Работа посвящена истокам монархической идеи. В ней показано, что христианская (византийская) идея царства наследует непосредственно Египту, а не Израилю. Политическая же теология Израиля являет собой принципиальное отрицание государства, царя и монархи. В этой, своего рода, теократической анархии египетская идея «жизни по справедливости» (Маат) замещается тео-политическим договором Яхве с Израилем. Это отрицание идеи государства, царства и справедливости и борьба Израиля против мировых царств и предопределило центральную оппозицию и весь дальнейший ход мировой истории.
Часть I - читать здесь
3. Историчность и богодухновенность – вещи разные
Почему вообще возможны аберрации, подобные тем, о которых говорилось выше, когда место Царя царей в «Основах социальной концепции РПЦ» занимает иудейская теократия? Главная причина, наверное, понятна – процессы иудаизации и расхристианизации мира, которые начались далеко не вчера. Точнее, которые сегодня находятся в завершающей стадии «конца истории».
В феврале 1917-го высшим иерархам тоже приходилось находить какие-то более-менее духовные объяснения своему отречению от царства и приятию революции. За прошедшее время ситуация едва ли могла измениться к лучшему. И то чрезмерное доверие Ветхому завету, которые мы наблюдаем во всем христианском мире (по большей части уже бывшем) – следствие целых веков иудаизации христианского сознания.
Теперь скажем несколько слов об историчности библейского мифа и историчности Истины, с которыми так неосторожно обходится «Концепция».
И прежде всего, зададим вопрос: а какое вообще имеет отношение к истории та «историческая диалектика» от семьи к «истинной теократии», затем монархии итд., которую она разворачивает?
Ответ – никакого. И не только в духовном плане (о чем мы уже сказали), но и в плане сугубо эмпирическом. Как и в любой попытке найти некое средневзвешенное благо компромисса между идеалом и реальностью конструкция получается крайне уязвимой. В реальной же истории мы скорее увидим другое: трагический разрыв, настоящую бездну и разделение непримиримых полюсов, которое и станет двигателем всей последующей после Христа истории.
Но не будем забегать вперед. Отметим пока, что развитие общества от семьи к «патриархальной родовой общине», и, далее, к государству, еще вполне объективно (хотя и легко может быть оспорено с разных сторон). И, вероятно, в масштабе отдельного ханаанского племени все могло быть именно так, как повествует об этом библейский миф. (Еще раз подчеркнем, что слово «миф» мы используем в «лосевском» смысле, подразумевая под ним символический уровень реальности).
Церковь свидетельствует о богодухновенности (от греч. θεόπνευστος — боговдохновенный; лат. inspiratio — вдохновение) ветхозаветного мифа. И мы вовсе не собираемся ставить эту «богодухновенность» под сомнение. Богодухновенный текст – значит спасительный, раскрывающий некие духовные истины. Однако, мы вовсе не обязаны и принимать утверждения Библии буквально как дети. «Будьте просты как голуби и Мудры как змеи» - эти слова Христа как нельзя кстати именно здесь.
Читая слова Писания о том, что Адам был создан из глины, а Ева - из ребра Адама, что Адам и Ева согрешили, послушавшись Змея и сорвав плод Древа познания, мы вправе видеть здесь метафору. Метафору, быть может, самую великую и гениальную на земле, но все же – не репортаж об эмпирическом событии. Перед нами символ, указующий на некую духовную реальность, которую иначе донести невозможно.
Другой пример. Согласно традиции, все Пятикнижие (Тора) написано Моисеем. Но даже традиции придется уточнить, что как минимум два места Торы записаны кем-то еще. Первое – сообщение о смерти Моисея, второе – там, где говорится, что «Моисей был самым скромным человеком на земле» (в синоидальном переводе: «Моисей же был человек кротчайший из всех людей на земле» (Числ. 12.1)). (Впрочем, вполне вероятно, что Моисей был не только самым кротким, но и самым кристально честным человеком на земле).
Что же до похождений известного ветхозаветного народа, то здесь нам остается полностью полагаться на слова Моисея. Увы, никаких исторических подтверждений Торы обнаружить невозможно. Очевидно, что реальному Древнему миру популярное ныне ханаанское племя не было известно вовсе. Мы, наверное, очень бы удивились, если бы вместо международных новостей о событиях в США, Европе или Китае, Первый канал стал бы вдруг изо дня в день вести подробные репортажи о приключениях цыганского табора в Мытищах. Народы Древнего мира также точно удивились бы, если бы им стали рассказывать в том же духе о «народе Израиля».
Мало того, что «Израиль» является на горизонте времени, когда Древний мир, одарив человечество цивилизацией, государственностью, культурой, знаниями и изобретениями (которые и создали пространство нашего мира), уже катится к закату, но и проявляется он в крайне нелицеприятном с точки зрения древнего человека образе: как вечный революционер, бунтовщик и разбойник. «Хабиру», «шасу», «со-газ» - все эти наименования протоиудеев указывают на полубандитский характер жизни «ближневосточного казачества», промышляющего разбоем на границах Египта, и появляющегося даже в Месопотамии!
Разумеется, мнение современной науки о зарождении Израиля (скажем так – подавляющей части серьезных ученых) не претендует на истину в последней инстанции. Но в целом реальность «несвященной истории» евреев, как они есть, примерно такова.
Мало что значило иудейское племя в целом для Древнего мира даже тогда, когда в мир вошел Христос. Не представляли особой ценности еврейские мифы также и для первых египетских, сирийских, греко-римских христиан. Да и для Церкви в целом. «Эклессия» тем и отличалась от синагоги, что решающую роль играла в ней вера в Христа и Его Воскресение. «Если Христос не воскрес, то … тщетна и вера ваша», говорит ап. Павел коринфянам (1 Кор, 15.14).
Иудейские же «предания старцев» воспринимались ранней Церковью исключительно в свете Евангелия. Христос вышел «из рода Давида», о Христе пророчествовали пророки, Сам Христос говорит о Данииле, Моисее, Аврааме, и лишь потому эти имена, эти реалии имеют для нас значение!
Что же до истории библейских патриархов – Авраама, Исаака и Иакова – то это не христианская история, и вообще не история в настоящем смысле этого слова. Это – ближневосточные предания, причудливая игра света на древних камнях, в которой мы угадываем будущее, настоящее и единственно для нас важное – пришествие Христа-Спасителя, Царя мира, Царя царей.
Давайте еще более заострим эту мысль. Современные египтологи, не находя никаких следов пребывания евреев в Египте вплоть до эпохи Рамсеса, склонны вовсе отрицать реальность Исхода. Если христиане примут точку зрения науки, поколеблет ли она их веру в воскресение Христа? На мой взгляд, христианству в данном случае не угрожает ровным счетом ничего. Или так: если ученые докажут нам, что большинство еврейских историй написаны в годы Вавилонского плена или гораздо позже (к чему склоняется современная библеистика), поколеблет ли это нашу веру в воскресение Христово? Ответ снова – нет.
4. Христианская идея Царства и иудейская теократия как «царство Антихриста»
Вернемся теперь к отношениям христианской политической идеи с идеей ветхозаветной. Когда Римская империя приняла христианство, ей, разумеется, не могло прийти в голову каким-то образом сообразовывать свое политическое устройство с реальными или вымышленными историями ветхозаветного племени, пользовавшегося к тому же репутацией крайне нелестной (разбойничий сброд, мошенники, проходимцы – таково общее мнение греко-римских авторов о евреях).
Греческий гений, рождая новую христианскую политическую модель Империи, опирается на традицию имперского Рима и египетской Александрии. Но уж точно не сообразовывал ее ни с властью иудейского Синедриона, ни вавилонских мудрецов, ни ветхозаветных «судей» (что касается последних, то перед нами, очевидно, традиционная для ханаанских кочевых племен власть старейшин).
Пресловутой «единственной в истории подлинной еврейской теократией» там тоже не пахло. Ветхозаветная «полития» начала проникать в Христианский мир лишь с началом Реформации. Главным политическим направлением которой и было – все более острая его иудаизация.
Если Лютер, революция которого изначально питалась энергией радикального иудейства (еврейство Виттенберга дружно выступило на его стороне), в конце концов отверг евреев (которые не пожелали креститься в лютерову веру), то Кальвин изначально ставит на иудейство, и начинает сообразовывать политическую власть с ветхозаветными реалиями.
Кальвинистские секты строятся по модели синедриона, кальвинистские революционные ячейки, наводняющие Север Европы, напоминают рой связанных тайными нитями иудейских синагог и гетто, в которых плетется заговор против существующего порядка.
Наиболее красноречивой чертой кальвинизма становится отношение к царской власти. Главным врагом Кальвина становится не только Католическая церковь (радикалы с особой жестокостью убивали католических священников и с особым рвением уничтожали католические святыни), но и христианский монарх. Во Франции радикальные кальвинисты-гугеноты носили кличку «монархомахи».
Это уже была борьба с самой христианской мистикой царства. Причем, борьба совершенно осознанная. Радикалы прекрасно понимали, что именно ритуальное умерщвление короля (удерживающего, катехона) уничтожает старый мир и открывает дорогу новому миру «фундаментальной изменчивости» (т.е. разгоняет колесо социальных революций).
Дальнейшая иудаизация бывшего христианского мира идет по тому же сценарию – все более радикальная революционность и приведение политических институтов к ветхозаветным реалиям (слово «революция», пришедшее в социальную сферу из астрономии, и означает возвращение к изначальной точке).
Боевые революционные секты и конгрегации (вплоть до большевистских ячеек), английская, французская, американская революции, сегодняшняя американская (масонская) демократия – все они строились по ветхозаветным лекалам, и во всех своих частях: парламент (синедрион), президент (первосвященник), верховный суд (судьи) и «правовой договор» (между Богом и народом, народом и властью) копировали иудейские институты.
Наиболее наглядным и потрясающим примером иудаизации христианского мира в первые годы Реформации стала диктатура анабаптистов в немецком городе Мюнстере (1534-1535). Это апокалиптический «новый Иерусалим», ставший апогеем Крестьянских войн, явил идеальный пример «иудейской теократии», как она есть, и настоящую икону царства Антихриста на все времена.
5. Христианская идея Царства наследует не Иудее, а Египту
Вернемся теперь к идее христианского царства. Чем же питается византийская идея власти? «Константиновский поворот означал … возвращение в Египет», утверждает один из самых авторитетных египтологов нашего времени Ян Ассман.
Современный историк справедливо замечает: «Идея Византийского царства (Kaiseridee) исходила из того, что василевс вел свое происхождение как от римского императора, так и от египетских фараонов – через Птолемеев и сирийских Диадохов (древнеегипетский ритуал инаугурационного миропомазания). Согласно византийской концепции власти, император как их единственный прямой правопреемник не мог иметь равной себе под небом власти, являясь земным наместником Бога, защитником всей христианской церкви и чистоты веры. Такую концепцию власти и связанный с ней церемониал Г.А. Острогорский назвал «своеобразной византийской политической религией»».
Итак, византийская царская идея, византийская политическая теология берёт свое начало в Риме и Египте. Византийский василевс – фигура сакральная, он – прямой представитель Бога на земле. Но в то же время, он – римский император – первый из людей. Отсюда и неупорядоченность прав наследства – главный бич Византии, и бесконечная чреда дворцовых переворотов (у каждого есть возможность доказать, что он «первый после Бога»).
Из этой двусмысленности (с одной стороны, сакральная святость царства; а с другой – василевсом может стать кто угодно), Византия выходит не без изящества. Символическим артефактом византийской модели священного царства является двуместный трон. Этот многозначительный символ указывает на то, что василевс – есть только местоблюститель настоящего Царя царей – Христа.
Ибо согласно христианской мистике царства, Царь может быть только один. Он вне времени, он – воплощение вечности. Настоящий Царь – это Христос. Тот же, кто «играет роль» Царя царей на земле – лишь Его местоблюститель.
Или так: здесь на земле меняются лишь земные образы настоящего Царя Небесного, который всегда один и неизменен. Вот почему наиболее почетное место византийского двухместного трона пустует: оно оставлено для Христа, «заместителем» которого на земле «работает» император, в ожидании Его Второго Пришествия.
Эта идущая из самых начал цивилизации Египта (о чем мы еще поговорим) и выстраданная Византией традиция – живое воплощение слов апостол Павла о катехоне (удерживающем): «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2фес 2.7).
Апостол Павел увидел катехона в римской власти (таково во всяком случае традиционное мнение Церкви). Восточный христианский Рим узнал катехона в римском императоре – василевсе. На этом убеждении зиждилась и своего рода «свершившаяся эсхатология» Византии. Византийцы были убеждены, что их Империя будет стоять вечно. И лишь в самом конце времен на византийский престол взойдет и утвердится «беззаконник», которому, впрочем, суждено будет властвовать лишь три с половиной года, после чего последует славное Второе пришествие Мессии-Христа.
Эта благодушная эсхатология во многом определила и весьма благодушное же отношение Византии к истории и времени вообще. Не смотря на тревожную и трагичную в целом атмосферу Евангелия (покайтесь, ибо время близко!) Византия так и не приняла ситуацию линейного времени всерьез, продолжая жить в традиционных парадигмах естественного для древних цикличного «вечного возвращения», то есть так же, как тысячи лет жил и Египет!
6. Царь – Мессия – Помазанник
Но византийский царь – это еще и помазанник. Слово «Христос» или «Мессия» (məšiaḥ) и значит – Помазанник. И христианский Царь (Император) – это, прежде всего, Помазанник, то есть «мистическая проекция» Христа на земле, в мире сем. Именно в этом смысл таинства помазания: некто Высший изливает на голову венчающегося на царство елей, делая его подобным Себе.
Каково происхождение таинства помазания? Однозначного ответа нет. Помазывание ароматами – вообще довольно распространенный в Азии обычай. В Месопотамии иногда от лица бога помазывали жрецов. Что же касается «помазания на царство», то традицию эту евреи могли заимствовать как у египтян, так и у хеттов.
Хорошо известно изображение помазания на царство Рамсеса IV – рельеф из храма Хонсу в Карнаке (ок. 1156-1150 гг. до н.э.) Однако, это изображение довольно позднее. До этого времени о ритуале помазания царя в Египте ничего не известно. Известно, однако, что сам египетский царь, имеющий божественный статус, помазывал иногда своих чиновников (то есть давал им свою божественную санкцию).
Кроме того, - и для нас это исключительно важно - Египет знал ритуал помазания благовониями умершего при бальзамировании, как знак будущего воскресения из мертвых.
В то же время традиция безусловного помазывания царя на царство издревле (XV в. до н.э.) существовала у индоарийского племени хеттов, с которым хорошо были знакомы евреи. (Присутствие хеттов в Ханаане прослеживается начиная с XIV и по VIII в. до н.э. В библейском рассказе о завоевании Ханаана говорится, что хетты обитают «в горах» и «к северу» от Ханаана, что соответствует общему направлению и географии первоначальной Хеттской империи).
Библия часто поминает хеттов (сыны Хета), например, в сюжете о продаже гробницы Аврааму (Быт. 23, 3-20). Иудеи порой роднятся с хеттами (история Давида и Вирсавии, первым мужем которой был хет Урия. Вирсавия же становится матерью царя Соломона). Пророк Изекеиль обращается к Иерусалиму со словами: «мать твоя Хеттеянка» (Иез. 16, 1).
Таким образом, традиция помазывания на царство имеет, вероятно, как отчасти египетское, так и отчасти хеттское происхождение. (Само выражение «помазать на царство» - хеттское). Когда пророк Самуил помазывает на царство Саула, то евреи следуют, очевидно, хеттской традиции: «И взял Самуил сосуд с елеем и вылил на голову его (т.е. Саула), и поцеловал его и сказал: вот, Яхве помазал тебя (məšaḥaḵa) в правителя наследия своего» (1 Цар. 10, 1).
Хетты овладели Ханааном во время египетской смуты, наступившей скоро после царствования фараона Эхнатона (прибл. 1365–1336 гг.). Это как раз время большой активности банд хапиру, которые, почуяв слабость египетской империи, приступают к тотальным грабежам ее уделов. Это же – и самое вероятное время «Исхода».
О том, кто такой «Моисей», и кто такое «евреи», которых Моисей «вывел из Египта», поговорим в следующий раз. Сейчас же заметим, что сама идея Бога-Царя очевидно египетская. Как и идея Единобожия, впервые являющаяся в реформе Эхнатона. Как и сама учреждаемая царем и вводимая в государстве новая религия. И первое, и второе – плод деятельности гения Эхнатона. Или, точнее: плод деятельности гения Эхнатона, основанной на двух тысячах лет предшествующей египетской традиции. Или, еще точнее: плод богодухновенного сотворчества Бога и Царя, основанного на вдохновении гения и двухтысячелетней Традиции.
Возможно ли представить себе, что бы на такое творчество оказались способны члены бандформирований хапиру? Вопрос риторический. Впрочем, пусть читатель пока сам поразмышляет на эту тему.
Нам же важно теперь выяснить главное: как идея Бога-Царя, так и идея единого Бога заимствованы евреями у Египта. Впрочем, еще очень и очень долго (едва ли не вплоть до эпохи Вавилонского плена) Израиль будет относится к своему Богу, скорее, как к могущественному богу племени, которому предстоит победить всех иных богов всех прочих народов. Против этого многобожия и человеческих жертвоприношений (ханаанский обычай сожжения первенцев в тофетах) будут неизменно восставать еврейские пророки, которые будут также неизменно побиваться камнями.
Итак, вот наши первые промежуточные выводы:
1. Мистическая фигура христианского Царя лишь в малой степени наследует Платону и Аристотелю (и у того и другого «царь полиса» – это светское выборное лицо). В еще меньшей степени она есть результат генезиса от «патриархальной общины» земному властителю «как у других народов» (мысль «Основ социальной концепции РПЦ»). Традиция христианского царства наследует прежде всего не менее чем трехтысячелетней египетской традиции. Которая через еврейских пророков была передана Давиду, а от него – к воплотившемуся Мессии, Христу-Помазаннику. Ритуалы же «помазывания на царство» заимствованы евреями отчасти у египтян, отчасти у индоариев хеттов.
2. Что касается Священной истории, то в глазах Церкви ветхозаветный народ всегда символизировал духовную историю спасения человека Богом, божественное домостроительство. Однако, история семьи Авраама – это только прообраз спасения. В ней, как точно говорится в «Основах социальной концепции», проявлен Промысел Божий. Однако, точно ли мы уверены в том, что ясно понимаем его? Ведь даже апостол Павел утверждал, что мы видим божественную реальность «сквозь мутное стекло, гадательно» (1 Кор. 13, 12). Являет ли Священная история реальную историю патриархов – Авраама, Исаака и Иакова? Или миф о ней, записанный Моисеем? Или компиляцию ближневосточных мифов, собранных позднейшими редакторами? Этого мы в сущности знать не можем. Да и так ли это важно? Если в свете Истины, вошедшей в мир с Христом, вся Ветхозаветная история есть только прообраз, только отсвет ее, только сладкие грезы Востока, сохранившие и передавшие из уст в уста древнюю божественную весть о грядущем Спасителе?
Вот почему во всей Ветхозаветной истории для христиан по настоящему центральной является только пророческая линия, идущая от Моисея, и восходящая к царю Давиду и мессии Христу. Прочую же историю Израиля нам вполне достаточно видеть в обличающем зеркале библейских пророков.
И уж нам вовсе не следует абсолютизировать Ветхий Завет. Может быть, наоборот, самое время как раз немного от него отдохнуть?
