Авторский блог Екатерина Глушик 00:00 19 сентября 2012

Осеннее притупление

Очередной "марш миллионов", организованный представителями антипутинской оппозиции, продемонстрировал заметное снижение интереса общества к протестным акциям под лозунгами "честных выборов" и "борьбы с коррупцией". Но дело здесь не в том, что указанные проблемы перестали существовать — просто вектор угроз изменился, и сегодня людей гораздо больше коррупции, свободы и демократии волнуют рост цен на продовольствие и жильё, образование и здравоохранение.

Очередной "марш миллионов", организованный представителями антипутинской оппозиции, продемонстрировал заметное снижение интереса общества к протестным акциям под лозунгами "честных выборов" и "борьбы с коррупцией". Но дело здесь не в том, что указанные проблемы перестали существовать — просто вектор угроз изменился, и сегодня людей гораздо больше коррупции, свободы и демократии волнуют рост цен на продовольствие и жильё, образование и здравоохранение.

Смена оппозиционных лозунгов (а вместе с ними, возможно, — и оппозиционных лидеров, значительная часть которых, наподобие Немцова и Рыжкова, несёт прямую ответственность за "рыночный фашизм" 90-х годов) — не более чем дело времени. Как, впрочем, и смена самих оппозиционных масс: вместо "креативного класса" на улицы вот-вот выйдут рядовые граждане страны, не желающие больше выбирать между оплатой коммунальных услуг и покупкой еды для своих детей.

"Болотные оппозиционеры" выходили на протестные акции по отмашке из-за рубежа. Новых оппозиционеров создаёт продолжение самим Кремлём антинародного либерально-монетаристского курса, снижение реальных доходов населения, повышение базовых тарифов и цен, разрушение производительного сектора отечественной экономики. Их трудно запугать лишением грантов или тюремным заключением — в тюрьме кормят не хуже, чем предусматривает официальный "прожиточный минимум" на свободе. Да и не рассчитаны российские тюрьмы и другие места лишения свободы одновременно на десятки миллионов заключенных.

И реальный, некатастрофический выход из этой дилеммы может быть только один: "властная вертикаль" должна перестать обслуживать только себя и олигархические группы, тесно связанные с крупным международным капиталом. Она должна повернуться лицом к обществу, к людям, дать им внятную жизненную перспективу, а также условия и средства, необходимые для реализации такой перспективы. Только это избавит нашу страну от увязания в "болоте" тотального социально-политического конфликта, чреватого гражданской войной и распадом России на несколько "новейших независимых государств".

Поэтому властям и официальным масс-медиа не стоит обольщаться, будто протестное движение в росийском обществе "пошло на спад". Происходит его трансформация. И нынешний "марш миллионов" стал одним из самых ярких свидетельств подобной трансформации. Предлагаем вниманию читателей газеты "Завтра" репортажи наших корреспондентов с места событий 15 сентября.

Пушкинская площадь, огороженный железными решетками проход к памятнику. Вдоль ограды десятками рук растянут белый плакат. На плакате черными ровными буквами: ПИТЕР ПРОТИВ ПУТИНА.

Десятки зевак, прохожих, полицейских. Митингующих единицы, они держат плакат.

Пока митингуют по Блоку:

"И у нас было собрание,

Вон в том здании.

Обсудили, постановили —

На время — десять,

На ночь — двадцать пять,

И меньше ни с кого не брать.

Пошли спать".

— Путин должен уйти.

— Улетел с журавлями — Нечего возвращаться!

— Лучше бы он в другое место слетал!

— Нет больше сил терпеть!

— Почему Пуcси Райт — на два года, а убийц выпускают? — митинговали старики: бородатые, одетые в костюмы и жилетки.

— Мне восемьдесят лет, а я пришла, — говорила махонькая бодрая старушка, по-японски повязав лоб белой лентой с подтверждающей зеленой надписью: "Мне 80 лет".

До марша целый час — митингующие собирались, доставали писаные от руки транспарантики: "Богородица, Путина прогони!", "Зевс, ПУ прогони!", "Перун, ПУ прогони!" — бодрые пенсионеры пришли выразить свою гражданскую позицию.

Пока возле памятника Пушкину — одна большая коммунальная кухня, где старички и старушки, по-старому, по-доброму, по-привычке, митингуют. Совсем скоро они доблестно и отважно пройдут полицейский кордон, турникеты и вольются в колонны настоящих, зарегистрированных митингующих.

— Россия — для русских! Это наш город! Это наша страна! — бодро, надрываясь, кричит старичок в зеленой армейской рубахе, потрясая жилистым кулаком, проходя мимо длиннющего бело-желто-черного флага, горизонтально растянутого вдоль бульвара. Флаг держат серьёзные молодые люди в черных штанах, черных куртках и черных беретках. А под флагом бегает маленький мальчик трех-четырех лет. И у него на руке повязан имперский флаг. Ему весело бегать под огромным полотнищем. Он видит, как все радуются, глядя, как он бегает под флагом, от этого ему еще радостнее, он бегает еще быстрее, делая такие крутые развороты… вот — чуть не упал. Удержался — молодец. И десятки фотоаппаратов заглядывают под флаг и снимают, как он бегает и радуется.

Перед флагом — строй парней в чёрном. За флагом — красная растяжка с чёрными суровыми словами: РУССКИЙ МАРШ. Растяжку держат худенькие, но суровые мальчики в марлевых повязках, а на глазах — чёрные очки. А между ними бабулька, самая настоящая — в цветастом платочке, в зелёном вязаном костюме:

— Я русская, — из-за растяжки говорит она двум-трем камерам, прицельно, в упор разглядывающим её. — Русская я. Я пришла всем сказать, что я русская. Россия — для русских. Я всю жизнь здесь прожила.

— Это провокация. Здесь что — националисты? Мне позвонить Белову? Щ-щас-сс, — очумелая, лет тридцати пяти, девица достает смартфон. Камеры бросаются к ней, теперь они прицелились в её возмущённое бледно-либеральное лицо.

— Что произошло? — подошёл узкоплечий, с кругленьким животиком мужчина. Он в чёрном, на голове чёрная беретка, в руке мегафон. Он возглавляет колонну Русского марша.

— Вот она... — тычет либерально возмущенная дамочка в грудастую налитую девицу в имперской майке, — вот она растоптала белую ленточку! Мне позвонить Белову? Щас позвоню, я щас так позвоню! — тычет она бледным пальчиком в экран смартфона, никак не находя нужный номер.

— Она... — проглядывая номера, говорит дамочка, — она наступила на белую ленточку. Она националистка, она провокатор, ей здесь не место.

— Да я чё, её видела? — оправдывается девица. — Тут вон чё под ногами, всего валяется — и окурки, и всё. Я чё, её видела?

На асфальте белым тоненьким укором свернулась несчастная белая ленточка. Дама хотела пристроить её на свою сумочку, ленточка слетела. А тут эта сисястая корова шла… она чего. Ей под ноги лень было посмотреть. Наступила своим ботинком — на… святыню!

— Щас-щас, — но нужный телефон не находился.

— Мы всё решим, — дипломатично вступил главный, тот, кто с мегафоном. — Всё решим.

— Нацам здесь не место, — дамочка круто развернулась и зашагала вперед, куда шли все, у кого с груди, с головы, с сумочек, с очков свисали белые ленточки — в начало колонны.

Вот уже прошёл Навальный. Кто-то бросился пожать ему руку. Прошел Немцов. К нему руки жать не бросились.

— О, глянь, Немцов! Давай за ним! — Две еще не определившиеся дамочки двинулись вслед за Немцовым. — Там точно интереснее. Потом туда вообще не пролезешь, — торопливо говорили они друг другу, торопливо шагая за широко шагающим Немцовым.

До начала "марша миллионов" считанные минуты. Вот уже и петербуржцы встали со своим огромным многоруким белым плакатом.

Перед плакатом мужичонка с гитарой хрипло пел новые революционные песни, разогревая толпу:

— Медвед!

— Писец! — хором откликались питерцы.

— Медвед!

— Писец!

— Путин, лыжи, Магада-а-ан! — нараспев и весело.

Весело мужичонка пел — с душой. Все радовались, все смеялись.

— Держать строй! — в мегафон командовал начальник имперцев.

— Путин, лыжи, Магадан! — радовались петербуржцы

— Держать строй! — командовал в мегафон начальник.

Строй не держался. Молодые имперцы еще не умели правильно держать строй. Потоптавшись, сделав несколько зигзагов, они, наконец, выровнялись в подобие линии.

А маленький мальчик бегал под огромным флагом. Его уже не фотографировали. А ему и не надо. Ему нравилось бегать. Это большие дяди и тети кричали и специально демонстрировали свои транспарантики — достанет транспарантик, и сразу к нему две-три видеокамеры. А он гордо поднимет транспарантик повыше, голову красиво развернёт — снимайте меня, и скажет ещё: — Я против!

Мальчик бегал просто так.

— Ну, всё, иди сюда, — позвала его мама. — Сейчас начнется. Ну, иди же, кому говорю, — заглянула она под флаг. Мальчик, недовольный, послушно вылез, взял маму за руку.

— Держать строй! — вновь призвал разболтавшийся строй начальник.

Вверх взлетела стая белых голубей. Сигнал дан.

Перед имперцами — в колонне русских демократов -— вдарили барабаны. Вдарили по-армейски весело, многие неопределившиеся метнулись на их звук.

— Слушай, по-моему, там веселее, — парень потянул свою девушку, следуя за веселым армейским барабанным маршем.

— Русские, вперёд! — хором гаркнули имперцы, перекрикивая и барабаны, и хриплого петербуржского подпевалу, уже орущего: — Медвед! Писец!

— Русские, вперёд! Православные, вперёд! Слава Перуну! Слава Велесу! — хором орали имперцы.

— Ну, кричи же: русские, вперёд! — склонившись, учила мама.

— Луские, фпрёд! — старался мальчик. Но так вокруг все кричали и скандировали, что он смолк и всю дорогу шагал молча и сосредоточенно. Видимо, под флагом бегать было интереснее. А тут иди за ручку и иди. А куда иди, куда вперед…

— Свободу Пусси Райт! — орали с другой стороны антифа и содомиты. От имперцев их отделял сквер. Ровными колоннами они шли друг против друга, над одними высоко поднимались радужные флаги и флаги с черной анархической А на красном полотнище, над другими — бело-желто-черные стяги и красные квадратные флаги с языческой свастикой.

— Русский — значит трезвый! — кричали имперцы.

— Свободу Пусси Райт! — кричали антифы и педерасты.

— Россия — для русских! Москва — для москвичей! Не для черных! Не для пидарасов! Не для либерастов! Слава России! Русские, вперёд!

— Путин, лыжи, Магадан! — речёвкой, в мегафон, не желая погаснуть в русском боевом имперском ритме, надрывались петербуржцы.

— Мы тебя породили — мы тебя и уберем! — кричали петербуржцы.

А мальчик понуро тащился за революционно настроенной мамой. Как было хорошо бегать под флагом. Вот он, он идёт рядом с ним. Но под флаг уже не забежать, и под ним не побегаешь. На Сретенском он уже и слезы еле сдерживал — еще бы — одно дело играть и радоваться, другое — идти. Куда идти, зачем идти…

— Я хочу на ручки.

— Иди — ты же русский, — усовестила сына мама. — Россия — для русских! — вторя хору, закричала она. — Русский — значит трезвый!

Через какое-то время колонны останавливались, чего-то ждали, кричали, скандировали. Шли дальше.

Вдоль пути — и слева, и справа — железная ограда, за ней — бесконечный ряд дружинников и полиции. Казалось, их было если не больше, то и не меньше, чем самих демонстрантов. А демонстрантов: тех, у кого не было видеокамер, планшетов и смартфонов; тех, кто держал флаги и транспаранты, — их было так мало… Точно, это был марш миллионов репортеров и журналистов, освещающих шествие самих себя.

И среди всего этого бодро-утомительного марша ныл маленький мальчик.

— Я хочу на ручки и домой!

Таких маленьких мальчиков и девочек было много. Вначале оживленные, обрадованные новизной, пестротой флагов и плакатов, они шагали бодро, даже подгоняли своих мам и пап… Не пройдя и середины… они уже тоскливо плелись, просясь на ручки и домой.

— Мама, — просил кучерявый мальчуган лет шести, — когда закончится, когда домой?

— Мы работаем, — сурово ответила мама. — Свободу Юлии Осиповой и политзаключенным! — отвернув от сына лицо к народу, кричала она, высоко поднимая фотографию какой-то женщины с ребенком. — Верните мать сыну! — кричала она, глядя на бесконечный ряд полицейских.

Хорошо было лишь тем мальчикам, кто вышел выразить свою гражданскую позицию на папиных плечах. Свесив оттуда ножки, они деловито, сверху вниз, разглядывали толпу. Почему-то у всех таких мальчиков на груди красовались белые ленточки, а в руках были белые шарики. Дети имперцев смотрели на них с завистью — хорошо им — этим… либералам.

Вышли на проспект Сахарова. Широченный перекресток. Впереди бьют барабаны, развиваются флаги: красные, синие, оранжевые, радужные, — педерасты держали свои флаги выше всех, чтобы все видели, кто идет! Позади — жиденькое малолюдье не определившихся, но очень стремящихся к свету людей. А слева и справа — солдаты. Страшные! В бронежилетах и касках солдаты-срочники, маленькие мальчики, которых привели сюда за ручки папы-офицеры и поставили их здесь охранять вот всех этих… митингующих. А митингующие…

А митингующие, увидев солдат, бросились на них со своими видеокамерами и смартфонами, и давай фотографироваться на фоне страшных солдат. Как они только ни фотографировались — только в обнимку к солдатам не лезли, а так — в такие невозможные позы вставали, что и говорить совестно.

А в середине, уже и не шел, плелся, тот самый мальчик, который еще час назад бодро и беззаботно бегал под бело-желто-черным флагом — трехлетний мальчуган. Он плелся и, забыв, что он русский, что он на Марше, что у него на плече флаг Российской империи, ныл:

— Пить хочу, мама, я пить хочу, — мужественно ныл, не ревел, не орал, просто тихо по-детски ныл, как ноют трехлетние дети, — пить хочу.

Он еще не знал, что через каких-то полчаса, он будет в страхе смотреть, как знакомые его мамы будут, под прицелом видеокамер, драться с какими-то дядьками с черной буквой "А" на красных флагах — драться за Россию.

Лучше б он с бабушкой во дворе остался гулять, на детской площадке...

Из огромных динамиков звучал голос Цоя.

Проспект Сахарова опустел.

Вся толпа сгрудилась у сцены. У полукруглого дома, на ступенях размахивали своими, подло украденными у детства, радужными флагами педерасты.

Словно подводя черту, страшным заградотрядом, ровным строем шли ОМОНовцы. Высокие, плотные, хорошо сложенные, они шли, подгоняя своим строем последних демонстрантов.

— Граждане, поторопитесь, освободите дорогу, сейчас будет восстановлено автомобильное движение, — предупреждал усталый голос из полицейского громкоговорителя. — Граждане, освободите дорогу…

Строй ОМОНовцев прибавил шаг.

Вот бы кому — этим здоровым, плечистым, сильным, свежим парням — нести имперские флаги и кричать:

— Россия — для русских!

— Русский — значит трезвый!

— Слава России!

— Россия, вперёд!

Но они шагали молча и скоро. Впереди были те, кто радел о России. Нужно сохранить для России их революционные сердца.

Пока они друг друга… не перемочили

Денис КОВАЛЕНКО

О предстоЯщей акции 15 сентября я узнала, будучи в шестистах километрах от Москвы — в маленьком городке Курской области. От местного сапожника, который оказался самым политизированным горожанином, встретившимся мне там. Зашла в малюсенькое помещение сапожной мастерской. Была распознана как приезжая. А когда призналась, что из Москвы, сапожных дел мастер пафосно сообщил: "15 числа у вас там состоится великая революция. Переворот". Я ответила, что мы уже и без того двадцать лет вверх головой стоим, какой ещё переворот? План мне обрисовали в деталях: многомиллионная толпа штурмует Кремль, выкидывает окопавшихся там… Воодушевление у сочувствующего революционерам было нешуточное, он как-то заговорщицки подмигивал, намекая, что всего рассказать до поры до времени не может. Но 15 число уже недалеко. Против "окопавшихся" у меня самой невесёлые мысли. Но не каждый, заявляющий себя ныне революционером, — мне друг, товарищ и брат.

Но на "марш" пошла. По наводке. Как всегда, какие-то группы в метро ждут друг друга. Я кинулась к красному флажку, высоко поднятому над небольшой толпой, думая, что это коммунисты (которых действительно характеризует дисциплинированность и сплочённость), и желая узнать, какие в данной акции лозунги и цели у них. Уж если я пойду непосредственно в колонне, то только с коммунистами, конечно. Группа оказалась иностранными туристами, рассматривающими панно на станции метрополитена, а флажок держала их экскурсовод в качестве ориентира. Так что уже и заграница живёт под лозунгом: "Наш цвет — красный". Что же, правильный ориентир.

Народу на Пушкинской действительно много. Не чрезвычайно, но немало. А вот милиции и ОМОНа чрезвычайно. Основная масса — люди возраста среднего и выше. Есть и молодёжь. Флаги как известные, так и совершенно неведомые мне аббревиатуры, расшифровать которые можно совершенно к своему удовольствию. Плакаты, воззвания, шары, раздают белые ленточки… Никакого ощущения, что "буря, скоро грянет буря", нет.

На площадь Сахарова — конечную точку похода — поехала на метро. По пути следования на всех остановках тоже усиленные наряды милиции. На станции "Комсомольская" — самой близкой к месту сбора, обычно заполненной "гостями столицы", — их почти нет. Видимо, сховались, чтобы не мелькать на глазах усиленных нарядов, не попасть в "воронки", которые и открыто стоят на подступах к площади, и притаились в разных закутках.

Проспект Сахарова перекрыт для проезда транспорта. И не только он. Вспомнилось, как нынешние "рыцари" революционного движения, будучи во власти, криком кричали, когда коммунисты устраивали митинги и шествия. Дескать, если вам, красно-коричневым бездельникам, делать нечего, то не мешайте людям нормально передвигаться по городу. Но, как говорится, такой-сякой сын, это наш такой-сякой сын. Если Немцов со товарищи шагает, то это глас возмущённого народа шагает, а если патриот шагает, то это помеха транспорту шагает. Подход справедливый. И не случайно на митинге звучало столько хороших слов о справедливости, и её все выкликали так, как дети на новогодних праздниках зовут Деда Мороза, уверенные, что чем громче и больше будут кричать, тем вернее дедушка придёт.

Много слов звучало предварительно и потом, на самом митинге, о свободе. Всего для всех, для политзаключённых, выборов и прочего. Но вот проход к сцене был аж за тремя препонами: сначала кордон милиции с металлоискателем и проверкой документов, подтверждающих твоё участие в митинге в качестве участника или прессы. Я прошла как пресса. Следующий кордон — необходим пропуск как организатора или ещё кого. У меня его нет. А тех, кто прошёл за второе ограждение, за третье пускают тоже по какому-то бейджику. Образно говоря, три ряда колючей проволоки сами накрутили и из-за неё даже с какой-то алчностью требуют: свободу! А вот свободу передвижения даже на отдельно взятой площади сами ограничили чрезвычайно.

Среди милиционеров много женщин. Силовые структуры бабами прирастать будут. Немало дружинников с повязками. Тоже привет оплёванным советским временам.

Вот и все флаги подходят. Рассредоточиваются, занимают места. Совсем уж близко к сцене не получится, наверное, ещё и потому, что пробиравшиеся близко к сцене граждане криками порой сгоняли со сцены тех, с кем сами не согласны. И те, как Немцов, например, просто не могли говорить. Сейчас это учтено. Крики и засвистывания тоже были. Но тем, кто на сцене, едва ли мешали. Красные флаги КПРФ, державные стяги, "РПР-ПАРНАС", Солидарность, СДПР, САМ, флаг facebook, "Я-Русский", "Десант России", плакат "Родись на Руси. Живи на Руси. Умри на Руси".

Услышала много правильных слов, словно выписанных либералами из программы КПРФ. И о борьбе за образование, и о препонах росту тарифов ЖКХ (пора, дескать, поумерить алчные аппетиты олигархов. Мама дорогая! А когда сам во власти был, чего не поумерил?)

Все взывают собирать деньги: на выборы, на политзаключённых, на организацию митингов. Когда градус "жертвуйте" дошёл до максимального, гордый от осознания миссии активист с коробкой пошел вдоль ограждения, к которому пробились, надо думать, самые неравнодушные. Раза четыре прошёл туда-сюда — ни один не раскошелился. Наконец и сам воззвал: жертвуйте политзаключённым. Какая-то сердобольная женщина сунула в щель монету.

Действительно, на сцене были люди разных взглядов. После записных трибунов почти сплошь либеральной ориентации вышел мужик, 30 лет проработавший на радиозаводе, ныне почти вставшем. Его сына посадили за то, что схватил омоновца за рукав, когда на акции силовики стали бить. "Мне стыдно за то, что моё поколение 25 лет назад допустило, что власть взяла кучка негодяев",— сказал он. А многие из той кучки стояли за его спиной.

Через пару часов, утомившись от надоевших лиц, профессионально поставленных на "гнев и возмущение" голосов, избитых на десятках митингов речей я, как и многие, потянулась к метро. "Ре-во-лю-ция!" не состоялась.

Екатерина ГЛУШИК

Фото Анны ЕВСЕЕВОЙ

1.0x