Японцы! Как они загадочны и странны, непостижимы и необъяснимы! Жуткие рекламы и чудны́е мероприятия воспринимаются на вулканических островах к югу от Сахалина как норма, а привычные нам элементы повседневности вызывают у диковинных даже по меркам Азии людей удивление и отторжение. Европа множество раз пыталась открыть Японию: португальские иезуиты, английские пароходы, американские атомные бомбы раз за разом прорубали в этот недружелюбный край окно, но раз за разом это окно зарастало непониманием и частой несовместимостью систем мышления. Японцы брали идеи, с которыми к ним приходили, перенимали их, выворачивали наизнанку, доводили до крайности, извращали до абсурда. Христианство, принесённое португальцами, превратилось на островах в ещё одну вариацию синтоистского язычества, английская глобальная торговля выродилась в милитаристские экспансии и Нанкинскую резню, а американский культ консьюмеризма превратился в типично японскую культуру самоубийственной работы до седьмого пота и стеснительного одиночества целых поколений молодёжи.
Сегодня Запад делает очередной подход к снаряду: на крохотное пятнышко где-то с правого края карты на короткое время нацелилась вся глобальная машина культурной экспансии. Японцы же, наученные веками взаимодействия со старым врагом, примешали в кашу идеологических ценностей нового Запада целую гору фирменного японского абсурда. Ареной столкновения идей стал олимпийский стадион в Токио. Этот 80-тысячный красавец должен был стать жемчужиной японского самолюбования — провозглашалось, что Игры станут символом восстановления страны. В локальном смысле — от страшного землетрясения 2011-го года, а в глобальном — от экономической стагнации и стремительного старения граждан. Красота и яркость Олимпиады показали бы всему миру могущество японской мысли, а богатство и размах утёрли бы нос юго-западным соседям, проводившим Игры не так давно. Но именно из той страны, что должна была кусать локти от зависти, по миру расползлась страшная зараза. Всем резко стало не до жиру, так что Олимпиада — дорогой пиар-трюк, принципиально убыточное и изначально неокупаемое мероприятие, — отошло на второй план. Прошлым летом, когда Игры должны были проходить, опешивший мир получил короткую передышку после разрушительного удара ковида. Этим же летом вирус, непрестанно мутирующий, силящийся извести людей со свету, сеющий боль в лёгких и панику в головах, уже стал обыденностью. Нормальность зла тем не менее не лишила людей базовых представлений об уместности. Потому Игры, призванные на две недели сделать Токио столицей мира, привлечь всеобщее внимание и стать площадкой для приветственного послания Японии всему миру, оказались не нужны почти никому, даже японцам. Японское правительство, проигнорировав все причины: высокие темпы заболеваемости и нежелание граждан вакцинироваться — пошло на поводу у МОК, тем самым соорудив на эти две недели мини-модель общества идеального будущего прогрессистов. Общества, до боли чувствительного к словам, неприхотливого к условиям жизни, мыслящего лозунгами и не приемлющего стремления выделяться и побеждать.
Жуткие по западным меркам ксенофобия и национализм в Японии не зависят от политической конъюнктуры, это естественная часть японской культуры, японского образа мыслей. Именно поэтому в рамках страны нет ничего особенного в различных заявлениях и действиях видных людей, которых в Европе и Северной Америке тут же «отменили» бы и за куда более невинные выходки. В этом смысле всеобщее внимание, прикованное к организаторам Игр, сыграло с ними злую шутку. Так, режиссёра церемонии открытия Кэнтаро Кобаяси уволили за два дня до церемонии открытия. Всё дело испортила всплывшая шутка 1998-го года, когда оный Кобаяси на телевидении пошутил про холокост. Для японцев эта тема не так болезненна, да и шутка, судя по реакции, была воспринята нормально. Но западные СМИ, для которых холокост свят и неприкосновенен, развели вокруг шутки глобальную истерику, что вынудило оргкомитет (вероятно, знавший о подобном эпизоде биографии довольно заметного японского сценариста и постановщика) уволить Кэнтаро. В последний момент пришлось спешно переделывать нюансы церемонии открытия, дабы стереть следы проклятого японского антисемита. Но кое-что, как выяснилось впоследствии, всё же осталось — намеренно или нет, но число залпов праздничного салюта, завершающего торжественную церемонию, составило 1488 (Кодовый лозунг белых националистов. — Прим. ред.). Увольнение Кэнтаро — лишь последнее из череды кадровых смещений по идеологическим мотивам. Незадолго до него своего поста лишился Хироси Сасаки, креативный директор Игр. Этот креативный директор предложил в рабочем чате креативно задействовать в церемонии открытия известную японскую комедиантку Наоми Ватанабэ. Эта комедиантка отличается нетипичными для японцев пропорциями тела, что вызвало у Сасаки предложение запустить её летать по стадиону в костюме свинки, а всё действие назвать Olympig — «Олимсвинские игры». Грубые шутки тоже свойственны японской культуре, в связи с чем по большей части их принято не замечать. Но современная западная культура — это культура в том числе и вечно обиженных пухляшей, делающих из своего недостатка культ. Под воздействием недовольства оскорблённых толстяков Сасаки мигом вылетел со своей должности, даже без костюма свиньи. За несколько дней до него работу потерял композитор церемонии открытия Кэиго Оямада, в 1994-м году признавшийся в травле одноклассников-инвалидов. До Оямады, ещё в феврале, в отставку ушёл глава оргкомитета Игр Ёсиро Мори. Он как-то заявил, что увеличение числа женщин среди участников важных встреч (равное распределение мест в различных советах директоров — давняя идея фикс западных эгалитаристов) ведёт к увеличению продолжительности этих встреч, ведь женщины очень любят разговаривать. 82-летний Мори, руководивший подготовкой к Играм с 2014 года, не сумел перестроиться с поведения типично японского менеджера на нормы приличия, подобающие человеку, находящемуся под тщательным надзором прогрессивных сил. При всём этом есть мнение, что если бы подобные стандарты дотошного изучения всех прошлых поступков применялись ко всем членам оргкомитета, то Олимпиаду организовывать было бы просто некому: как уже было сказано, японцы не стесняются на повседневной основе делать и говорить то, что на Западе давно считается табу.
Токио должен был встречать гостей со всего мира: болельщиков, туристов, журналистов и, само собой, спортсменов, но ковиду эти планы пришлись не по душе. В результате Олимпиаду решено было проводить вообще без зрителей, в противовес, кстати, недавно прошедшему чемпионату Европы по футболу, куда зрители (хоть и не все) были допущены. Сразу по объявлении этого решения острословы принялись юморить, предполагая, что следующим шагом будет проведение Игр без спортсменов. Спортсменов, конечно, допустили, но условия им обеспечили весьма тяжёлые. Олимпийская деревня встретила своих постояльцев низкими, пригодными для жизни лишь по японским меркам потолками, тонкими стенками и ставшими мемом узкими кроватями. Суть их в том, что они сделаны из экологически чистого картона, в результате чего разваливаются на части при попытке лежащего на кровати совершить резкое движение. Интернет тут же окрестил данные предметы мебели "антисекс-кроватями", на что кто-то из оргкомитета принялся оправдываться тем, что соблюдение спортсменами санитарных норм — превыше всего. Этими же нормами, вероятно, оправдывается и отсутствие возможности банально постирать вещи: в олимпийской деревне нет ни стиральных машин, ни прачечных, или умыться — принадлежности для этого процесса завезли не всем. Обязательные тесты, которые необходимо сдавать всем спортсменам во время игр, тоже вызывают затруднения: говорят, что сдавать эти тесты просто некому. Парад команд на церемонии открытия, обычно такой торжественный и наполненный гордостью и уверенностью, в этот раз напоминал неловкие объятия не особо близких знакомых. Спортсмены, замотанные в маски, держащиеся на безопасном расстоянии друг от друга, неуверенно бегающие взглядами по трибунам пустого стадиона и проходящие сквозь жиденькие толпы. Все эти частности и стеснения оправдывались стремлением к эпидемиологической безопасности, совершенно напрасным, как показала практика. За один только первый день Игр выявили 17 заболевших, что с учётом ранее выявленных среди спортсменов и персонала превратилось в 123 случая. В условиях постоянного контакта спортсменов друг с другом число 123 почти наверняка уже скоро превратится в цифру существенно большую. Связанные с ковидом и плохой организацией неудобства, сопровождающие быт атлетов, вынуждают их думать не о том, как бы оказаться быстрее, выше и сильнее, а изо всех сил мечтать о скором возвращении в уютный и удобный дом.
Кстати, девиз Олимпиады — упомянутые три слова — теперь превратились в четыре. К ним ни с того, ни с сего добавили "вместе". "Быстрее, выше, сильнее, вместе". Вместе с кем? Вместе против кого? Вместе за что и против чего? Об этом девиз загадочно молчит. «Вместе» перечёркивает смысл предыдущих трёх слов, ведь нельзя вместе быть быстрее, выше и сильнее всех. Лишь один может быть самым быстрым, самым выше всех прыгнувшим и самым сильным. Спорт высоких достижений в своём идеальном виде изначально элитарен и эгоистичен, он не терпит сладкой патоки мнимого единства, он превращает соревнование в конкуренцию, а конкуренцию — в яростное стремление любой ценой превзойти себя и всех остальных на пути к заветной медали. «Вместе» — дань духу времени, воспевающему слабость, так что стоит ожидать превращения некогда лаконичной и броской фразы в ещё более громоздкую сентенцию, тщательно объясняющую позицию глобального истеблишмента. "Быстрее, выше, сильнее, вместе, жизни чёрных важны, транссексуалы — тоже женщины, Байден выиграл честно, выбросы человеком углекислого газа вызывают глобальное потепление, продам гараж!" — достойный девиз для новых поколений спортсменов со всего мира.
Как витрину для демонстрации подобных лозунгов воспринимают Олимпиаду многие из присутствующих в Токио в эти дни. Конечно, декларация своих взглядов всегда была подчинена всеобщему вниманию, в период Игр прикованному к обычно малозаметным спортсменам. Но на этот раз декларация вышла на передний план, заслонив непосредственно спорт. Примером этого стала женская сборная США по футболу (который далёкие от славных традиций популярнейшей игры называют соккером). Капитан сборной, розововолосая лесбиянка Меган Рапино, уже давно известна за пределами поля как ярая активистка. В крупные СМИ попадали её высказывания по поводу расизма, односторонняя перепалка с Дональдом Трампом, требования равной оплаты с футболистами-мужчинами (при куда меньшем интересе зрителей и куда более низком качестве зрелища). При этом материалы о её голах, ассистах или обводках можно найти лишь на специализированных ресурсах — болельщикам неинтересна крикливая и неумелая футболистка. Женская сборная США поехала на олимпийский футбольный турнир в качестве безоговорочного фаворита, при этом на каждом шагу с её стороны раздавались пафосные заявления в поддержку всего хорошего и в осуждение всего плохого. Итогом этой политической активности стали выход на первый матч в футболках с лозунгом "Black Lives Matter" и разгромное поражение в этом матче от аутсайдеров из Швеции. После этого, однако, Меган и её партнёрки искупили вину, блестяще разгромив полулюбительскую сборную Новой Зеландии. Тут хотелось бы написать про реакцию общественности на такое яркое событие, но её толком не было. Пара-тройка маргиналов и ряд оппонирующих левой повестке публицистов, двигающих свою идеологию так же бессовестно и неуместно, как сама Меган Рапино — вот и весь урожай мнений благодарной публики.
Стоит сказать, что вклад миссис Рапино во всеобщее равнодушие не так велик, как может показаться со стороны. Да, женский футбол интересен широкому кругу болельщиков лишь в контексте поиска смешных провалов футболисток и, да, «смелые» политические высказывания из каждого утюга порядком утомили публику. Но важно здесь и то, что эта Олимпиада оказалась просто-напросто неинтересна зрителям. Контекст, сделавший проведение Игр максимально неуместным мероприятием, отсутствие обычно присущей Олимпийским играм атмосферы чего-то грандиозного, откладывание важного мероприятия на целый год, негативный информационный фон, окружающий Олимпиаду, — всё это способствовало рекордно низкому уровню интереса. Российские СМИ писали об этом как о явлении, наблюдаемом лишь внутри страны из-за отсутствия сборной России на Играх, из-за слабого информационного сопровождения Олимпиады после 2014-го года и из-за допинговых скандалов. Тем не менее CNN фиксирует антирекорды внимания к Олимпиаде и в США. При этом утверждается, что ковид не играет здесь решающую роль: рейтинги ОИ в Токио существенно ниже, чем были рейтинги Олимпиады в Рио, а те, в свою очередь, существенно уступали рейтингам лондонских Игр. Аналитики CNN связывают это с упадком телевидения в принципе, но другие регулярные спортивные события не заметили этого упадка или же перенесли его куда легче. Вывод о том, что публике перестала быть интересна Олимпиада в принципе, слишком громок и противоречив, чтобы делаться на основании одних лишь рейтингов телетрансляций, но эти рейтинги можно воспринимать как один из признаков падения интереса. Косвенным признаком можно считать и тот факт, что единственный из иностранных лидеров, кто прибыл на церемонию открытия, был Макрон. Французский президент, может, и рад был отсидеться дома, но пришлось лететь через полмира ради поддержания статуса страны — хозяйки Игр, планирующихся в Париже уже через три года. Эммануэль пообещал провести церемонию открытия грядущей Олимпиады не на стадионе, а на берегах Сены. Макрон, чей рейтинг начал заваливаться в начале лета, может и не переизбраться в следующем году, и за длинный язык нынешнего французского президента, возможно, придётся отдуваться уже следующему. Сам же Макрон, полетевший в Токио в разгар очередного шпионского скандала, вскрывшего слежку за французским президентом, и на пике общеевропейских протестов против антиковидных мер, стал настоящим олицетворением неуместности и ненужности токийской Олимпиады.
Сами японцы, вопреки хладнокровной сдержанности собственного правительства, отлично чувствуют эту неуместность. Пока мировые политики хвалили Токио за способность адаптироваться к переменам, на улицах японской столицы шли митинги. В Японии, где с конца июня нарастает очередная, уже четвёртая волна заболеваемости, жители не особо спешат прививаться: двадцати процентов вакцинированных явно недостаточно для безопасного и успешного проведения праздника спорта. Протесты, шествия с плакатами, перекрытия улиц — участники немногочисленных, но довольно заметных акций утверждали, что в период кризиса куда правильнее было бы потратить деньги на борьбу с ковидом, чем на дорогую и не имеющую шансов окупиться Олимпиаду. Какими бы странными, загадочными и непостижимыми ни были японцы, их можно понять. Игры, на которые поставили так много, не выполняют своей задачи. Символ восстановления страны от последствий кошмара 2011-го года — огромная десятиметровая марионетка, управляемая толпой людей, — оказалась никому не нужна. Она вышла с северо-востока страны и дошла до Токио как раз ко дню старта Игр, но не вызвала особого отклика в СМИ. Гораздо больший отклик, если судить по новостям, вызвало противодействие Олимпиаде со стороны животного мира: дикого медведя, скрывавшегося на олимпийском поле для софтбола, и атаку бешеных устриц на токийское побережье обсуждали куда больше. Всё дело в том, насколько правильно говорить о преодолении одного кризиса в разгар другого. В 1964-м году Токио уже принимал Игры, и тогда их проведение тоже символизировало успешное восстановление страны после кризиса: войны и послевоенного упадка. Но в те времена Японию ждало прекрасное будущее: экономический подъём, восхождение к мировому технологическому лидерству, становление в статусе глобальной столицы информационной индустрии и автомобилестроения. Сегодня в прекрасное будущее Японии — экономически стагнирующей страны стариков, давно потерявшей лидерство в науке и технологиях, — не верит никто. Олимпиада-1964 показывала всему миру новую Японию, свободную от предрассудков прошлого, открытую, готовую влиться в глобальный культурный и политический поток. Исконно японская склонность к изоляции, резкое неприятие всего внешнего, инородного, чужого — Олимпийские игры-2020, проходящие в 2021 году, запомнятся провозглашением именно этого.
