целое; а целое, в свою очередь, в различное. Это превращение всегда граничит с хаосом. Хаос — это естественное состояние для софийного бытия. Поэтому русский космизм сопряжен с опасностями заходов в пространство хаоса, туда, где нет ничего невозможного, где софийность приобретает еще одно чудесное свойство. Оно состоит в следующем — когда уже всё разъято, когда уже совершенно не на что полагаться, софийность превращает невозможное в единственную возможность бытия. Тогда вдруг множественное сознание оказывается единомыслием, ноосферой. Совершенно удивительное согласие в пору всеобщего разногласия. И если можно на что-то уповать в мире, в котором мы живем, то только на это непонятное «вдруг», на эту непонятную, странную софийность, которая может вдруг явиться каким-то согласием и собиранием разделенного и множественного в целое.
И в заключение процитируем Циолковского. Чего боится человек? Вот он задумает что-то и захочет исполнить задуманное, а тут случай вмешается, вселенная свое неучтенное мнение выскажет и покажет человеку его ничтожество. «Всегда может вмешаться громада Вселенной, исказить, нарушить и не исполнить волю одного разума».
