НЕКРОФИЛИЯ ЕВРОПЕЙСКАЯ БЕЗОТВЕТНАЯ

20 век, Ницще в самом его начале прикладывает руку к пульсу Европы и заключает: «Бог умер. Это мы убили его – вы и я». Так происходит фиксация факта смерти западной идеи, и всего того, что способно рождать новые смыслы и формы. Шпенглер для Европы выступил в качестве патологоанатома, в «Закате Европы» детально пояснив почему и как приходили в негодность внутренние органы той самой желанной, той Европы за которой с Петра бегали и издалека вздыхали все наши либералы. Искусство 2й половины 20 века упражнялось в высвечивании мертвенной бледности разлагающегося тела – каждый старался покрасочней описать подробности, которые становились всё четче видны невооруженным глазом: отказ европейца от принадлежности к этносу в пользу космополитизма, от гендера в пользу «свободы» быть не тем, кем родился и т.д. вообщем, полное «я ломал стекло как шоколад в руке», без всякой надежды на будущее. Так в творчестве, например, французского экзистенциалиста Сартра мы уже увидим «Тошноту», а у современного Паланика и «Удушье» от трупного запаха непогребенного тела. Ну, так и правильно - Бог то умер, а вместе с ним и тело..

Однако, удивляет вот что – в слепой мимикрии искусство русского мира стало воспроизводить западные образы, уравнивая нас с Европой (который уже раз). Так, например, поступает Звягинцев в Левиафане. Полное отсутствие кислорода.. Хотя у нас, в русском мире, Бог то не умирал! Да мы забыли Его, но не убивали Его! У Платонова в «Чевенгуре» мы увидим сосредоточенный взгляд русского человека на теле старого умирающего мира, но при этом большинство героев книги это живые люди, готовые строить коммунизм (силятся понять что это, понимают его по-разному), готовые к преображению. В чевенгурцах жив Бог, жива идея, а тело старого мира служит лишь почвой для того, чтобы из неё, как из тела Первичного зверя (этот архитипический сюжет подробно разъяснён у Элиаде) родился Новый Мир. Такая любовь к смерти есть желание фазового перехода из старого в новый, есть воспроизводство древнего ритуала, указующего на смерть старого и рождение нового. Такой же любовью пропитан сибирский шаман Егор Летов.

Кстати, я не хочу сказать, что нельзя снимать «кино о плохом», а надо только хорошем. Можно и нужно! Как у Балабанова в Грузе200, например. Фильм тяжелый, полный духовный вакуум советского общества 80х годов, потерявшего путеводную идею после смерти Сталина и начавшего потихонечку тухнуть. Нет духа – нет и материи. Но у Балабанова даётся свет в конце туннеля, надежда на спасение, так профессор научного атеизма приходит к Богу. Именно так! Мы, русский мир, еще имеем надежду по праву. И тем она будет сильнее, чем больше мы будем прислушиваться к собственной сердечной воле, ведь мы забыли Бога, задача - обратить к Нему взор. Наши усилия могут получить результат: проговоренная в поступках идея даст свои плоды!

Хватит тухлой некрофилии, оставьте европейский труп в покое! Во-первых, он труп. Во-вторых, перестаньте воображать будто он общемировой, ни русский ни, например, китайский мир не имеют к нему никакого отношения. Пускай свои хоронят своих. И если среди европейцев есть живые люди, то мы их увидим в наших рядах.

Николай Преображенцев