Председатель Изборского клуба Александр Проханов предложил своё видение Русского чертежа. Здесь всё важно, но более всего меня заинтересовало следующее: «Наряду с этим “государством проектов”, государством проектного централизма, появится “поле свободы”, где каждый человек будет носителем свободы творчества, станет создавать свои фирмы и предприятия, свои художественные и интеллектуальные школы, свои развлекательные и спортивные центры, плодить свои утопические, пусть и недостижимые сегодня, фантазии. В недрах этого поля неизбежно возникнут гении, сверходарённые люди, использующие полученную свободу себе во благо. Возникнут миллиардеры, владельцы крупных частных компаний, обеспечивающих хозяевам рывок в благосостоянии и социальный успех. Этической нормой, при которой будет жить это “поле свободы”, станет формула “свобода одного работает на благо всех”.
Между “государством проектов”, с его централизмом, плановостью и “полем свободы”, существует противоречие и конфликтная среда, где воля централистского государства соприкасается с волей отдельного творца. Эта конфликтность может превратиться в катастрофическое противоречие, порождающее революции и гражданские войны. Поэтому между проектным государством и “полем свободы” должен существовать регулирующий нормирующий орган, умягчающий все противоречия, снижающий остроту конфликтов, исключающий вопиющее социальное неравенство, останавливающий культуру осквернения и распада — плод извращённой психики пресыщенного индивидуума».
Действительно, налицо некая дуальность — целого и части, государства и личности. Преодолеть эту дуальность возможно — при создании некоей структуры, о чём совершенно правильно говорит автор. При этом речь может идти не только об одной структуре, но о нескольких структурах, соединяющихся в некую мегаструктуру. Одной из таковых структур автору этих строк видится община.
Русь была сильна как мощной властью государя (который в разные периоды нашей истории именовался по‑разному), так и мощью общины. Изначально она была поземельной общиной — с её богатейшими традициями (сходами-советами). Но поземельная община получила и другое измерение — производственное, промышленное (ремесленное). Это — знаменитая русская артель, которая показывала высочайшую хозяйственную эффективность. Прибавочная стоимость там не присваивалась государством или частником, но распределялась между всеми членами «трудового коллектива». Отсюда — высочайшие доходы работников — при низкой себестоимости. И самое главное — такая эффективность вполне органично сочеталась с наличием мощных сакральных традиций. Таким образом преодолевалась дуальность «сакрального» и «мирского». Показательно, что у традиционной русской артели был свой сакральный центр — общая (общинная) икона, именуемая «У Образа». Обязательной была утренняя молитва перед этой иконой. И если работник не участвовал в этой сакральной экономической «литургии», то он лишался и дневного заработка — вне зависимости от того, работал он или нет. (Конечно, это не касалось болезней и проч.)
Община в течение почти всей российской истории — и в доимперском, и в имперском, и в советском периодах — была мощной «нервной системой» страны.
Были вечевые собрания воинов Киевской Руси, бравших Царьград. Были уездные и городовые Советы Московской Руси, создававшие Народные ополчения во время Смуты. Именно они собрали Русское Войско и Совет всея Земли. Именно они собрали Земской Собор и вернули России Государя.
В ранней «Совдепии» — именно на основе общинных сходов (на заводах, в сёлах или воинских частях) избирались депутаты в Советы.
Когда в конце 1920‑х годов была упразднена община, то на её место пришли колхозы. Колхозы — новая община, только уже созданная в мобилизационном режиме, который был востребован нуждами индустриализации — а следовательно, и нуждами обороны.
Конечно, идеализировать здесь не стоит, трагических моментов было более чем достаточно. В этом, кстати, признавался «стальной творец» индустриализации Иосиф Сталин — как в своей статье «Головокружение от успехов», так и в беседах с английским премьером Уинстоном Черчиллем.
Но вот что показательно. Индустриализация в Англии сопровождалась тотальным сгоном крестьян с земли, в результате которого крестьяне стали нищими пролетариями. В Северной Америке создание мощной прослойки фермеров стало возможным в результате почти полного уничтожения коренного населения — индейцев. В Германии прослойка богатых крестьян («бауэров») вытеснила большинство крестьян в ту же Америку. Во Франции мощный антикрестьянский террор якобинцев (с жертвами под миллион) завершился авантюрой Наполеона, когда страна была буквально обескровлена, а на битву при Ватерлоо выгоняли пятнадцатилетних юношей. Тогда Франция была на пороге потери своего суверенитета, на чём настаивала Англия. И только человеколюбие русского царя спасло эту страну. Как и человеколюбие Сталина спасло Германию от полной ликвидации государственности (даже от стерилизации мужчин), на чём настаивали англосаксы.
В СССР индустриализация была сделана в течение двух пятилеток, без повального раскрестьянивания. А даже с сохранением общинных основ — Советы, месткомы и т.д. Таким образом, даже суровая сталинская коллективизация смотрится в совсем другой — общинной, человеколюбивой (человеколюбие нельзя путать с западным гуманизмом, плавно переходящим в античеловеческий трансгуманизм) — перспективе.
Колхозы были важной составляющей частью СССР. Но не менее важной частью были сталинские артели. При Сталине существовал мощный артельный (общинный) сектор, на долю которого приходилось 8% всего ВВП страны. В 1953 году в СССР было 114000 артельных предприятий, функционирующих в разных отраслях — в пищевой промышленности, в металлообработке, в ювелирном деле, в химической промышленности и т.д. В артельном секторе было занято примерно два миллиона работников. Тогда артелями и промкооперацией производились треть всего трикотажа, 40% мебели, 70% металлической посуды, все детские игрушки. На советскую артель работало около сотни конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и два НИИ. В рамках данного сектора существовала даже собственная пенсионная система. Артель предоставляла работникам ссуды на строительство жилья, а также на приобретение скота, инструмента и оборудования. (В данном плане весьма интересно исследование Андрея Песоцкого «Артели и кооперативы: основа трудового среднего класса».
Этот самобытный сектор был запрещён в 1956 году по инициативе бывшего троцкиста Никиты Хрущёва. Весьма символично, что в том же году был «разоблачён» и «монархический» культ личности. «Хрущ» принёс колхозам могучий «подарочек», заставив крестьян за свои средства содержать машинно-тракторные станции (МТС), тем самым обескровив село. Сколько техники сгнило, в прямом смысле этого слова, — в результате этого «царского» подарка…
Итак, общинность пронизывает ткань всех русских империй, венцом которых должна стать Пятая империя. Именно община соединяет личную инициативу — и коллективное творчество.
Общинная Русь, раздавленная ельцинско-горбачёвскими «реформаторами», дремлет, созерцая западные грёзы. Но русский советский архетип готов пробудиться в любой момент, ибо уже сейчас происходит Великое пробуждение, разбуженное танками СВО. Как и когда русский человек станет снова общинным и артельным — зависит от нашей проектной воли.
Местные территориальные общины, сохранившиеся колхозы, народные предприятия и производственные кооперативы — всё это основа для грядущего Возрождения той «структуры», о которой пишет Александр Проханов.
