Весной 1978 года один из членов советского Политбюро Фёдор Кулаков совершил поездку в Югославию. Его очень впечатлили успехи южных славян в сельском хозяйстве. Шутка ли: там каждый год снимали по два урожая зерновых и овощей и не знали куда девать излишки. Понятно, что в Югославии совсем другой климат, не такой, как, скажем, в российском Нечерноземье. Под балканским солнцем почему бы не собрать побольше пшеницы. Но Кулаков обратил внимание на особенности землепользования в Югославии. Там не власти и не колхозы распоряжались сельхозугодьями. Может, поэтому южные славяне и добивались таких высоких урожаев. И в голове Кулакова мелькнула мысль: а не позаимствовать ли нам югославский опыт.
Кстати, югославы тоже были впечатлены советским гостем. В подпитии он позволил себе больше, чем стоило бы. Член советского Политбюро намекнул, что в Кремле не всё ладно и что Брежнев сильно болен. Непонятно, эти ли откровения высокопоставленного москвича или какие-то другие вещи натолкнули югославов на мысль: а не является ли Кулаков преемником Брежнева. И вот уже югославская газета «Борьба» дала огромный портрет московского гостя и статью о нём, назвав его будущим генсеком КПСС.
Естественно, по возвращении Кулакова в Москву Кремль устроил ему ещё ту выволочку. Югославский опыт Кулакову посоветовали побыстрей забыть. Больше того, коллеги обозвали его ревизионистом. Но этим разбор полётов не ограничился.
Поездка Кулакова в Югославию совпала с началом подготовки в Москве к очередному пленуму ЦК, на котором собирались обсудить, что всё-таки делать с нашим сельским хозяйством. Да, до голода тогда дело в Советском Союзе ещё не дошло. Но перебои с продовольствием стали нормой. Мяса и молока в регионах катастрофически не хватало. И кто должен был готовить такой пленум? Разве не секретарь ЦК по сельскому хозяйству Кулаков? А кому Брежнев поручил возглавить рабочую комиссию? Председателю советского правительства Косыгину, даже не посчитав нужным включить в эту комиссию Кулакова и дать ему хотя бы права зама Косыгина. Это был серьёзный звоночек для Кулакова.
Второй звоночек прозвенел уже в июле 1978 года на самом пленуме ЦК. Впервые в предложенном пленуму варианте постановления треть с лишним текста состояла из одной критики. Положение в сельском хозяйстве страны признавалось ненормальным. И хотя прямо фамилия Кулакова нигде не называлась, но все поняли, что именно он назначался ответственным за все провалы в этой сфере. И какой после этого из Кулакова получался преемник Брежнева?
Значило ли это, что югославы сильно ошиблись в оценках своего московского гостя и Кулаков не имел качеств мощного лидера? И да, и нет.
Впервые Кулаков попал в поле внимания Кремля в конце 50-х – начале 60-х годов. Страна тогда вновь столкнулась с угрозой голода. Главными житницами в то время были южные регионы России. Но Ставрополье неожиданно стало лихорадить. Хрущёв был крайне недоволен его руководителями. Одного из них – Ивана Лебедева он заподозрил даже не в нелояльности, а в организации нового заговора против него. Не оправдал надежд вождя и переведённый из Казахстана Николай Беляев. Человек был надломлен и не мог собрать всю волю в кулак, чтобы переломить ситуацию в новом для него регионе. А кто имелся в кадровом резерве? Ну, пара-тройка министров республиканского значения. Того же Кулакова кадровики собирались с поста министра хлебопродуктов РСФСР направить в Орёл. Но Хрущёв всё переиграл и летом 1960 года распорядился послать Кулакова в Ставрополь.
Кулаков не подкачал. Он поднял и урожайность зерновых, и надои, и сдачу мяча. Имелись у него недостатки? А у кого они отсутствовали?
Кулаков питал слабость к женскому полу и спиртному. Его личный шофёр рассказывал: «Сам-то он не коньяк, только водку пил – стаканами. Но никогда вусмерть. Сколько не выпьет, даже не качается». Шофёр сообщил и о том, с какими его шеф переспал поварихами.
Знал об этом Хрущёв? Разумеется. Но он на это не обращал внимание. Ему было важно, чтобы первый секретарь крайкома сразу стал перевыполнять все планы по хлебозаготовкам. Так ведь в середине 50-х годов и Лебедев хорошие урожаи зерна собирал, за что в течение пяти лет получил три ордена Ленина.
Хрущёв, похоже, наступал на старые грабли. В своё время ему ведь что докладывали про одного из предшественников Кулакова – Лебедева? Человек и пьёт, и за каждой юбкой гоняется. А как Кремль реагировал? Да никак. Пока Хрущёву не передали, какими словами Лебедев поливал его по пьяни.
Нечто подобное произошло и с Кулаковым. Именно на его территории, в одном из санаториев, в 1963 году генерал Малиновский и председатель Верховного Совета России Игнатов впервые заговорили о возможности смещения Хрущёва, который уже замучил всю страну бесконечными реорганизациями. И Кулаков ведь в защиту тогдашнего лидера ни слова не произнёс. Он тоже был согласен с тем, что первое лицо в стране следовало менять. Ну а потом в Кисловодск на тайные вечери зачастили и другие члены высшего советского руководства. И Кулаков всех обслуживал, всем поддакивал и всем своим гостям обещал поддержку других региональных начальников.
Брежнев помощь Кулакова в организации встреч заговорщиков не забыл и, как только пришёл к власти, сразу затребовал его в Москву и предложил ему возглавить сельхозотдел ЦК. Новый руководитель партии понимал, что страна ждала прежде всего хлеба и мяса. Не случайно один из первых пленумов ЦК он решил посвятить вопросам сельского хозяйства, а подготовку его возложил как раз на Кулакова. И тот не подвёл своего нового шефа.
Что предложил Кулаков? Во-первых, списать с колхозов и совхозов многомиллионные долги. Во-вторых, повысить закупочные цены на выращенную продукцию. В-третьих, снять ограничения на ведение приусадебных хозяйств. В-четвёртых, наконец взяться за мелиорацию и механизацию, дать колхозам новую технику. Всё это в совокупности позволило уже осенью большинству колхозов собрать весьма неплохой урожай. У народа появились надежды на перемены к лучшему.
Доволен был и Брежнев. Не случайно вскоре он повысил Кулакова и ввёл его в Секретариат ЦК. Хотя надо признать, что в конце 1965 года бывший руководитель Ставрополья стал секретарём ЦК не только потому, что быстро показал деловую хватку и смог мобилизовать различные силы на переустройство сельского хозяйства. Брежнев оценил и некоторые другие его качества, и, в частности, умение работать в команде, и не менее важным оказалось то, что Кулаков до возвращения в Москву не состоял ни в одной из властных группировок. Он не примыкал ни к украинской партии, которая объединялась вокруг Подгорного, ни к бывшим комсомольцам, повязанным на Шелепина. Исходя из этого, Брежнев полагал, что Кулаков будет предан только лично ему и ни в какие союзы против него ни с кем вступать не будет. Это, кстати, заметили и искушённые в интригах аппаратчики. «Вводят <в руководство>, – записал 7 декабря 1965 года в свой дневник хорошо знавший партийную кухню Георг Мясников, – нейтралов». И первым он назвал Кулакова.
Однако уже через несколько лет сельское хозяйство в стране вновь стало буксовать. Прежде всего резко ухудшилась ситуация с мясом. Смотрите, что писал Мясников в своём дневнике летом 1969 года (а он на тот момент был вторым секретарём Пензенского обкома КПСС). Вот запись за 29 июня. «Лев <Ермин> вернулся из Москвы <с пленума ЦК КПСС>. Нового мало. Л.И. Брежнев – о сельском хозяйстве: совещание провести перед сессией; плохо с мясом. Вопрос приобретает политический характер: что, наша система и мартовский пленум безосновательны? Есть пророки в аппарате ЦК, которые утверждают, что в 1970-м году будет хуже. Что это за пророки? Кто позволил разносить подобные «перспективы»? Чувствуется тревога в постановке вопроса. Хоть поздно, но доходит. Носятся идеи: отменить дополнительное задание СМ РСФСР, перейти на квартальный счёт мяса, оставить областям не 60, а 100% перевыполнения. Кто-то готовит «записку». Но тогда как себя будет чувствовать Г.И. Воронов? Кириленко?»
Кулаков считал, что сбои со снабжением продовольствия происходили прежде всего из-за того, что руководство страны никак не хотело в разы увеличить капиталовложения в сельское хозяйство. Ну и потом сельхозпредприятия нередко заставляли заниматься несвойственными им функциями. В архивах сохранилась составленная в июле 1969 года Кулаковым и председателем Комитета партконтроля Пельше записка «Об отвлечении средств из сельского хозяйства на другие цели». Кулаков возмущался, как можно было заставлять колхозы оплачивать строительство автомобильных дорог, местных ГРЭС, радиолиний и много чего ещё, когда хозяйствам не хватало средств на закупку современных тракторов и комбайнов (вообще на тот момент колхозы задолжали государству 23 миллиарда рублей).
Эта записка была 18 июля 1969 года рассмотрена на заседании Секретариата ЦК. Второй в партии человек – Михаил Суслов, повертев в своих руках папки с бумагами, грозно спросил: а куда смотрит минсельхоз. Вопрос в принципе был правильный. Для чего в правительстве создавалось огромное ведомство? Разве не оно должно было регулировать денежные потоки и следить за эффективностью использования выделенных средств? Другое дело: Суслов отлично знал, что дело не в одном минсельхозе.
К 1969 году в отрасли сложилось, по сути, троевластие. Имелся министр Мацкевич, пользовавшийся доверием Брежнева. У него была своя линия. Существовал сельхозотдел в ЦК КПСС, которым руководил в статусе секретаря ЦК Кулаков. Он вёл свою линию, отличавшуюся от линии Мацкевича. А ещё был первый заместитель председателя советского правительства Полянский. По неписаным правилам все замы советского премьера тогда все свои действия согласовывали если не с профильными отделами ЦК, то уж точно с профильными секретарями ЦК. А Полянский эту сложившуюся на протяжении многих десятилетий практику зачастую нарушал и вёл самостоятельную политику. А почему? Что он – чересчур смелым был? Нет. Полянский по партийной линии имел совсем другой статус, в отличие от Кулакова он входил в Политбюро, а даже секретарь ЦК не мог ослушаться членов Политбюро.
В общем, надо было рушить иерархию и, возможно, даже пойти на установление в отрасли на какое-то время единоначалия. А это мог сделать только Брежнев. Но наш генсек привык везде и всюду выстраивать системы сдержек и противовесов и отказываться от них пока не собирался.
Не всё так просто было и с капиталовложениями. Денег требовали все: и военно-промышленный комплекс, и село, и много кто ещё. А где их было взять? Страна располагала весьма ограниченными финансовыми ресурсами. И следовало правильно выделить приоритеты.
Одна из проблем заключалась в том, что Кулаков как руководитель сформировался в одной ситуации, когда в первую очередь требовались умения мобилизовать экономику на выполнение оборонных задач. Но время изменилось, а навыки остались прежними. Тут ещё сказалось отсутствие у Кулакова фундаментального образования. Техникум, может, и достаточен для специалиста районного звена. Управленец же более высокого ранга просто обязан иметь знаний в разы побольше. А Кулаков учёбой долго пренебрегал. Лишь в середине 50-х годов он вынужден был подать документы в заочный институт, но не для расширения кругозора, а исключительно ради получения диплома, без которого он не мог сделать следующий шаг в своей карьере – возглавить одно из министерств России.
В общем, как руководитель Кулаков много лет действовал по интуиции. А мир-то стал очень сильно меняться. Запад развивал электронику, средства связи, технику и при меньших капитальных вложениях в сельское хозяйство получал большие урожаи.
Что спасало Кулакова? Почему он достаточно долго удерживался во власти (а в 1971 году даже был введён в высший партийный ареопаг – в Политбюро)?
Думается, свою роль сыграло то, что Кулаков оказался очень удобен Брежневу. Георг Мясников рассказывал, как летом 1971 года Кулаков приезжал в Пензенскую область. Днём он осматривал поля, потом проводил совещания, а вечером сильно напивался (несмотря на недавнюю операцию, у него подозревали рак), но всегда поднимал тосты за генсека и без конца повторял, что Брежнев – это необыкновенный человек.
Кризис наступил, видимо, в середине 70-х годов. Как бы Кулаков не бился, а у него ничего не выходило. С хлебом и мясом в стране становилось всё хуже. А тут ещё Брежнев всё чаще оказывался у врачей.
Кулаков пробовал найти подходы и к Косыгину, и даже к Кириленко – лишь бы добиться больше денег для села. Но внятной программы по подъёму сельского хозяйства у него, однако, не имелось. Он многое строил на эмоциях. «Он, – писал о нём будущий прораб перестройки Александр Яковлев, – был метущимся. Не ортодоксом». Но этого для лидера было мало, а может, это лидеру было и опасно. Всё-таки крупный государственный деятель не имеет права руководствоваться лишь чувствами.
В аппарате ЦК многие знали, что здоровье Брежнева с каждым годом ухудшалось. Поэтому в коридорах нередко гадали, кто бы мог заменить генсека. В разных компаниях упоминалось и имя Кулакова. Это впоследствии признал и переведённый в 1973 году из аппарата ЦК в Полтаву Фёдор Моргун. Он рассказывал, что Кулаков был могучим, мудрым, порядочным человеком. Моргун называл его лидером, «на которого мы совершенно обоснованно делали ставку, полагая, что он займёт пост генерального секретаря после Брежнева».
Важная деталь. Моргун дал понять, что Кулаков никакого заговора против Брежнева не планировал. И когда за рубежом заговорили о нём как о возможном преемнике генсека, он и всё его ближайшее окружение сильно забеспокоились. Моргун утверждал, что Кулаков боялся провокаций. Повторю: Кулаков, конечно, имел амбиции, но прийти в Кремль он мечтал не через дворцовый переворот, а только поле естественной смерти Брежнева (или добровольного ухода Брежнева с поста генсека).
В чём заключалась ошибка Кулакова? Он обязан был знать, что политика в чистых перчатках никогда не делалась. Как только пошли слухи о его возможном в перспективе возвышении, ему следовало немедленно найти форму всё опровергнуть и лично убедить генсека в отсутствии каких-либо у него притязаний на Кремль. Кулаков этого не сделал и сильно за это поплатился.
Тут что стоило бы отметить? Вряд ли кто в Кремле всерьёз рассматривал Кулакова как возможного генсека. Не та фигура. Не тот масштаб. Он много что понимал в сельском хозяйстве, но плохо знал промышленность и финансы. Брежнев, прежде чем стал генсеком, отметился и на целине, и в оборонке, и много где ещё. А Кулаков? Короче, шансы его занять место первого в стране человека были не то чтобы минимальны, а равнялись нулю. Но, с другой стороны, ведь кто-то в аппарате тем не менее на Кулакова рассчитывал. По дурости, по незнанию? Или всё-таки какие-то силы собирались за несколько лет превратить его в мощную фигуру и каким-то образом накачать ему мускулы?
Скорей всего, кто-то или какие-то группы разыграли многоходовую комбинацию. Первая цель, видимо, была такая: выявить круг недовольных Брежневым в центральном партаппарате и в регионах, посмотреть, кто готов был примкнуть к Кулакову, насколько серьёзные эти люди имели намерения и так далее. То есть Кулаков должен был оказаться в роли приманки. И не после ли этой спецоперации произошло охлаждение в отношениях Брежнева и руководителя Москвы Гришина (Кулаков, как выяснилось, нередко забегал к Гришину и плакался ему в жилетку на то, что перестал находить понимание в Политбюро)?
Другая комбинация, видимо, преследовала ещё более коварную цель. Не исключено, что кто-то сознательно хотел выставить Кулакова перед Брежневым в роли заговорщика. А для чего? Ведь, повторю, Кулаков никакой заговор не плёл. Может, какие-то силы, сознательно подставляя Кулакова, тем самым хотели вывести из-под удара тех людей, которые как раз и замышляли реальный заговор? Это первое. А второе. Убирая Кулакова, кто-то, возможно, расчищал поле в Политбюро для ввода туда новых игроков. Эта версия тоже не лишена смысла.
Кулаков очень надеялся поправить своё положение в июле 1978 года на Пленуме ЦК, который собирался только ради выработки мер по укреплению сельского хозяйства. Присутствовавший на том пленуме сотрудник международного отдела ЦК Анатолий Черняев в своём дневнике рассказывал, что и у него, и у многих других аппаратчиков вновь появились надежды, что наконец-то село всё-таки будет поднято и удастся ликвидировать «новые ножницы» цен (а эти «ножницы» приводили к тому, что многие колхозы, даже перевыполняя планы по сдаче зерна, оставались убыточными, ибо за тракторы, которые позволяли поднять урожай на 15–20 процентов, хозяйства платили в два раза больше, чем они ставили ранее). Однако Кулаков на том пленуме слова не получил.
Сразу после пленума Кулаков решил отметить на своей даче 40-летие свадьбы. Он много кого к себе позвал. Но все замечали, что большой радости хозяин не испытывал.
Потом была обычная рабочая неделя. Очередные выходные Кулаков собирался по обыкновению провести на даче. Приехал он туда в пятницу вечером. В субботу у него состоялся жёсткий разговор с сыном, который служил в МВД и по-чёрному пил (больше, чем отец). Разговор ничего не дал, и Кулаков потом поднялся к себе на второй этаж. А утром в воскресенье его нашли мёртвым.
Ранняя смерть одного из самых молодых членов Политбюро (Кулакову в 1978 году исполнилось только 60 лет) вызвала много пересудов.
«Мучает смерть Ф.Д. Кулакова, – записал 18 июля 1978 года в свой дневник Георг Мясников. – Какой-то нехороший фон (стали отодвигать, сидел не в том ряду). Может, и тромб, но нервное напряжение сильнее. Что-то случилось наверху. Сегодня прощание с ним. Ни Брежнева, ни Суслова, ни Косыгина не было. Они не сочли нужным прилететь проститься. Радио и телевидение просто передали сообщение, но ни на один тон не сбавило обычности передач. Траура нет».
Позже Мясников добавил, что смерть настигла Кулакова на стадии спада. Он записал в дневник: «Думал о Ф.Кулакове. Судя по всему, смерть настигла его на стадии спада. Не этим ли спадом и вызвана она? Неучастие многих из состава Политбюро кладёт тень неуважения и таинственности на подлинную причину смерти. На следующий день Л.Брежнев в Крыму принял Гусака, беседовал с ним. Это ещё усложняет. Возможен и такой вариант: генсек чувствовал себя плохо, лететь не мог, но и не хотел, чтобы без него все собирались [боялся заговора против себя]. Когда начали советоваться, бросил фразу: давайте наличному составу поручим похороны! И всё. Все остались на местах отдыха. Но чтобы народ не подумал, что [Брежнев] болен, – принял Гусака и дали публикацию. Может, такой вариант близок к истине. Подозрительно, что Пельше, будучи в Москве, у гроба был, а на похороны не пришёл. Вообще всё это наводит на всякие раздумья о неуважении к работающей личности».
Позже выяснилось, что перед последними выходными дачу Кулакова покинули прикреплённые к нему охранник и врач. Пошли слухи даже об убийстве члена Политбюро.
Возобновились эти слухи уже в 2012 году. Последний председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов рассказал участникам семинара преподавателей истории, что в разгар горбачёвской перестройки он, будучи заведующим общим отделом ЦК, разбирал кремлёвский архив и нашёл документ, в котором сообщалось, что Кулаков был обнаружен в своей спальне на даче с простреленной головой. Однако исследователи такого документа пока нигде не обнаружили. Возможно, он до сих пор не рассекречен.
И напоследок. После смерти (или гибели) Кулакова новым секретарём ЦК КПСС по сельскому хозяйству стал Михаил Горбачёв. Как правило, новая метла тут же начинает и по-новому мести, в первую очередь убирая старые кадры и выдвигая проверенных людей. Многие в партаппарате, зная неписанные правила игры, полагали, что бывший помощник Кулакова – Анатолий Лущиков будет отправлен на пенсию или в крайнем случае вернётся в сельхозотдел ЦК, но не замзавом, а рядовым инструктором. Но нет. Горбачёв в этом плане ничего не поменял. Более того, позже, став генсеком, он сохранил при себе и Лущикова. Почему? Неужели Лущиков настолько оказался бесценным и незаменимым специалистом? Вряд ли. Скорей причина крылась в другом. Лущиков ранее других в партаппарате догадался о пошатнувшемся положении Кулакова и, видимо, загодя начал искать нового хозяина. Не исключено, что с какого-то момента он стал «сливать» куда следует информацию о своём шефе и вообще оказался посвящён во многие тайны. Вот за эту посвящённость, надо думать, Горбачёв и оставил его при себе.
