Размышляя о новом социальном порядке для России, нельзя не обратиться тем или иным образом к её имперской сущности. Россия была империей, во многом ею и остаётся, пусть и инерционно, фрагментарно, затухающе, но что действительно сложно себе представить, так это то, как Россия может не быть империей. И будет ли тогда вообще Россия? А если империя — то какая? Какова будет её Идея, её основные идеологические контуры, её политические, экономические и культурные параметры? Как, например, империя сочетается с такими вызовами нынешнему человечеству, как то: искусственный интеллект, 3D принтер, безусловный доход или накрывающий нас всё более «цифровой концлагерь»? Осознавая, насколько далеки мы сегодня от кардинальных трансформаций нынешней государственности, попробуем всё же помыслить об империи такой, какой она должна быть, сопоставив то, что есть, с тем, что является идеальным образом России-Империи.
Необходимые пояснения
С самого начала этой творческой попытки помыслить империю необходимо сделать несколько оговорок, снимающих наиболее распространённые возражения на эту тему, а также обозначить технические параметры данного текста.
Автор этих строк посвятил множество статей, десятки выступлений, эссе, публицистических текстов и даже несколько книг теме империи, и всё же даже в совокупности всё это есть лишь небольшая крупица в том количестве исследований и текстов, которые посвящены имперской тематике. Поэтому сразу следует оговориться, что предлагаемый текст, учитывая ограниченность предложенного объёма, не претендует на научную обоснованность и полноту, но является лишь авторским публицистическим обобщением. Отсюда отсутствие ссылочного аппарата и необходимых для научного формата сносок. Это во‑первых.
Во-вторых, тема настолько масштабна и всеохватна, что в рамках предложенного объёма можно изложить лишь основные её контуры, а следовательно, данный текст можно рассматривать как развёрнутое оглавление или краткий синопсис более объёмного исследования, замысленного на будущее.
Ну и, в‑третьих, сам термин «империя» настолько нагружен историческим контекстом, что любое упоминание его тут же вызывает шквал ассоциаций, отсылок, исторических аналогий, в котором тонет любое созидательное утверждение. Поэтому с самого начала следует оговориться, что, по заветам Карла Шмитта, понятие «империя» мы будем использовать как технический термин, то есть полностью очистив его от исторического контекста и всяких ассоциаций, сложившихся за весь период человеческой истории.
Исходя из всего этого, говоря об империи, мы не будем иметь в виду ни возврат в прошлое, ни реконструкцию исторических империй, ни восстановление монархических династий и императорских домов, о чём так любят рассуждать сторонники империй минувших. Здесь речь будет идти о создании лишь нового образа империи применительно к России, устремлённого в будущее, созидательного и не отягощённого историческими образами ушедших эпох.
Движение от обратного
Начиная разговор об империи, мы с неизбежностью понимаем, что речь идёт о форме государственности. Однако сознание современного человека настолько захвачено доминирующим типом государства — государства-нации, с республиканской формой правления, что зачастую — с чем приходится регулярно сталкиваться — империя воспринимается лишь как государство-нация, только большого масштаба. Причём такое восприятие империи свойственно не только обывателям, но и политологам, и даже политикам, в частности, лидерам отдельных государств как Запада, так и Востока.
Империей (пусть и сетевой, экстерриториальной, постмодернистской) мнит себя национальное государство Соединённые Штаты Америки, распространяя своё влияние на весь остальной мир. О новой Османской империи (турецком национальном государстве) грезит турецкий лидер Реджеп Эрдоган, считая, что сможет создать её путем поглощения некоторых территориальных фрагментов — будь то фрагменты Сирии на юге или целое государство Азербайджан на севере… Всё это лишь вскрывает то непонимание самой сути империи, которое захватило современное человечество.
В действительности же империя не есть национальное государство, или государство-нация, etatnation, но есть его полный антипод. Для определения империи автор этих строк (впрочем, не претендуя на авторство) предлагает понятие государство-империя, чтобы подчеркнуть его отличие от государства-нации. Собственно, на отрицании основных параметров государства-нации не сложно описать параметры государства-империи, просто находя для каждого из них свой антипод (хотя, конечно, точнее было бы утверждение обратного — государство-нация есть антипод государства-империи, а не наоборот).
Отбрасывая государство-нацию
Если навскидку взять основные параметры национального государства, мы, подобрав им соответствующие параметры-визави, уже получим основные контуры государства-империи.
Во-первых, жёсткие административные границы — это признак любого национального государства. С границ оно начинается. Государственные границы национальных государств — это незыблемые контуры национального суверенитета. Любое сдвижение границы — повод для войны, конфликта или национального оскорбления, обиды, которая может длиться годами, десятилетиями, веками, подогревая жажду национального реванша.
Для государства-империи административные границы не имеют такого значения. Граница империи — это не линия, а полоса, в пространство которой могут входить обширные территории, а могут попадать и целые государства. Если государства или народы, живущие по границам империи, дружественны, то какое значение имеет, где именно проходит демаркационная линия? Если же они при этом находятся в сфере культурного влияния империи, то границы её влияния распространяются туда, а где это культурное влияние заканчивается, отношения переходят в просто союзнические, партнёрские и т.п. Где границы союзнических или дружественных отношений — так ли это важно?
Иное дело — враждебно настроенные народы или государства, находящиеся рядом. Это неприятно, но так ли важно, где проходит граница, если империя подвержена культурному влиянию со стороны враждебных государств, если внутри неё раскинулись вражеские сети, распространяющие идеологические, мировоззренческие и культурные ценности этих государств, народов или цивилизаций? Что с того, что западная граница нынешней РФ на замке, если мы находимся в ситуации культурной оккупации со стороны Запада? В этих условиях всегда найдётся тот, кто откроет ворота изнутри, как бы грозно мы ни ощетинились своими вооружениями против потенциального западного врага, и чего будет стоить крепость наших границ?
То есть административные границы, незыблемые для государства-нации, для государства-империи, осуществляющего свою экспансию через продвижение своих культурноцивилизационных кодов, не так важны. Они могут быть, но их сдвижение в одну или другую сторону, размытие или условность не являются ни поводом для национальной обиды, ни, тем более, поводом для войны, с учётом того, что империя живёт, расширяясь. Или, в крайнем случае, — пульсируя.
Второй критерий — индивидуум (гражданин) как основная социальная категория, отрицающая любую коллективную субъектность, — этнос, народ. Отсюда этапы строительства нации — атомизация, индивидуализация, абсолютизация человека как самостоятельной, отдельной от любой коллективной общности единицы, а затем — механическое политическое обобщение этой россыпи атомарных граждан в новую, искусственную общность. Для наглядности можно сравнить нацию с конструктором «Лего» — множество мелких деталей, из которых можно выстроить что‑то цельное и даже монументальное. Но как сложно встроить в эту конструкцию цельный, тем более крупный элемент…
На отрицании этого второго критерия обнаруживается главный субъект империи — коллективная (не атомарная) органическая (не искусственная) общность — этнос, народ, автономия или община. И если гражданин уже единица политическая, то органическая общность империи — подчёркнуто не политическая, а, например, культурная или религиозная. Империя, таким образом, складывается не из россыпи атомарных граждан, искусственно слепленных (на основе чего? Об этом — далее), а из крупных субъектов — этносов, народов, автономий и общин, во всём их многообразии, представляя собой их стратегическое единство.
Третий критерий государства-нации (из основных, а есть ещё множество второстепенных) — общественный договор. Именно на его основе должно происходить единение множества атомарных граждан (впрочем, как показывает история, может и не происходить, и даже, наиболее часто, не происходит). Политический договор, обычно — конституция, собственно, и является базовым документом, политически учреждающим государство-нацию, определяя основные параметры её общей устремлённости к единой политической цели, выработанной на основе гражданского согласия и конвенциональных ценностей. Так это задумано.
Но в реальной истории всё идёт, как правило, не так гладко, и чем больше индивидуум получает и ощущает свобод, тем меньше общей устремлённости, гражданского согласия и конвенциональных ценностей. А значит, и единство политических целей ставится под большой вопрос. Отсюда и рык Левиафана национального государства: несогласных — «к ногтю», под каток государственной репрессивной машины, а далее — в расход. Со времён Французской революции, этого торжества становления etat-nation на обломках монархии и империи, ничего в сущности не поменялось.
Учреждение государства снизу вверх — это перевёрнутая Французской революцией картина становления национального государства на отрицании монархии. Но стоит всё вновь поставить с головы на ноги, и мы получим имперский принцип формирования государстваимперии — сверху вниз, учреждение его элитами, высшими сословиями или кастами. Во главе такого государства в разных обстоятельствах может быть клир или философы — и тогда мы получаем зачатки идеального государства Платона, но учреждает его (что также чаще всего встречается в истории) второе сословие — кшатрии, воинская знать, олицетворяющая действие. Именно лучшие, аристократия определяют основные параметры имперского государства, не требуя абсолютного согласия с ними со стороны субъектов империи — народов, этносов, автономий, общин, ведь они, как отмечалось ранее, не политические, но сакральные, религиозные или культурные субъекты. Впрочем, о роли народа в империи стоит говорить отдельно.
И всё же вышеизложенное можно отнести скорее к техническим параметрам. Главное отличие государства-империи от государства-нации определяется формулой «стратегическое единство многообразия», идущей на смену национально-государственной унификации.
Стратегическое единство многообразия
Изложенные выше основные параметры формирования государства кардинальным образом различают подходы к формированию государства-нации — государства Модерна, Нового времени, эпохи торжества материализма, прогрессизма и позитивизма и его антипода — государства-империи, государства традиционного, основанного на категориях Вечности, а не времени, Духа, а не материи, традиционного, а не профанного, органического, а не искусственного, общного, а не частного.
Казалось бы, выбор очевиден. И всё же есть один вопрос, который не даёт покоя даже тем, кто уже принимает или готов принять имперский принцип государства — вопрос обеспечения единства. Ведь таким соблазнительным кажется унификационный подход — всё рассыпать, раздробить, смешать и заново спрессовать в единый монолит. Однако не всё так просто.
Сторонники национальной унификации, как правило, в качестве главного своего довода приводят следующий: многообразие — это конфликтность, в то время как унификация эту конфликтность снимает. На первый взгляд выглядит логично, но это лишь на первый. Такая механическая логика работает лишь в отношении механизмов. Когда же речь заходит о человеке, тут и включается главное его свойство — идентичность, которое ставит под сомнение все унификационные модели.
Хорошо, конечно, предлагать всем стать одинаковыми, принять общую единую универсальную идентичность ровно до того момента, пока не встаёт вопрос — какую? Причём встаёт именно перед вами, перед каждым конкретно. И вот тут начинается сопротивление, потому что помимо коллективной идентичности — Id (латинский корень, означающий «такой же, как тот») — есть ещё сложившаяся в эпоху Модерна и абсолютизации индивидуума индивидуальная идентичность.
И если атомарного индивидуума национально-государственная машина, этот Левиафан Гоббса, ещё может загнать в общую механическую универсальную социально-политическую матрицу, то с народами и этносами (не говоря уже о цивилизациях) — носителями коллективной идентичности, представляющими собой органические общности, — всё гораздо сложнее. А строго говоря, никак. Не загоняются коллективные идентичности в стойла национальных государств, хоть ты тресни. Отсюда многочисленные локальные конфликты, усобицы, региональные войны, повстанческое сопротивление, сепаратизм или самоопределение — как ни назови.
Модерн упёрся в коллективную идентичность и остановился. Национальные государства Модерна погрязли во внутренних конфликтах, основанных на стремлении всего множества повстанцев и сепаратистов отстоять, сохранить и развить свою идентичность. Даже в идеальных лабораторных условиях США политическая нация в её эталонных параметрах и близко не сложилась — анклавы, гетто, чайна-тауны, резервации, треть населения испаноговорящих, социальное, культурное, расовое расслоение, грозящее в любую минуту перерасти в крупномасштабную гражданскую войну. Ни о каком «плавильном котле», в котором должна была свариться единая гомогенная сплочённая американская политическая нация, нет даже и речи. Эксперимент, длившийся два с половиной столетия, потерпел фиаско. И это там, где для его успешной реализации были с самого начала созданы все условия — в США. Что уж говорить о Европе, с её самобытными народами. А что говорить обо всём остальном мире, в значительной части которого из атрибутов национального государства есть только названия, флаги, гимны, гербы, в лучшем случае — номинально-имитационные формы республиканского правления, и больше ничего.
Эксперимент по созданию национального государства в масштабах человечества полностью провалился, хотя внешне торжествует — весь мир таки поделён на национальные государства, нарезан кривыми неравномерными ломтями и никаких других форм государственности нет. Юридически нет. А фактически — только они и есть. Это национальных государств в их эталонном формате нет. Кто? Франция с арабскими кварталами, куда не ступает нога полицейского? Германия, даже после объединения всё так же разделённая ментально на Запад и Восток, да ещё и с арабами и турками, не ассимилирующимися и образующими культурные анклавы, часто ведущими себя агрессивно — при полном невмешательстве властей? О национальном единстве и речи нет. Зато внутринациональных конфликтов, а на самом деле — войн за идентичность — хоть отбавляй. Так не лучше ли прекратить движение в неверном направлении, безнадёжно завязнув в самом начале пути почти на три столетия?
Империя даёт на этот вызов свой ответ — стратегическое единство многообразия. Это подразумевает два уровня управления — стратегический и культурно-бытовой. На стратегическом уровне имперских элит устанавливается жёсткая вертикаль, обеспечивающая централизацию, целостность и безопасность империи, включая пространства, входящие в зону культурно-цивилизационного влияния империи. Однако в ведении имперских элит находятся только сферы, которые связаны с обороноспособностью, безопасностью, территориальной целостностью, вопросы макроэкономики, инфраструктуры и имперской информационной политики — то есть сферы стратегические.
Всё остальное спускается на культурно-бытовой уровень, где народы, этносы, культурные автономии и общины сами определяют параметры своего бытия, реализуя бытовые, экономические и даже юридические формы своего существования, плюрально, во всём их многообразии. Здесь важно подчеркнуть — без каких‑либо даже намёков на политические атрибуты и политическое самоопределение, ибо политика, вопрос о власти, политическая организация — полностью находятся в сфере компетенций имперских элит. Которые, в свою очередь, не вмешиваются в быт, уклад, регулирование культурных и религиозных особенностей всего многообразия этносов, народов, автономий и общин империи. Вмешательство допускается только тогда, когда возникает угроза безопасности, целостности, угрозы имперской инфраструктуре или крупные конфликты между субъектами империи — этносами, народами или общинами — для их разведения.
Таким образом, культурное, этническое, религиозное, языковое и даже правовое многообразие форм в рамках империи — нормативно. В отличие от государства-нации, вмешивающегося во всё, вплоть до мелочей, регламентирующего и регулирующего все вопросы, вплоть до бытовых, где всё основано на унификации и универсальных, одинаковых для всех подходах, что и провоцирует бесконечное количество конфликтов.
Империя — это стратегическое единство многообразия, и в этом залог её целостности, стабильности и устойчивости.
На геополитическом уровне империя либо входит в цивилизационный блок, либо является его центром, как, например, русская евразийская империя, Россия-Евразия, являющаяся центром евразийского цивилизационного полюса грядущего многополярного мира.
Имперообразующий народ
И всё же главной категорией, основным субъектом империи является народ. Но не в его вульгарном бытовом понимании — как все граждане государства или как группа людей, собравшаяся под окном — как неточный перевод понятия people, «люди» — простая количественная разнородная масса, — а в строго научном, этносоциологическом смысле. Народ с точки зрения этносоциологии — это не этнос и не нация, как иногда небрежно вворачивают его через запятую не слишком образованные «специалисты». Народ — это органическая, качественная общность, тождественная греческому понятию «лаос» — то есть некая надэтническая социальная группа, включающая в себя некое количество этносов, но сохраняющая общую органическую этику.
Главной отличительной от этноса характеристикой народа становится то, что народ обретает историческую цель, что и объединяет в себе разомкнутые этносы, которые уже тем самым отходят от своего бытового однообразия и свойственного им циклизма, создавая некую более сложную универсальную модель самоорганизации, с иерархией, стратификацией, разделением на элиты и массы. Объединяясь в народ, этносы, таким образом, входят в историю, вливаясь в общую органическую структуру народа.
Именно народ создаёт государство, и государство это есть империя. Не государство-нация, ибо его населением является та самая атомарная, раздробленная и искусственно заново политически собранная масса политизированных горожан, буржуа, бюргеров, а именно государствоимперия. Большой народ создаёт большую империю, которая может объединять в себе другие, малые народы, соучреждающие и созидающие это государство-империю вместе с большим народом. Но именно большой народ эту империю образует, беря на себя весь груз ответственности за всех, кто в неё входит.
Рождаясь из этнического многообразия, народ берёт общее самоназвание. Народ — это более сложная по своему социальному устройству, следующая после этноса ступень развития общества. Здесь уже о едином происхождении речь не идёт, так как в народе объединяются несколько этносов либо даже целых этнических групп.
Языки этносов, вливающихся в состав народа, сливаются в общий язык, конструируемый на базе одного, доминирующего языка. Сакральность, транслируемая через фигуру жреца или шамана, заменяется религией, чаще всего монотеистической, замещающей собой все существовавшие в исходных этносах верования и культы, но допускающей их сохранение, тогда общей матрицей сборки народа становится культура.
Для русской империи — прошлой или будущей — таким большим, имперообразующим народом является русский народ — как органическая коллективная надэтническая общность — объединение, преимущественно восточнославянских, финноугорских и тюркских этнических групп в единое социальное, надэтническое образование, взявшее общее название и с ним вошедшее в историю, создавшее общий язык на основе множества диалектов и говоров и созидающее континентальное государство-империю с единой культурной средой.
Описав основные параметры государства империи, а также его отличия от государства- нации, перейдём к частным, техническим вопросам грядущего имперского устройства, коими являются вопросы безопасности, экономика, технологии.
Многоукладная экономика + модернизация без вестернизации. Образ будущего
Исходя из имперского принципа стратегического единства многообразия и вытекающей из него нормативной плюральности, выстраивается и экономическая система грядущего государства-империи, которую чаще всего принято определять понятием «многоукладная экономика».
В основных чертах под многоукладной экономикой подразумевается сочетание всех возможных видов собственности на средства производства. В первую очередь это государственная собственность на крупные производственные и сырьевые мощности. От них зависят макроэкономические параметры, уровень ВВП в целом, стратегическая безопасность в сфере экономики.
Следующий уровень — коллективная собственность на предприятия среднего уровня, небольшие заводы и фабрики, от продукции которых критически не зависит экономика государства в целом, могут принадлежать как трудовым коллективам, так и, в том числе, частным инвесторам, бывшим сотрудникам, а также находиться в совместной собственности с государством. Сюда же можно отнести и объекты из сферы услуг, кафе, рестораны, цеха, артели, кооперативы, мастерские и прочие не критичные для экономики средства производства.
Не исключается и частное владение средствами производства — небольшие цеха, кафе, парикмахерские, локальные производства, почти вся сфера услуг, всё то, что привлекательно своим многообразием, креативностью, насыщенностью, свойственными частной инициативе.
Всё то же относится и к сфере сельского хозяйства — стратегическое производство основных продовольственных позиций — зерна, мяса, молока, овощей — в обязательном государственном владении в том объёме, в котором он закрывает сферу продовольственной безопасности. Всё остальное — в коллективном и частном владении с готовностью государства выкупить сельхозпродукцию как у коллективных сельхозпредприятий, так и у частников, что одновременно должно поощрять перемещение в аграрную среду, ибо только в аграрной среде происходит прирост населения; в урбанизированной же среде — лишь убыль.
В сфере высоких технологий имперский подход выражается формулой модернизация без вестернизации, что включает в себя практически ничем не ограниченное развитие высоких технологий, но лишь в их утилитарном, прикладном аспекте, без абсолютизации и экзальтированного «обожествления».
Развитие, в этом смысле, должно ограничиваться строго материально-технической сферой и не сопровождаться так называемым «социальным развитием», являющимся неизбежным, неотъемлемым процессом, сопровождающим НТП на Западе. Мало того, передачу высоких технологий Запад ставит в прямую зависимость от степени социальной «развитости», то есть разложенности общества. Технологии здесь жёстко привязаны к таким социальным проявлениям, как гей-парад, поддержка ЛГБТ, легалайз, феминизм и прочие уродливые формы, обобщённо определяемые понятием «вестернизация».
Иными словами, 3D принтер, смартфон и искусственный интеллект — вещи для государства-империи вполне допустимые, если они имеют утилитарное, прикладное значение, особенно в сфере обороны, что означает их внутреннее производство всего полностью — от «софта» до «харда» — и никак не связано с принятием западных ценностей. Смартфон — желательно отечественного производства, как и все остальные высокие технологии — в империи неразрывно сочетается с категориями Вечности, Традицией, религией, Богом, спасением, сакральностью и метафизикой, а не исключает их, как этого требует вестернизация.
***
Все остальные параметры вытекают из этих базовых принципов и могут быть при желании, достаточной эрудированности и определённых интеллектуальных усилиях легко реконструированы. Осталось главное — наложить эту смысловую матрицу грядущего государства-империи на нынешнее российское государство, чтобы понять, что должно быть полностью упразднено, что радикально трансформировано, что реконструировано, а что оставлено без изменения.
Такое создание новой русской Империи будущего — само по себе является очень интересным, креативным, интеллектуальным процессом, последствия которого, а тем более воплощение, реализация, построения, — весьма головокружительны и захватывающи. Перед нами открывается целая вселенная русской империи, и устоять перед её блистательной манифестацией не сможет ни один осмысленный, творческий, неравнодушный человек.
