В конце прошедшего сентября Министерство энергетики и Минфин России согласовали проект радикального изменения налогообложения нефтяной отрасли, рекомендовав правительству уйти от практики взимания налога на добычу природных ресурсов (НДПИ) и от экспортной пошлины на нефть, одновременно постаравшись компенсировать потери бюджета за счёт механизма нового налога на добавленный доход (НДД), который якобы должен не только стимулировать компании к росту добычи и экспорта нефти, но и заставить их работать намного эффективнее и технологичнее, нежели происходит сейчас.
Что же это за "налоговая магия", которая должна внезапно облить население России "золотым дождём" от нефтяных доходов? И нет ли тут скрытого смысла, ведомого одним нефтяникам, но способного обнулить все государственные и народные ожидания от такого нововведения?
Подсчитали — прослезились
Удивительно, но даже сами авторы закона, особо не скрываясь, полагают основным источником будущих налоговых поступлений отнюдь не какую-то мифическую "эффективность" российских нефтедобывающих компаний, но банальный рост объёмов добываемой нефти. В полном соответствии с принципом "бури больше, качай быстрее, гони на экспорт". Так, первый замглавы Минэнерго Алексей Текслер в кулуарах Петербургского международного экономического форума в июне этого года, рекламируя новый закон по НДД, заявил, что применение его вызовет рост добычи нефти на 60 миллионов тонн в год, правда, разумно оговорившись, что этот процесс растянется до 2036-го года. Для масштабирования этой громадной цифры количественного роста добычи в сознании читателей скажем, что за 2016-й год Российская Федерация добыла 547 миллионов тонн нефти. Таким образом, озвученные Текслером 60 миллионов тонн составляют ни много, ни мало, а целых 11% от существующего уровня добычи нефти — при том, что большая часть российских месторождений находится уже на стадии естественного падения добычи нефти.
Павел Завальный, председатель комитета по энергетике Госдумы РФ, пошёл и того дальше в своих мечтах, заявив в недавнем интервью, что новый закон позволит "получать больше доходов за счёт увеличения объёмов добываемой нефти — по экспертным оценкам, на 20-60%". Опять-таки, если перевести высказывание политика в практическую плоскость, Завальный предлагает России внезапно начать добывать ещё эдак 320 миллионов тонн нефти в год, что соответствует нынешней годовой добыче таких крупных нефтедобывающих стран, как Иран и Ирак — вместе взятых.
Кроме того, такие "идеально-оптимистические" оценки будущего нефтянки в условиях режима НДД не учитывают ещё одного элементарного факта: даже если случится чудо и российские нефтяные компании станут сверхэффективными и вдохнут "вторую жизнь" в истощённые месторождения Поволжья и Западной Сибири, то такие значительные количества новой нефти на мировом рынке никто не ждёт. Достаточно посмотреть на уже свершившуюся технологическую революцию в нефтяной промышленности — переход в США к массовой добыче нефти и газа из труднопроницаемых пород, знаменитую "сланцевую лихорадку". Побочными эффектами от прихода сланцевой нефти на поделенный и заполненный нефтью мировой рынок стали драматическое падение цены чёрного золота со 140 до 50 долларов за баррель и внезапная реинкарнация "мега-ОПЕК" с участием России, которая была совершенно нереальна во времена дорогой нефти. В итоге американский бюджет, в отличие от американской экономики, не получил буквально ничего напрямую от "сланцевиков" — им, наоборот, пришлось давать массу льгот из американского федерального и местных бюджетов, чтобы просто удержать их на плаву в новых экономических условиях.
Столбовая дорога к дорогому бензину
Ещё одним побочным, но тщательно скрываемым в публичных выступлениях политиков очевидным последствием внедрения нового закона является его негативное влияние на нефтепереработку и нефтехимию в России. Предыдущая формула, использующая НДПИ, била именно по экспорту сырой нефти, практически силой принуждая нефтяные компании строить нефтепереработку внутри России и заниматься, как минимум, экспортом нефтепродуктов и полимеров. Нельзя сказать, что данный процесс особо радовал "нефтяных баронов" (сырую нефть на мировом рынке продать куда проще, чем качественный бензин), но процесс нефтяной индустриализации России худо-бедно двигался вперёд — росло как число нефтеперерабатывающих заводов, так и основной параметр их эффективности, глубина переработки нефти. Безусловным фактом было и то, что Россия значительно нарастила именно экспорт нефтепродуктов — так, из 547 млн. тонн добытого чёрного золота в 2016-м году лишь 255 млн. тонн отправилось за кордон в виде сырой нефти, а ещё 156 млн. тонн ушло в виде нефтепродуктов. Более того, в экспорте нефтепродуктов устоялась и ещё одна положительная тенденция: в нём постоянно, год от года рос объём экспорта "светлых" нефтепродуктов (бензина и дизельного топлива), в то время как экспорт низкотехнологичного мазута постоянно снижался. Такая тенденция привела к тому, что глубокая нефтепереработка в России стала выгодной — российские нефтепродукты стали продаваться по ценам, стабильно превышающим стоимость сырой нефти.
Казалось бы — вот она, та самая прибавочная стоимость, которая остаётся в стране! Вот они, современные НПЗ, которые позволят российским автомобилям не "чихать" и "фыркать" непонятным бензином и дизелем, но ездить на качественном топливе! Но, как оказалось, в новом законе этот действующий механизм предлагается, ничтоже сумняшеся, просто уничтожить, по сути вернув страну к реалиям 1990-х годов, когда максима "вырежем и вывезем всё" правила бал в российской экономике.
Нефтяное лобби действует!
В сложившейся неоднозначной ситуации, конечно, поразительны и просто-таки "стахановские" темпы принятия столь сложного и комплексного изменения налогообложения ключевой отрасли российской экономики. Минэнерго рассчитывает, что новый механизм налогообложения вступит в силу уже с 1 января 2018 года, Государственная дума РФ готова голосовать за проект во всех чтениях, после прохождения слушаний на заседании правительства России.
Формально первый этап внедрения законопроекта должен стимулировать более эффективное хозяйствование на небольших и уже в значительной мере истощённых месторождениях — с тем, чтобы продемонстрировать правильность и прибыльность выбранного направления изменения налоговой базы. Однако никаких "независимых нефтяников" или небольших нефтяных компаний к налоговому эксперименту не допущено — предложенными для первого этапа образцовыми месторождениями владеют такие гиганты отрасли, как "Газпром нефть", ЛУКОЙЛ, "Сургутнефтегаз" и "Русснефть".
В принципе, любая из этих компаний может за счёт весьма непрозрачного перераспределения внутренних издержек показать практически любые результаты на таких небольших месторождениях — в "экспериментальные делянки" включено несколько участков с общим объёмом добываемой нефти всего лишь в 7,5 млн. тонн. С другой стороны, знаменитый Самотлор, на котором и сегодня добывают 20 млн. тонн российской нефти при чудовищной истощённости месторождения (обводнение Самотлора достигает 95% — на поверхность качают практически только воду), в рамки предлагаемого эксперимента не попал. Почему — тоже понятно: на таком истощённом и крупном месторождении гораздо сложнее "нарисовать" безусловную эффективность нового закона или же цена такой липовой эффективности будет слишком высока для нефтяного лобби.
Скорее всего, столь же неоднозначным будет и эффект от внедрения НДД повсеместно в нефтяной отрасли — об этом, кстати, даже сейчас говорят, практически не стесняясь. Тот же Завальный прямо утверждает: "Есть также риск, что на начальном этапе введение НДД приведёт к выпадению части доходов, которые сегодня государство получает от нефтяных компаний. Это вопрос, который вызывает наибольшие сомнения у Минфина РФ".
Золотые слова! Ведь якобы "упрощённый" вариант взимания нового налога отнюдь не так прост: в отличие от простого, как "семейные трусы за рупь-двадцать", НДПИ, который чётко привязывает налог к каждой тонне добытой нефти, новый НДД "растворяет" налоговую базу в массе бухгалтерских статей и финансовых инструментов. Это во многом виртуализирует процесс добычи и продажи реальной нефти. Конечно, работы бухгалтерам и аудиторам нефтяных компаний введением такого закона будет создано гораздо больше, точно так же, как и российские налоговики должны быть готовы к изыскам "двойной налоговой бухгалтерии" нашей родной нефтянки, — но, извините, какой от этого прок Российскому государству, в чём выгода для российских граждан? Что им от того, что в отрасль придут некие абстрактные "инвестиции" или возникнет некая виртуальная бухгалтерская "эффективность", если закон, по сути, базируется на неверных подходах к налоговой нагрузке, что вынуждены признавать сами авторы законопроекта?
Есть ли выход?
Новый закон о налогообложении нефтяной отрасли возник не от хорошей жизни. Фактически он постулирует очевидное: советское геологическое и технологическое наследие уже практически исчерпано, в то время как "гиганты нефтяной индустрии" так и не создали ничего нового в ключевой для России отрасли. Ума наших "нефтяных баронов" хватало только на продажу сырой нефти за рубеж да на покупку сетей заправок в США и в Индии — в расчёте на то, что офшорный бизнес позволит им не заниматься добычей нефти в неудобных российских условиях.
По сути дела, внедрение НДД — это попытка переложить все издержки от добычи нефти на плечи российских граждан, продолжив хищническую практику вывоза нефтяных доходов из страны. Надо сказать, что механизм НДПИ во многом этому препятствовал: несмотря на то, что, согласно самым консервативным оценкам, Россия в 2000 х годах потеряла от 1 до 2 трлн. долларов от вывоза нефтяных доходов через массу непрозрачных схем, практически столько же денег удалось оставить в стране. Именно за счёт этих ресурсов Россия смогла вырваться из пучины безвременья 1990 х годов и выйти на траекторию роста. Теперь же, вместо того, чтобы выявить, убрать и запретить остающиеся каналы по вывозу капитала из страны, нам предлагают за счёт НДД создать новые, просто-таки "с иголочки", и теперь уже не в серой тени, а в самом что ни на есть федеральном законе. И, к сожалению, такой подход к ключевой отрасли в этот раз способен окончательно погубить Россию: советского запаса прочности у страны уже нет.
