"ЗАВТРА". Николай Иванович, хотелось бы поговорить о ключевых исторических событиях, связанных с экономической трансформацией Советского Союза и реформами девяностых годов.
Николай КРОТОВ, исследователь мира финансов, автор книги "История фондового рынка. Период беззакония. 1988–1996 гг." Сразу хочу подчеркнуть, что я эту трансформацию рассматриваю не только с помощью различных официальных документов и постановлений, но и через призму их создателей. Я достаточно много людей опросил из этой сферы, и потому картина получается более объёмной.
С точки зрения документов, я бы выделил три ключевых закона. Во-первых, закон "О государственном предприятии (объединении)" 1987 года. Сложно назвать другой закон, который принёс бы столько вреда. Во-вторых, "Закон о кооперации в СССР" 1988 года и, в-третьих, закон об аренде ("Основы законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде") 1989 года.
"ЗАВТРА". Был ещё знаменитый указ о "комсомольской экономике", в первую очередь о научно-техническом творчестве молодёжи (НТТМ).
Николай КРОТОВ. Да, этот указ разрушил двухконтурную финансовую систему (наличные и безналичные деньги).
Так вот, когда готовили закон "О госпредприятиях", это вызывало большой оптимизм чуть ли не всех участников. Но оказалось, что уровень компетентности его составителей был очень низок. Поражает воображение способность наших реформаторов едва ли не каждой новой законодательной инициативой приводить к результатам, прямо противоположным намерениям её авторов.
Первое, что было объявлено, — это хозрасчёт и самоокупаемость предприятий. Второе — производственная демократия. И третье — отказ от многих требований со стороны министерств, то есть предприятиям дали большую свободу, отменили планирование сверху.
Предполагалось, что планировать предприятия станут сами снизу, а министерства будут только объединять присланные им планы, но в результате были потеряны общая цель и общее регулирование экономики.
Многие предприятия, перешедшие на самофинансирование, выбирали для выпуска ту продукцию, которая была более выгодной, более дорогой, а более дешёвую, но важную для смежников, выпускать переставали, что привело к жуткой разбалансировке хозяйства.
"ЗАВТРА". А как реализовывали производственную демократию?
Николай КРОТОВ. Начались выборы, от директоров до начальников цехов. Как правило, выбирали самых громких, тех, кто обещал манну небесную прямо завтра. Самые распиаренные выборы директора прошли на знаменитом Елгавском заводе микроавтобусов (РАФ), и дальше пошло-поехало…
Когда подошёл закон "О кооперации", принятый в мае 1988 года, начали создавать на предприятиях кооперативы. Зачастую директор завода брал наиболее эффективный цех, ставил во главе такого кооператива жену или сына и оставлял все убытки на заводе, а все прибыли снимал в этом цехе-кооперативе. В результате зарплаты некоторых руководителей выросли в 200 раз!
В 1988 году стало возможным любой цех взять в аренду за минимальную сумму. Потом подставная компания или кооператив, созданный директором, выкупал этот цех за копейки, вырывая из общей системы предприятия.
"ЗАВТРА". А что значит "выкупал"?
Николай КРОТОВ. Была такая форма — аренда с правом выкупа.
"ЗАВТРА". То есть, получается, приватизация прошла уже тогда?
Николай КРОТОВ. Совершенно верно. Это так называемая административная приватизация, поскольку арендаторы имели преимущественное право выкупа, и они свои заводы по-быстрому начали приватизировать. Чубайс даже жаловался, что когда в июле 1992 года началась ваучерная приватизация, административная приватизация была больше, чем приватизация денежная.
То, что приватизация связана с именем Чубайса, известно всем. А вот о том, что кооперацию патронировал напрямую Рыжков, мало кто знает. Мне рассказывал тогдашний министр финансов СССР Гостев, что Рыжков бегал по ЦК с книжкой "Ленин о кооперации". Но Рыжков не понимал, что Ленин опирался на мощнейшую российскую кооперацию, в которой было занято чуть ли не 50 миллионов человек! Он капиталистическую кооперацию превращал в социалистическую кооперацию, то есть там было, что превращать. А Рыжкову нужно было кооперацию создавать с нуля, после уничтожения её Хрущёвым. Создали её, конечно, более чем идиотически.
"ЗАВТРА". А почему идиотически? Вы считаете, что это не было сознательным актом?
Николай КРОТОВ. Да, хочется найти "профессора Мориарти" во всех этих событиях. Но я пока его не нашёл.
И если в перестроечные годы такой Мориарти мог быть, то после 1991 года он уже не был персонифицирован. Им была сама алчность начала девяностых и костлявая невидимая рука рынка. Она для нас была именно костлявой.
Ещё один Мориарти, который проходил сквозь все реформы (он, кстати, и сейчас висит над нами дамокловым мечом), — это пресловутый Вашингтонский консенсус, который задал тон практически всем событиям. Придуман он был в 1989 году экономистом Джоном Уильямсоном для стран Латинской Америки, а известность получил в Европе, где был опробован в отношении трёх стран: России, Украины и Болгарии.
Что предполагал Вашингтонский консенсус, с его понятным акцентом на демократизацию и приватизацию? Его пять основополагающих положений, кстати, были нами прилежно реализованы…
Во-первых, жёсткое стремление к минимуму дефицита бюджета.
Во-вторых, отсутствие субсидий предприятиям, то есть поддержка промышленности сводилась к нулю.
"ЗАВТРА". Иными словами, устранялся протекционизм.
Николай КРОТОВ. Да, всё шло по принципу "кто выживет — тот выживет".
В-третьих, снижение предельных ставок, либерализация финансовых рынков, свободный обменный курс национальной валюты.
В-четвёртых, либерализация внешней торговли, разрешение прямых инвестиций, полное освобождение от таможенных пошлин и дерегулирование экономики.
И в-пятых, хотя, на самом деле, это основополагающий тезис, который команда Гайдара начала реализовывать, — защита прав собственников.
Тут вспоминается один примечательный факт: как-то Наина Ельцина возмутилась привившимся в стране термином "лихие девяностые". Она, в частности, сказала, что это была эпоха "умных людей, которые смогли справиться с тяжелейшими задачами". То есть девяностые — почти "золотые" годы для России, по её мнению.
Я тогда решил поискать, а кто же автор определения "лихие девяностые"? Оказалось, сам Борис Ельцин! 10 января 1992 года, выступая на заводе ГАЗ, он произнёс такие слова: "Шестьдесят лет заводу, и шестьдесят лет мне. Я уже чувствую, возраст порядочный, работать тяжело, работать трудно. Да, ещё сейчас такая лихая година!" Поэтому Наина Иосифовна зря ополчилась на прижившееся определение девяностых годов — критиковать своего мужа ей тут не к лицу.
Действительно тогда началась "лихая година". Она стартовала со знаменитых указов о либерализации цен — цены мигом взлетели: в 1992 году инфляция достигла 2500%! И она не сильно сумела упасть в следующем году: в 1993-м её уровень оставался почти на 2000%.
Как можно было в таких условиях развивать экономику, с учётом отказа от субсидий? Прибавьте к этому фактор приватизации, начавшейся в соответствии с президентским Указом от 1 июля 1992 года. Этот документ носил название "Об организационных мерах по преобразованию государственных предприятий, добровольных объединений в акционерные общества". Понятно, о чём шла речь. Это была, конечно, фантастическая задумка, реализовать которую сначала планировали за год. Потом прибавили ещё полгода.
А "пожали" то, что с 1992 года в стране началась жуткая нехватка денежных знаков, поскольку при таком увеличении всех цен просто нечем было рассчитываться! И пошли в ход всевозможные суррогаты. Доходило до того, что в Сибири на некоторых винных заводах этикетки алкогольных напитков могли использоваться как внутренняя валюта. Этикетка "Агдама" — три рубля, допустим. Вот такого рода "гуляй-поле" катилось по стране. Было множество и иных эквивалентов.
"ЗАВТРА". Страна переходила на бартер.
Николай КРОТОВ. Бартер, да, но это уже во многом следующая стадия того же процесса. Мы утонули в неплатежах. Быстрое разбалансирование экономических связей уже к июлю 1992 года привело к тому, что размер неплатежей достиг 2,3 триллиона рублей! В этой ситуации развивать экономику было совершенно невозможно.
Была предложена альтернатива. Основным автором её принято считать Чубайса, хотя выдвигали и разрабатывали её иные люди, не столь статусные, как принято сейчас говорить. Было предложено долги всех предприятий, которые недодали бюджету и смежникам, превратить в акции и дать им возможность за полгода рассчитаться этими акциями друг с другом. А если рассчитаться не удастся, то акции продать на фондовом рынке.
Ясно, что при колоссальной нехватке оборотных средств при таких неплатежах предприятия стоили бы копейки. Это оказалось бы даже не распродажей, а прямой раздачей всей нашей промышленности даром.
"ЗАВТРА". Эта афера была бы покруче ваучеров!
Николай КРОТОВ. Ситуацию спас Виктор Геращенко, который с июля 1992 года стал председателем Центрального банка. Виктор Владимирович провёл так называемый взаимозачёт: государственные предприятия (основная приватизация ещё не прошла) благодаря вброшенному кредиту, который подействовал как благотворная смазка на все финансовые механизмы, получили возможность расплатиться. И неплатежи уменьшились в семь раз!
Против Геращенко тут же была развёрнута кампания травли. Её, с тайной подачи Анатолия Чубайса, возглавлял Андрей Илларионов. Виктору Геращенко вменялось в вину резкое увеличение инфляции. Но, так или иначе, взаимозачётом напряжение было снято, и хотя полностью проблема не была урегулирована, она стала менее острой.
И тут пошла по стране девятым валом приватизация. Все помнят эти знаменитые бумажки — ваучеры, которые были розданы предприятиям и частным лицам.
Ещё одной проблемой, которая подстёгивала начавшийся общий хаос, стало появление фальшивых авизо. С помощью авизо шли расчёты между предприятиями. Ещё в апреле 1992 года в большом количестве фальшивки стали поступать в банки. По ним оборотистые дельцы снимали огромные деньги — миллионы!
"ЗАВТРА". Кто же этим занимался?
Николай КРОТОВ. В том хаосе, который разрастался в экономике, крайних не было возможности найти. Обвиняли чеченцев, которые снимали деньги, но не они составляли подложные авизо. А кто? Я опрашивал многих бухгалтеров, работников банков. Все мне дружно говорили, что и под пистолетом не смогли бы подготовить такие извещения. Понятно, что к этому не могли не быть причастны государственные банкиры, и некоторые из них реально попали под следствие. Но милиция и судебная система были далеки от адекватной реакции на это явление и его масштабы. Это грех практически всех государственных структур, я считаю. Все были виноваты в существовании этой круговой "схемы".
Сейчас некоторые исследователи усматривают в этой истории западный след. Ведь масштаб ущерба был колоссальным! Общий убыток для страны, нанесённый этими подделками, — 4,5 триллиона рублей.
"ЗАВТРА". С учётом менявшихся цен, сейчас это сколько было бы?
Николай КРОТОВ. Могу пояснить, чтобы была ясна соразмерность. Около 35% всей собственности России, как известно, решили тогда превратить в ваучеры, раздать обманутым людям. Так вот, эти 35% всего богатства страны, которые превращались в ваучеры, составляли приблизительно 4,5 триллиона. То есть путём махинаций с авизо у нас украли треть имущества страны. Только огромная страна с десятилетиями устойчивой плановой экономикой могла такое пережить!
Если посмотреть на название моей книги — "История фондового рынка. Период беззакония 1988–1996 гг.", то слово "беззаконие" требует некоторого уточнения. Этот период начинается с того момента, когда законы только начали создавать, и пространство страны выглядело как свободная площадь для свободной охоты, а заканчивается принятием в апреле 1996 года Федерального закона "О рынке ценных бумаг", который более-менее стал регулировать события на фондовом рынке.
Я хотел бы коснуться тут одного направления, которое может больше заинтриговать, чем дать исчерпывающие ответы, поскольку тут ещё много неясностей. Это роль американских консультантов в развитии нашей экономики "лихих" лет.
Об этом много рассказывал экс-глава Госкомимущества Владимир Павлович Полеванов. Он очень короткое время (с ноября 1994 по январь 1995 года) возглавлял этот комитет после Чубайса. Его поставили на эту должность, так как Ельцину очень по нраву пришлась деятельность Полеванова в качестве губернатора Амурской области. И первое, что сделал Владимир Павлович, — отнял пропуска у консультантов, замеченных в сношениях с ЦРУ. Как вы понимаете, это не могло не привести к жуткому скандалу.
"ЗАВТРА". Кто же его информировал об этих агентах ЦРУ?
Николай КРОТОВ. Совестливые представители силовых органов, скажем так. После этого Полеванов просидел на своём посту буквально несколько недель, так как из США последовал хозяйский окрик, что в случае продолжения подобных "штучек" вся "помощь" России прекратится.
Помощь эта была очень своеобразной: началась она бодро, с приглашения в Москву Егором Гайдаром Джеффри Сакса, довольно обходительного, циничного макроэкономиста, который был известен к тому времени сотрудничеством с Пиночетом, "шоковыми терапиями", реализованными в Боливии и Польше. Этот человек с осени 1991 по январь 1994 года являлся руководителем группы экономических советников при Ельцине.
Начал он с того, что пригласил в Москву некоторых представителей Гарвардского университета. В первую очередь одного нашего эмигранта, Андрея Шлейфера, который в 15-летнем возрасте в середине 1970-х годов уехал из Советского Союза в США, где стал доктором философии, но основным направлением его деятельности была именно мировая экономика. И этот 30-летний молодой человек приезжает в Москву, как, впрочем, и ещё один выпускник Гарварда, Джонатан Хэй. Эти имена потом всплывут рядом в 1997 году, когда разразится огромный скандал: в США они были обвинены в том, что некорректно использовали американскую помощь для "подъёма" экономики России, и в 2005-м за все их фокусы Гарвард заставили выплатить почти 30 миллионов долларов. Впрочем, во всей этой грязной истории можно усмотреть взаимную договорённость, потому как изначально заявляли куда большую сумму.
"ЗАВТРА". А чем именно занимался Хэй?
Николай КРОТОВ. Магистр экономики Джонатан Хэй — яркая фигура. Он умел себя подать и практически сразу воцарился во всех наших экспертных советах, подведомственных Госкомимуществу, хотя в плане фактических знаний и умений являлся специалистом ещё тем!.. Просто пробивной малый, попавший в Россию сразу после института. Единственное его реальное умение — хорошо говорить по-русски. Как вспоминали мои собеседники, знавшие его лично, он понимал даже наш юмор.
Чтобы понять, как эти заокеанские консультанты, слетевшиеся к нам в девяностые, здесь себя чувствовали, приведу один рассказанный мне эпизод. Как-то раз банкир Андрей Козлов и один мой собеседник пришли в Госкомимущество, которое тогда располагалось на Ленинском проспекте, дом 9; они застали там заместителя Анатолия Чубайса Дмитрия Васильева. Посидели, побеседовали с ним, собрались уходить. И вдруг врывается к ним некий американец, из консультантов, и удивлённо так спрашивает Васильева: "Слушай, а что там, в коридоре, иностранцы делают?" Иностранцами были французы, ждавшие приёма.
"ЗАВТРА". То есть ни у кого в голове даже не щёлкнуло при абсурдности этого вопроса из уст американца?
Николай КРОТОВ. Да, американцы в Госкомимуществе иностранцами не считались, там даже по телефону отвечали преимущественно по-английски.
А что касается суммы, выделенной для проведения и "закрепления" приватизации, то она была в районе 300 миллионов. Бо́льшая часть этой суммы была потрачена на зарубежных консультантов! Они получали громадные зарплаты.
Что вообще представляли собой эти персонажи? Их можно поделить на две условные категории.
Во-первых, реальные "спецы", знавшие своё дело и работавшие на фондовом рынке. Они делились знаниями, готовили нужные документы.
Во-вторых, непонятная публика, хорошо знавшая свой функционал, но не так, как это представлялось бы полезным нашей стране. В частности, во всех проверках, командировках международных консалтинговых компаний, нанятых для работы, участвовали странные американцы. Они тщательно фиксировали, как создаются акционерные общества, в том числе на стратегических и некогда закрытых (секретных) предприятиях, как ведутся там реестры акционеров и так далее.
"ЗАВТРА". Что представляли собой эти реестры?
Николай КРОТОВ. Реестр — это перечень собственников того или иного предприятия с указанием долей. Сами понимаете, что чрезвычайно важно знать, кто именно владеет предприятием, какова иерархия его управления и так далее. Так вот, эти люди приезжали на секретные предприятия, при этом их обязательно сопровождал тот или иной американец, вхожий в самые закрытые российские структуры. Он сам мог далеко не во всех вопросах разбираться, но везде присутствовал, и в отношении него было приказано не чинить никаких препятствий.
А надо сказать, что в это время как раз приватизировались крупнейшие наши военные предприятия, большинство которых в скором времени закрылось. Было очевидно, что таким образом проводимая приватизация проходила с вполне очевидной целью выжать все секреты и убрать конкурентов.
Один из моих собеседников, работавший в ГРУ и в середине 1990-х имевший отношение к Центральному банку, мне как-то говорил, что видел тогда немало коллег из Лэнгли, опознаваемых по особой выправке, манерам и другим косвенным, но однозначным признакам. Это доказывает, что большое количество людей там занималось не консультациями, а служило по другому ведомству.
"ЗАВТРА". А почему именно Хэй и Шлейфер попали под санкции "родного" американского правительства, чем не угодили?
Николай КРОТОВ. Дело в том, что, подготавливая документы для приватизации, они сами не удержались и стали заниматься вложениями. К ним ведь стекалась масса инсайдерской информации, и их инвестиции в те или иные предприятия были, по американским законам, подсудным делом, чреватым немалыми тюремными сроками.
Был ещё такой Ричард Бернард, главный юрисконсульт Нью-Йоркской фондовой биржи. Мы были знакомы. Он реально хотел помочь российскому финансовому сектору, как мне кажется. Ещё в 1990 году он приезжал к нам на конференцию и стал координатором с американской стороны в созданной с советским Минфином комиссии по развитию советского фондового рынка. Но Бернард вступил в конфликт с "гарвардскими мальчиками", и обернулось это тем, что его попросту вытурили из нашей страны. Он такого отношения к себе стерпеть не мог, и, собственно, именно его показания дали ход гарвардскому скандальному делу. Он мне присылал протоколы допросов и свои отчёты. В моей книге они выборочно опубликованы и производят большое впечатление — это чтение посильнее "Фауста" Гёте.
"ЗАВТРА". А нынешние представители силовых служб проявляют интерес к вашим книгам? Там ведь можно почерпнуть информацию, подводящую к раскрытию многих давних экономических преступлений.
Николай КРОТОВ. Я не открыл для людей глубоко сведущих ничего нового. Всё это известно, и у меня по этому поводу нет иллюзий.
В 1999 году, уже при Примакове, аудитор Счётной палаты Вениамин Соколов тщательно проверил документацию Центра приватизации и составил отчёт с огромным количеством цифр и исчерпывающей информацией обо всех обнаруженных "подвигах". Там не на один десяток статей хватит.
"ЗАВТРА". Отчёт этот был опубликован?
Николай КРОТОВ. Нет, его только в библиотеке Счётной палаты можно найти.
"ЗАВТРА". Про этот отчёт расскажите поподробнее, пожалуйста. Это открытая информация или всё же нет?
Николай КРОТОВ. Отчёты Счётной палаты не считаются секретными, если это специально не оговорено. Этот отчёт был в своё время представлен, принят. Но после этого опять сменилась власть: Примаков был отправлен Ельциным в отставку с поста председателя правительства. И отчёт положили "под сукно" — не дали ему хода, в общем. Но ведь он есть, и я его свободно цитирую в своих книгах.
На этот счёт я неоднократно говорил с представителями различных силовых ведомств. И, оказывается, они всё это знали; значительно больше написанного там и того, что знаю я. Но политическая воля была — "не трогать". Это напоминает печальную историю с Полевановым. Как только он тронул некоторые ставшие ему известными факты, он сразу получил по рукам.
Причём, что касается подводной части айсберга, то я даже не думаю, что это особым образом выстроенный, хитрый, злой умысел, какое-то накопление знаний, которое можно было использовать в целях шпионажа, компромата и так далее. Отнюдь нет!.. Обыкновенная алчность. Там такие деньги ходили, что многим людям сложно было не впасть в искушение. И документов — "памятников" этому сохранилось предостаточно. Срок давности, говоря юридическим языком, у многих из них прошёл. Это всё уже интересно теперь больше историкам.
Я вообще считаю, что экономическая история — это наука о "граблях". Чтобы мы чувствовали, смотрели и вбирали в себя эту "летопись греха" как некую вакцину против неправильных действий.
Вот сейчас многие читают нашумевшую книгу Александра Галушки "Кристалл роста". Она начинается с цитаты экономиста Йозефа Шумпетера про хорошего экономиста, который должен знать статистику, теорию и экономическую историю. И вот именно экономическая история для меня представляет первоочередной интерес.
Дело в том, что любая история предполагает альтернативу. И интересней накапливать не конечные факты, а понимать путь, который привёл к ним. В моих книгах есть беседы с Чубайсом, Полевановым, Геращенко, американскими, английскими консультантами "мира российских девяностых" — людьми абсолютно разными. Так выстраивается реальная полифоническая картина, полнокровная модель реальности. Это не публицистика, которую нередко пишут с подспудным или явным желанием что-то или кого-то обличить, а попытка понять, что же и как всё-таки произошло.
Нельзя всё одной — чёрной — краской мазать. Это дорога к примитивизации истории и текущей жизни. Рассматриваемое время, девяностые годы, — это процесс донельзя сложный, запутанный. В 1991-м произошла роковая перетряска общества, кардинальная смена элит. Она привела к тому, что очень много "повсплывало" публики, которой по определению не место у власти. Я бы сравнил таких людей со скисшими сливками или искусственными сливками, на пальмовом масле. Но в то же время масса людей (и из старой, и из новой гвардии) в этой критической ситуации проявили себя с лучшей стороны, выдержали проверку временем. Очень многое сейчас стало ясным, навелось на должную резкость.
Здесь, в разговоре, я лишь несколько произвольных фактов и историй привёл, а в моей книге приведены голоса 160 очевидцев и непосредственных участников тех событий.
Течение истории далеко от линейности, элементарности. Кто сейчас вспомнит, что ещё комиссия Леонида Иванович Абалкина в 1990–1991 годах сформулировала серьёзнейшие документы, уже тогда составляя закон "О ценных бумагах"? Это были грамотные, ювелирно построенные документы, со знанием всех реалий, а не "сырьё", которое впору выкидывать и переписывать заново, что встречается сплошь и рядом. У нас были выдающиеся экономические умы!
"ЗАВТРА". Это несомненно. Вы сказали, что беседовали с Чубайсом… Видимо, это было в 2000–2010-х годах, и, по вашим наблюдениям, неужели он ни в чём не раскаивался, ни о чём не сожалел? Вы вообще такие вопросы ему задавали?
Николай КРОТОВ. У меня не было цели поднимать с ним такие вопросы. Понимаете, есть люди, которых интуитивно можно почувствовать сразу. Он вполне уверенный в себе человек. Не примитивный. Очень интересный собеседник. Он живо реагирует на все события, на все вопросы. В лоб же задавать вопрос, переживает или не переживает он за содеянное им, я думаю, бессмысленно. Ни один политик не ответит в этом случае прямо и искренне.
И я думаю, что Чубайс о том, о чём вы сейчас спрашиваете, не жалеет. А жалеет он только о том, что не успел реализовать. Он при мне долго рассуждал на тему, что система приватизации через выданные акции 1992 года была призвана стать делом куда более серьёзным, чем ваучерная приватизация. Она не удалась. И реализоваться ей помешал, по его словам, в том числе Геращенко. Но, на мой взгляд, это и было одним из подвигов Геращенко (Геракла).
Применительно к Чубайсу мне была интересна более всего строгая биографическая фактология, его доля участия в определённых событиях. Кое-что в этом плане я от него получил за те полтора часа беседы.
"ЗАВТРА". Каков ваш метод построения многомерного слепка недавней экономической эпохи?
Николай КРОТОВ. Я человек, бегающий с сачком из окопа в окоп, в некотором роде экономический энтомолог. То есть меня в первую очередь интересуют расцветка, усики бабочки, а не её вред или польза для экологического баланса и сельского хозяйства. И я в этом плане не буду перебегать дорогу Делягину, Хазину и другим ярким публицистам мира экономики/политики. Моя задача принципиально иная. К сожалению, тем, чем я занимаюсь, сейчас больше не занимается никто.
В России пока не озабочены написанием целостной экономической истории. Это мало кого интересует. Я считаю, что это не совсем правильно, но всё же кое-что начало сдвигаться в этом отношении с мёртвой точки.
Илл. уральский франк — пример "внутренней валюты", просуществовавшей с 1991 по 1993 год, напечатанной при поддержке премьер-министра Егора Гайдара. На оборотной стороне франка мы видим роковой для царской семьи дом Ипатьева, снесённый по приказу первого секретаря Свердловского обкома КПСС Бориса Ельцина в 1977 году
