Главная задача любого писателя, считающего себя русским – приведение в своем творчестве в маломальское равновесие исконно русских начал с иноземными, навязанными нам всем Петром, в эпоху которого, собственно, и зародилась новая русская литература. Особенно актуальной она была для литераторов дворянского происхождения, наиболее от него пострадавших – в смысле русскости, конечно.
Ивану Гончарову в этом смысле повезло. Он происходил не из дворянской, а из купеческой семьи, родился в довольно глухом углу России, где искажения русского характера были минимальны, поэтому и сумел соблюсти в себе чисто русскую меру восприятия полноты не расколотого бытия и православного верования. Он – величайший русский писатель, до сих пор, кстати, толком не признанный таковым ни критикой, ни литературными авторитетами. И, вместе с тем - обыкновеннейший, каких много, русский человек (этой обыкновенностью он наделяет и большинство из своих героев, выделяющихся из числа других неким, впрочем – понятно, какого свойства светом, мерцающим изнутри), вне зависимости от литературной славы скромно и мирно проживший жизнь без особых взлетов и падений. В детстве вбирает в себя впечатления окружающей его жизни, учится, служит, до поры неосознанно и без особой веры ходит в церковь – просто потому, что его с детства так приучили, без особых потерь для себя переживает краткий период религиозного охлаждения (сказать – полного, будет, пожалуй, слишком сильно, скорее - относительного), довольно скоро снова к ней возвращается, пробуя, правда, поначалу соединить это новое осмысление православия с идеями общеевропейского гуманизма. Затем иллюзии такого сплава исчезают, жизнь его более или менее входит в общепринятые церковные рамки. Теперь он молится утром и вечером, ежедневно обращается к Евангелию, ведет тихую жизнь пожилого холостяка. «Его душа была всегда в совершенно спокойном состоянии, - свидетельствует один из его современников. - Он всегда говорил спокойно и свои определения изливал без всякой страсти и в то же время очень глубоко».
Во второй половине жизни хождение в церковь приобретает у него вид осознанной потребности. Скромный свой, глубоко скрытый от посторонних религиозный путь он проходит под руководством духовника. Когда тот умирает – тут же находит себе другого, предает себя в его руки, так же, как раннее предавал в руки предшественника. Во всем полагается на Божью волю, смиренно и безропотно несет на протяжении многих лет посланную ему болезнь, тихо и мирно умирает. Перед смертью, по свидетельству известного адвоката А. Кони, Гончаров сподобляется видения Христа: «Глубокая вера в иную жизнь сопровождала его до конца. Я посетил его за день до его смерти, и при выражении мною надежды, что он еще поправится, он посмотрел на меня уцелевшим глазом, в котором еще мерцала и вспыхивала жизнь, и сказал твердым голосом: «Нет, я умру! Сегодня ночью я видел Христа, и Он меня простил...» Думается, Гончаров, однажды заметивший: «Выше христианского идеала нет ничего на свете. Ни одна культура, ни одна цивилизация не дала нам ничего выше, чем Христос» - это прощение заслужил.
В одном из своих писем он написал удивительные слова: «Почему мы не такие, как те старушки, которые гнездятся по стеночкам церквей, и перед ними лампадка и только икона Христа? Вы скажете, что это блаженные, безумные. Нет, скажу я вам. Вот они-то умные, их-то и есть Царствие Небесное. Но почему мы не такие?», - удивительные, потому что они промыслительным образом перекликнутся со сказанными двадцать лет спустя словами преподобного старца Варсонофия Оптинского: «… старушечка неграмотная жила тихонько, никого не обижала, прощала обиды, посещала храм Божий, перед кончиной исповедалась у своего батюшки, причастилась Святых Таин – и душа ее с миром отошла в Небесные обители. Господь не на образованность смотрит, а на чистоту души».
В одном ряду с этой старушечкой – и сам Гончаров, и большинство из его героев. Он, единственный из русских писателей, кто, не претендуя, подобно Достоевскому или Толстому – и в этом его особость - на религиозное учительство, сумел через этих смиренных героев, донести до читателя христианский дух с максимальной полнотой. И в придачу, что так редко бывает даже у христианских писателей, главное, пожалуй, качество, характерное для русского православного человека – умиротворение жизнью. Все потому, очевидно, что при написании каждого из своих произведений руководствовался христианскими критериями прощения, милосердия и любви. «Вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет. Оно оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой…». Это слова Обломова. Но, думается, их мог бы произнести и сам Гончаров.
Подобный подход он применяет уже в первом из написанных им романов, название которого – "Обыкновенная история" - звучит почти программно. Как видно, Гончарова уже тогда интересовало, насколько глубоко может подпасть русский человек под влияние чуждой ему прагматики, насколько религиозное русское наполнение, ему свойственное, может поддаться ее напору и возможно ли сберечь в результате свойственное каждому личностное начало. И тем самым наметил тему, которую он впоследствии более основательно представит и в "Обломове", и в "Обрыве".
Сюжет романа, как всегда у Гончарова, несмотря на насыщенность различными событиями – прост. Он движется не столько за счет этих событий, сколько диалогов двух главных героев: давно живущего в Петербурге, давно же выбравшего жизненную стезю дяди и только что приехавшего в столицу племянника, эту стезю едва нащупывающего. Через диалоги пропущен и собственно событийный ряд, в них, одновременно, отражена эволюция характеров и желаний героев. Что составляет уже не сюжет, но нерв романа.
Гончаров прослеживает эволюцию героев в суетливой, не цельной жизни растрачивающих образ Божий и утрачивающих ощущение того, что определяет главную ее цель – стяжание Царства Небесного, которое, как известно, внутри нас и к которому идут узким путем.
Главную мысль своего романа Гончаров, говоривший, что идеи его романов нужно вычитывать между строк, проводит не прямо, а исподволь. В тексте нет ни одной отсылки к Священному Писанию. Но, в сущности, все споры двух главных героев сводятся к этой самой главной мысли: какой дорогой идти по жизни – широкой ли, которой идет забывший о Боге век и поддавшиеся его влиянию человечество, или узкой, одному тебе предназначенной Богом, тропой.
Оба герои узкому пути предпочитают широкий, хотя это не сразу заметно. И даже поначалу кажется, что каждый из них идет как раз узким путем. Но что это за путь, задается вопросом автор, ведет ли он их к действительно нужной человеку цели?
И подводит читателя к выводу: нет, не ведет.
О религиозных аспектах жизни старший из Адуевых давно забыл, он поставил перед собой задачу узко утилитарную – подогнать свои желания под шаблоны деляческого общества и с максимальным комфортом существовать в нем до самой смерти, о которой, судя по всему, не очень-то и задумывается. И только тогда, когда появляются симптомы того, что дом его может остаться пуст, когда сама жизнь жены его оказывается под угрозой, он постепенно начинает переосмысливать пройденный путь и задумывается, как проходить следующий.
Младший до поры сохраняет в себе рецидивы деревенского воспитания в православном духе, но зато дорога, которая должна привести его к конечной цели, уже теперь неопределенна и расплывчата. Как, впрочем, и цель. На что с педантичным постоянством указывает ему дядя. Но далее они как бы меняются местами – и уже не племянник прислушивается к практическим указаниям дяди, но дядя с немалым изумлением дивиться жизненной цепкости племянника, оставившего его в этой области далеко позади.
Перед готовым устраниться от прежнего идеала дядей, наконец, брезжит личный путь спасения. Племянник окончательно находит себя в густой толпе себе подобных, шагающих широким путем. «Все так живут», - так утешает он себя в конце романа.
Это ложное утверждение Гончаров дальше попытается опровергнуть в двух последующих романах, о которых я уже писал, в особенности – в "Обломове", где продолжает уже использованный сюжет посредством все той же двуполярной диспозиции, найденной в первом романе. Обломов – в значительной степени продолжение Александра Адуева, только, в отличие от него, не изменившим идеалам молодости, Штольц – едва ли не прямая проекция Адуева-дяди. Но если Петр Адуев истреблял в себе свою русскость, чтобы стать европейцем, то Штольцу в этом случае гораздо легче: он и так наполовину немец, немецкое и русское вроде бы не противоречат, но сосуществуют в нем (точнее, по мысли Гончарова – должны существовать) во вполне гармоничном сочетании. Но и он тоже капитулирует перед своим выпавшим из прагматической жизни другом точно так же, как капитулировал Адуев-старший перед женой – обыкновеннейшей, живущей не умом, но сердцем русской женщиной.
Заключительной часть трилогии с "Обыкновенной историей" вроде бы не связана. Зато она связана с "Обломовым", проистекает из него. Уклад усадьбы – усовершенствованная Обломовка, хозяйка ее – постаревшая, так и не вышедшая замуж Ольга Ильинская, после неудачи с Обломовым взявшая шефство над так и не захотевшим отказаться от идеалов юности Александром Адуевым в лице Райского.
Самое главное – во всех этих героях просматриваются существенные черты личности их создателя: они явственны в Адуеве-младшем – тем, каким он был в начале бытности в Петербурге (а сквозь Адуева, в свою очередь, мерещится образ пока что смутно проступающего в сознании автора Обломова), и в Обломове на всех этапах его существования; более же всего - в эстетических томлениях взыскательного, хотя и ленивого художника Райского; в его отношении очень была бы уместна характеристика, которую дает своему другу после его кончины Штольц, в качестве главного его свойства отмечая чистую как хрусталь душу. «Это его природное золото, он невредимо пронес его сквозь жизнь, - говорит он жене. - Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстила его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечет на фальшивый путь; пусть волнуется вокруг него целый океан дряни, или пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот – никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его будет всегда чисто, светло, честно. Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они перлы в толпе! Его сердца не подкупишь ничем; на него всюду и везде можно положиться. Многих людей я знал с высокими качествами, но никогда не встречал сердце чище, светлее, и проще; многих любил я, но никого так прочно и горячо, как Обломова. Узнав раз, его разлюбить нельзя».
Абсолютно всё то же самое можно было бы сказать и о Гончарове, на личность которого мы несколько прямолинейно рискнули спроецировать свойства его персонажей. Но только для того, чтобы его образ как можно полней отпечатался в памяти мало знающих о его подспудной жизни читателей.
