Однажды будучи в Москве, Ольгерт Васильев остановился у книжного лотка, хозяйкой которого была миловидная брюнетка в скрывавших фигуру свободных одеждах. Видимо, не особенно тревожимая редкими, как обитаемые миры в Галактике, покупателями, она рассеянно курила длинную дамскую сигарету, думая о чём-то своём.
Приковав себя к лотку на манер смертника-камикадзе, Ольгерт принялся с упоением рыться в книгах, уподобившись одному древнему бородатому прожектёру-мыслителю. Вот примерно так раньше рылись золотушные подростки, разыскивая очередной выпуск с приключениями графа Рыгайло. Хозяйка лотка молча поглядывала на Ольгерта усталыми материнскими глазами, пуская на ветер элегантные кольца дыма. Впрочем, она была ещё молода и хороша собой, хотя мешковатая одежда здорово старила её.
Да-а, не удержался Ольгерт от искушения изучить содержимое книжного развала, спрессованным пластом опавших осенних листьев придавившего лоток, не уступающий размерами космодромной плите. Именно листьев, именно осенних и именно опавших, потому что львиная доля лежавших на лотке книг представляла собой старинную фантастическую классику, в большинстве своём не выдержавшую жестокую проверку временем. Именно листьев, именно осенних и именно опавших, ибо эти книги когда-то казались по-летнему сочными и зелёными зелёному же юнцу Ольгушику, теперь-то отчётливо улавливающему исходившую от них приятную, вызывающую смутные надежды и воспоминания, сладостно-ностальгическую, но всё-таки, чёрт побери, истинно трупную, почему-то не замечаемую ранее гнильцу. Именно листьев, именно осенних и именно опавших, потому что сам Ольгерт сейчас ощущал себя хоть пока и не опавшим, но определённо начавшим загнивать листом…
С невольно увлажнившимися глазами он по-постмодернистски воскрешал в памяти давно забытые, ничего не говорящие нынешним золотушным подросткам… комиксы. Почему он употребил это слово? Похоже, оно само собой вдруг выплыло из подсознания. Оговорочка по Фрейду?
«Туманность Андромеды», «Гриада», «Возвращение со звёзд», «Трудно быть богом», «Солярис», «Час Быка» и многие, многие другие – все они присутствовали на лотке, что само по себе было немного странно. Ольгерт не годился даже в одноразовые «котурновские» подмётки любому из маститых литераторов прошлого, но на его стороне была вся человеческая мудрость прошедших с тех пор лет. Или, если угодно, накопленная историческая эрудиция, позволяющая, например, современному скромному учителю геометрии не комплексовать перед великим Архимедом, а чувствовать себя на одной с ним доске и – да прости меня, Архимед, за маленькую ложечку самонадеянного «архидёгтя» в переполненную сладкоречивыми похвалами большую бочку «архимёда», - даже на чуть более высоком уровне современного знания.
С высоты этого знания Ольгерту казалось странным, почему вся эта псевдофантастическая писанина некогда проходила под грифом «научная фантастика», и парень с грустной улыбкой недоумевал: как же он упорно не замечал этой очевидной нелепицы раньше? Лежавшая на лотке литература была просто-напросто плоским, неостроумным юмором – юмором пятиклашек, школьников.
Ничтоже сумняшеся герои комиксов устремлялись в глубокий, межзвёздный и даже межгалактический космос на примитивных кораблях с химической, ядерной и фотонной тягой. Правда, всё большую популярность у пишущей братии завоёвывал способ преодоления неизрекаемо чудовищных межзвёздных расстояний с помощью беззастенчивой эксплуатации так называемого Подпространства – писалось это слово почему-то исключительно с прописной буквы, хотя, например, так же способствующие быстрому перемещению «семимильные сапоги» и «ковёр-самолёт» в сказках всегда писались со строчной.
Самое смешное, что на краешке лотка сиротливо притулилась скромненькая книжечка современника сочинителей этих безумно-бездумных комиксов некоего Эдварда Парселла, большого, по-видимому, умницы, на раз-два разоблачившего маниловскую сущность «размышлений о межзвёздных полётах астронавтов».
Ольгерт не удержался, освежил в памяти пару строк.
«На мой взгляд, большинство таких проектов полёта астронавтов бессмысленны… Все эти проекты путешествий по Вселенной в скафандрах – за исключением местного исследования, которое я сейчас не рассматриваю, - стоит выбросить в мусорную корзину. И помните, что к таким выводам нас вынуждают прийти элементарные законы механики».
Но подавляющее большинство самоуверенных авторов комиксов пренебрегало этими законами и вслед за своими ходульными персонажами безоглядно устремлялось в высшие сферы, опираясь на популярную в те времена «теорию» эксцентричного физика Эйнштейна, кстати говоря, растерявшего свою популярность гораздо быстрее авторов залихватских комиксов, которые подпитывались её идеями (читай: внутренними неразрешимыми противоречиями и тяжёлыми парадоксами, в конце концов и закопавшими небрежно состряпанную «теорию» и водрузившими на ней окончательный и бесповоротный гносеологический крест).
Другая часть сочинителей с самого начала плевать хотела на подрезавшую им крылышки смурную гипотезу Эйнштейна или вообще избегала каких-либо вразумительных и подробных «научно-популярных» объяснений чересчур уверенного и сверхбыстрого перемещения морально недоношенных персонажей по необъятному Универсуму.
И всё равно авторы комиксов постоянно прокалывались.
Один из мыслящих нестандартно тростников выдумал настоящую «воду для фокусов» - нестандартно мыслящий океан Солярис. Современный ему автор романов «Туманность Андромеды» и «Час Быка», не сумевший додуматься до такого выигрышного для дела мелкооптовой торговли комиксами бреда, ревниво оппонировал конкуренту в нашумевшей работе «Космос и палеонтология»:
«И ещё одно: никакой скороспелой разумной жизни в низших формах вроде плесени, тем более мяслящего океана, быть не может. Это, впрочем, знали ещё две тысячи лет назад».
И в подкрепление напористо цитировал древнеиндийского поэта-философа из Бхагават-Гиты: «Нет разума для несобранного! И нет для несобранного творческой мысли…».
Да, в естественных, точных науках сочинители комиксов были не особенно сильны, что же касается наук неточных, дела обстояли вообще из рук вон плохо.
Ольгерт со вполне понятной брезгливостью наскоро перелистал страницы читанного в кои-то веки романа «Трудно быть богом». Авторам его можно было простить многое, но только не сверхнаивную прямолинейность (или сверхпрямолинейную наивность, если использовать любимый ими же «инверсионный» оборот) в деле прогнозирования счастливого будущего человечества. Мало того, что «братья-пейсатели» исподволь воспевали неизбежное (по их понятиям) укоренение в этом самом будущем коммунизма, они не желали ограничиваться в своём тексте скромными «эллиптическими» намёками на социальное устройство общества, взрастившее главного героя. А это общество сплошь да рядом попирало Поле Личной Автономии (ПЛА) других цивилизаций грязными сапожищами по-шариковски неделикатных Прогрессоров.
Таким же незатейливо прямодушным и безальтернативно прямолинейным представал перед читателями и знаменитый автор популярного романа «Туманность Андромеды», не стеснявшийся открытым текстом говорить о коммунизме как о единственно возможной форме устройства общества будущего.
Имелись и другие ловкие комиксоделы, имя им было – легион.
Внезапно Ольгерт испытал к этим сочинителям искреннюю человеческую жалость, которая вообще-то была им в буквальном смысле как мёртвому припарки, поскольку все они давно переселились в так красочно описанные ими параллельные, скрещивающиеся и просто тривиальные иные миры.
Но всё же, всё же!
Теперь-то Ольгерт, сам тот ещё сукин сын и греховодник, понимал, как крепко были ангажированы эти несчастные литературные подёнщики. Ангажированы не столько тогдашним режимом и сильными мира того, сколько собственной внутренней цензурой, духовной неразвитостью, социальной незрелостью, а главное, полной несостоятельностью как философов. И он сочувствовал, искренне сочувствовал им.
Но даже при своём в сущности добром сердце Ольгерт не смог пожалеть всех без исключения сочинителей комиксов, потому что среди бойких писак нет-нет да и попадались настоящие патологические типы, агрессивно проповедовавшие гнилые ценности и ложные идеалы, делая это отнюдь не по принуждению, а исключительно по велению своих изгаженных душ и чёрных сердец, хотя никто не тянул писак за язык и насильно не приставлял к их резиногубым устам ржавых идеологических рупоров. В неточных общественных науках тяготеющие к так называемым социально-философским комиксам авторы выставляли себя такими же слабаками и маломощными хлипаками, как и в чистой, рафинированной и аполитичной научной фантастике, описывающей разнообразные технологические чудеса будущего.
По части же обыкновенных бытовых несуразностей, фактических и смысловых ошибок и прочих потешных ляпсусов, нонсенсов и нелепиц древние комиксы представляли собой самое настоящее Эльдорадо для сатириков, юмористов, куртуазных маньеристов и постмодернистов. С головой окунувшийся в этот четырежды безумный мир Ольгерт с грустной улыбкой неторопливо перебирал страницы некогда милых его сердцу книг.
Вот печально знаменитая «Гриада». Одного из персонажей, прилетевшего в нашу Галактику на огромном звездолёте-шаре (габаритами с гору Эверест), автор необдуманно назвал Уо, что хулиганистые читатели-мальчишки мгновенно расшифровали как Умственно Отсталый. А ведь этот чистый и неиспорченный, похожий на большого ребёнка благожелательный метагалактианин Уо приплюхал к нам в гости из мест, страшно вымолвить, не столь уж и отдалённых, отстоящих от ядра Галактики всего на каких-нибудь паршивых двести семьдесят миллиардов световых лет!
В том же романе действовал головастый профессор, настоящий человек будущего, посрамивший и земляков-землян, и инопланетян (двух видов) тем, что сумел засунуть электронно-вычислительную машину размером с саквояж в задний карман своих штанов. (Правда, этот ляп проскочил лишь в журнальной публикации).
Автор фантастических хитов «Туманность Андромеды», «Час Быка», «Лезвие бритвы» и других пользовавшихся бешеным успехом комиксов был, вероятно, большим любителем женской красоты, буде не сказать, наготы. Его отличающиеся внушительной толщиной романы нельзя было читать без весёлого смеха. В этих романах почти все инопланетяне страдали эксгибиционизмом и при первой же встрече с простодушными землянами сразу стремились обнажиться и зажигательно исполнить эротический танец, даром что не вокруг шеста. Земляне от инопланетян тоже не отставали. Эти набившие оскомину у читателей сцены массовых нудистско-хореографических оргий с небольшими вариациями кочевали у него из романа в роман, из повести в повесть, из рассказа в рассказ, удачно подменяя так не любимые читающим народом лирические и философские отступления.
Весьма эффектным получился подобный танцевальный этюд, исполненный инопланетянами при встрече с нашим звездолётом в открытом космосе, то есть вне пределов досягаемости полиции нравов. Особенную пикантность придавало эпизоду то обстоятельство, что усиленно вертящие голыми попами инопланетяне были «сконструированы» Природой не на кислородной основе, а на базе экзотического элемента фтора, то есть чем-то неуловимо напоминали дорогие патентованные фторосодержащие зубные пасты. Надо полагать, их слюна представляла собой обыкновенную синильную кислоту, так что обалдевшие поначалу земляне быстро сообразили, что на этих фторосодержащих трясунов-плясунов бочку лучше не катить.
Впрочем, и родимые земляне в эротико-исторических бестселлерах этого автора при каждом удобном и неудобном случае вдруг скидывали с себя трусики, хламиды, тоги, пончо или комбинации и принимались исступлённо отплясывать какую-нибудь космическую джигу по поводу, например, подвернувшейся годовщины так называемого Великого Кольца и, честное слово, не было пляскам ни края, ни, сами понимаете, сколько-нибудь вразумительного конца…
Создатель «Соляриса» и многих других популярных вещей описал в мрачном комиксе «Непобедимый» одноимённый космический корабль, добравшийся на каких-то сверхсовременных фотонных двигателях аж до созвездия Лиры. Как это удалось звездолёту – остаётся загадкой. После такого убийственного для топливных баков перелёта корабль умудрился совершить мягкую посадку на странной планете, взлететь, снова сесть в другом месте и в конце концов опять исхитриться взлететь, причём перемещался он с места на место в вертикальном положении (!?), не выходя на орбиту. Масса звездолёта, по словам автора, была не менее восемнадцати тясяч тонн. По странному и, вероятно, не известному автору совпадению, она точь-в-точь равнялась массе знаменитой Пизанской башни. Ко всему прочему, этот неказистый и мухортенький звездолётишко чем-то неуловимо напоминал брючный карман головастого профессора из «Гриады»: в его не таком уж объёмистом, исходя из заявленной массы, чреве наряду с умопомрачительными запасами химического (?) топлива свободно размещались восемьдесят три героя-звездопроходца со своим немалым багажом, куча продовольствия, индивидуальные анабиозные камеры для экипажа, а также десятки единиц тяжёлой и крупногабаритной, преимущественно гусеничной, техники.
Но все эти жалкие выдумки просто бледнели перед мыслящим океаном Солярисом – бледнели хотя бы потому, что он включал в себя огромное количество неведомой даже автору суперпротоплазмы, нежели мог вместить самый большой звездолёт будущего, хотя бы и размером с Эверест. И напрасно автор «Туманности Андромеды» завистливо отрицал принципиальную возможность существования мыслящего океана. Ведь в отличие от главного героя «Соляриса» создатель этого комикса мог бы легко найти с океаном общий язык. Например, на почве совместных дискуссий о присущих океану сексуальных перверсиях и девиациях. Потому что этот однобоко мыслящий океан, по-видимому, страдал самым настоящим вуайеристским комплексом, поскольку беспрерывно подсылал главному герою бабу за бабой и потом без зазрения совести наблюдал за развивающимися в ускоренном темпе отношениями полов, пуская похотливые протоплазменные слюни на свои псевдокисельные берега.
Крошечный, но не выглядевший от этого менее смешным ляпсус произошёл и с одним из персонажей «Соляриса», имевшего придуманное автором не существующее в природе имя Гибариан, которое переводчики с польского и киносценаристы впопыхах приняли за фамилию, да вдобавок исказили его, что мгновенно превратило физиологически и анатомически косполитичного человека будущего в перманентно небритого армянина Гибаряна, коему хреново мыслящий океан так и недомыслил подарить бритву.
Авторы романов «Трудно быть богом», «Жук в муравейнике», «Стажёры» и других любимых в народе «литературных произведений из семи букв» (книжек, что ли?) слыли крепкими профессионалами, но им тоже случалось киксануть и загнать шар не в ту лузу. В «Стажёрах» они неудачно предсказали победу в будущем всё того же притягивавшего их умы как магнитом коммунизма, одолевшего начавший загнивать уже в пору написания повести капитализм с разгромным, хотя и не с сухим счётом. Именно не с сухим, поскольку по невероятному стечению обстоятельств в описываемом ими будущем сохранилась-таки одна-единственная частная фирма (как родимое пятно или рудимент треклятого капитализма), обеспечившая себе процветание в чуждом коммунистическом окружении производством чрезвычайно мягких волосяных матрасов. По-видимому, вся эта «матрасная» бредятина посетила воспалённые умы братушек как раз во время возлежания на одном из таких вот уникальных волосяных изделий знаменитой фирмы. Выводы и предсказания диванно-матрасной философии потерпели полное фиаско: очевидно, под матрасом, на котором братья-писатели предавались своим глубоким «прогрессорским» размышлениям, оказалась не замеченная ими каверзная горошина.
По их повести «Трудно быть богом», пропагандирующей истинно ветхозаветные «ценности», не так давно был снят «художественный» фильм – поставленные вовсе не случайно кавычки прозрачно намекают на «достоинства» сей гнусной кинободяги, которую Ольгерт в познавательных целях стоически досмотрел до конца.
Ещё один знаменательный прокол произошёл при «первопечатании» других повести братьев (этих советских Бювара и Пекюше) с названием «Жук в муравейнике». В поспешном журнальном варианте деятельность так называемых Прогрессоров (читай: шпионов и диверсантов) определялась как деятельность, направленная на сохранение мира (!) между двумя цивилизациями – Земной и инопланетной. Надо полагать, без участия Прогрессоров звёздные войны с инопланетянами, не подозревавшими о существовании Земли, стали бы просто неизбежными. Оно конечно, ведь кому война, а Прогрессорам – мать родна.
Весьма показательный в этом плане случай с подлюкой-войной произошёл с одним из авторов «Жука». На фоне хронического писательского «безденежья» младшенький братишка принял посильное участие в устроенном одной бульварной газетёнкой футуристическом конкурсе (с призом в один миллион тогдашних рублей), где один из вопросов стоял буквально ребром: «Будет или не будет в обозримом будущем гражданская война в нашей с вами стране проживания?» Писатель-фантаст на секунду высунулся из окна башни из слоновой кости и самоуверенно ответил: «Не будет». И выиграл конкурс. Через месяц-другой после получения им обещанного приза в нашей стране разразилась самая настоящая гражданская война – видимо, очень уж хорошо поработали на мир «Прогрессоры» тогдашнего министерства государственной безопасности и прочих коррумпированных министерств, да и сами бородатые инсургенты были им подстать…
Не ощущая времени, Ольгерт перебирал книгу за книгой, незаметно для себя смещаясь к противоположному краю апокалиптического лотка, постепенно сталкиваясь со всё более современными произведениями, и наконец добрался до раздела новинок. Он хотел было просмотреть привлекший его необычностью названия красочно иллюстрированный фантасмагор «Прыжки через турнепс», но какой-то внутренний толчок заставил его закрыть уже открытую книгу. Он пристроил её на прежнее место, где она тут же смешалась с десятками других фантастических комиксов и стала совершенно не отличимой от них теперь уже не только внутренне (то есть содержанием), но и внешне (то есть обложкою).
Стряхнув наваждение, Ольгерт собрался уходить, но тут встретился глазами с продавщицей.
- Так ничего и не подобрали? – поинтересовалась она.
- Нет, здесь ведь почти сплошь комиксы, - нарочито зевнув в кулак, мягко сказал Ольгерт, не желая обижать приглянувшуюся ему брюнетку.
Продавщица затушила сигарету и, аккуратно выбросив её в урну, пропела ангельским голоском:
- Да вы гурман и сноб, как я погляжу. Что ж вы так не любите комиксы?
- Не то что не люблю, - пояснил Ольгерт, - просто не читаю. Да что греха таить, в юности запоем читал, а теперь бросил, - поведал он тоном, каким закоренелый алкоголик сообщает окружающим о неожиданном для него самого исходе борьбы с пагубной привычкой. – Раньше я даже завидовал тому, как ловко авторы занимают и развлекают читателя. А сейчас… Видимо, я постарел, а то бы непременно взял в толк, почему цивилизация комиксов, презираемая в течение многих лет всеми, кроме золотушных подростков и припыленных коллекционеров, вдруг преисполнилась самомнения и вышла промышлять на большую дорогу подобно своим драчливым персонажам.
Женщина, улыбаясь, покивала головой.
- Да, да, я вас понимаю. Я полагаю, вот что случилось: когда супермены вырядились в тоги героев нашего времени, задавленные жизнью люди стали замечать их и всю эту фантастику больше, чем когда-либо.
- Эта проблема нуждается в более глубоком анализе, - иронически заметил Ольгерт.
- А мир снова нуждается в героях, - парировала искушённая продавщица. – Нигде, кроме комиксов, вы не отличите хороших парней от плохих. Книжки комиксов – единственное место, где можно встретить настоящих героев.
- Вот это уже лучше, - одобрительно хмыкнул Ольгерт.
- Комиксы – это то, что требуется обществу, которое читает всё меньше и меньше, - напористо продолжала развитая книжница. – Они переживают возрождение, потому что люди стали функционально неграмотными. Телевизор заменил им всё богатство литературы. В своё время полагали, что кино и телевидение прикончат комиксы. Сейчас эти две сексапильные музы сами невероятно нуждаются в оплодотворении и сосуществуют с комиксами в своеобразном симбиозе, черпая оттуда свои сюжеты.
- Блестящий анализ! – с чувством похвалил восхищённый Ольгерт. – К сожалению, мне никогда не подняться до уровня столь любимых вами героев.
- Ну, не скажите, - энергично возразила женщина. – Я целыми днями читаю детективы и сразу догадалась, кто вы такой.
Ольгерт взглянул на продавщицу с пристальным интересом:
- Ну и кто же я такой, по-вашему?
- Вы типичный провинциал и вы кого-то ищете здесь, - с подкупающей прямотой объявила брюнетка. – Не надо, не надо, - засмеялась она, упреждая неумелое враньё Ольгерта. – Я вижу вас насквозь.
Пока Ольгерт пытался придумать достойный ответ, женщина выудила из разливанного моря бульварной литературы тоненькую книжицу.
- Вы ведь хороший парень, правда? – спросила она с милой улыбкой, когда Ольгерт вышел из ступора.
- Не совсем, - уточнил Ольгерт самокритично. – Но «придабриваюсь» под хорошего.
- Тогда примите от меня вот это, - продавщица протянула парню невзрачную брошюру.
Ольгерт принял подарок, поблагодарил и попытался прочитать заглавие.
- Читать книгу, держа её вверх ногами, невероятно трудно даже провинциалам, не правда ли? – заметила брюнетка.
Ольгерт сконфузился, перевернул книжонку и прочёл название вслух:
- «Это уровень комиксов повышается или понижается интеллектуальный уровень читателей?»
Наблюдавшая за ним продавщица с озорным огоньком в глазах поинтересовалась:
- Ну, что скажете?
Ольгерт привычно поскрёб пятернёй потылицу:
- Сдаётся мне, эти два процесса развиваются параллельно.
- Мнение автора совпадает с вашим, - с интригующим выражением сообщила продавщица.
Имя автора на обложке отсутствовало. Перевернув страницу, Ольгерт рассеянно заглянул в выходные данные.
- Римма Пуденди, - задумчиво прочёл он. – Впервые слышу… Итальянка?
Брюнетка загадочно улыбнулась.
- Нет, автор местный. И вы с ним уже познакомились.
Происходящее напоминало дешёвый комикс дурацкой фантастики и, ощущая, как стремительно падает его и без того невысокий интеллектуальный уровень, Ольгерт деревянным голосом выдавил:
- Так вы и есть Римма Пуденди?
- Собственной персоной, - с достоинством кивнула продавщица.
Она уже начала открывать свой хорошенький ротик, чтобы иронической репликой начисто срезать незадачливого провинциала, но вдруг быстро прижала палец к пухлым губам:
- Тс-с-с!..
К лотку утиной походкой подгребала вислоносая мегера с редкими волосами морковного цвета. Игнорируя топчущихся у лотка книголюбов, смертельно похожая на Бабу Ягу старуха весело проскрипела:
- Ну, как дела, Римма? Всё нормально?
- Всё в порядке, могли бы не торопиться.
- Спасибо, что подменила, - сказала мегера, привычно становясь за прилавок. – Иди и ты погрейся винцом… Ох, чуть не забыла: парик-то мне верни, а то на этих сквознячищах гриппер заработаешь!
На глазах изумлённого Ольгерта брюнетка стащила с головы пышный тёмный парик и передала его Бабе Яге, которая с довольным сопением тут же напялила его на свои жидкие морковные клочья. Ольгерту внезапно захотелось приподнять чёрный подол её пронафталиненного «миди» и осмотреть сбитые копыта старой клячи на предмет выявления костяной ноги.
- Ну, тогда я пошла, - сделав мегере ручкой, прочирикала превратившаяся в блондинку и сразу помолодевшая и похорошевшая Римма, незаметно от старушенции подмигивая парню.
- Так это не ваш лоток? – спросил сбитый с толку Ольгерт.
- Ну откуда у меня лоток? – Римма подарила Ольгерту лучистый взгляд, вызвавший у него ностальгические воспоминания о своей бывшей соседке Рите Мансвптовой. – Я только доставляю комиксы, но не торгую ими. А ещё я их иногда пописываю… Привет провинции!
И Римма Пуденди зашагала прочь от покосившегося книжного лотка, вполголоса проклиная непригодную для ходьбы на лабутенах собянинскую тротуарную плитку, по которой можно было прийти только в очень плохое будущее, не предугаданное ни одним самым прозорливым фантастом.
