Одна из главных отличительных особенностей русской мысли («русской идеи») состояла в стремлении к цельности и целостности. Цельность образа Христа можно считать идеалом её раскрытия. Не случайно, что особенно близким для русской рефлексии образом оказался образ Троицы, выражающий единство в любви — неслиянность при нераздельности. Нерасчленима и душа человека. И именно Душа, а не Логос, как на Западе, стала ядром русской культурной рефлексии (прежде всего — великой русской литературы, советского кинематографа).
Цельность русской мысли не равна другому её качеству — целостности как противоположности партикулярности. Русское стремление объединить — спаять идейно и духовно — принципиально отличается от стремления всё упорядочить, разложить по полкам, чем, к примеру, отличалась немецкая классическая философия. Из русского стремления производна и особая российская интеграционная модель — мира миров. Эта модель в публикациях Изборского клуба получила название Русского Ковчега. Этническое многоцветие при цельности единого под скипетром «белого царя» государственного жизнеустроения. Русская политическая модель состояла не в том, чтобы разделить на части (теория разделения властей), отделить одних от других (партстроительство — от партии — этимологически — части чего‑либо), а собрать воедино. Для отражения этого аспекта модели российского государственного жизнеустроения используется другое название из лексикона российского государствостроительства — Русский Собор. От устремления к цельности русской мысли была производна и её вселенскость, о которой в «пушкинской речи» рассуждал Ф.М. Достоевский.
В идеале достижения цельности русская мысль оказывалась антиподом западной мысли, построенной на анализе, препарировании целого. Позитивизм возник исторически на культурной почве Запада и может рассматриваться как феномен того, чем русская мысль не является. Запад расчленял и деконструировал. Россия объединяла. При этом её объединение выстраивалось не как синтез, механическое сцепление частей, а как симфония, обретение цельности субстанциональной
Все эти рассуждения о русской мысли были нужны для выхода на понимание феномена Александра Андреевича Проханова и связанного неразрывно с его именем Изборского клуба. Именно Проханов и именно Изборский клуб соответствуют в наибольшей степени тому, что было принято понимать под «русской идеей», являются её носителями. И, вероятно, никто другой не выступает сегодня столь очевидно с установкой обретения русской цельности, как Александр Андреевич. Собственно, им в начале 1990‑х годов и было поднято знамя нового собирания русской духовной рати. Враги назвали эту рать «красно-коричневыми», призывали к расправам над ней, запретам, арестам, расстрелу.
«Красный» компонент этого движения был, безусловно. Красный не только в обращении к большевикам — создателям советской державности, но глубже — к русской семантике борьбы за идеалы. Восходил он к красным стягам русского воинства великого князя Московского. «Коричневого» в прохановском движении не было никогда, и нацистская семантика отвергалась категорически. Обращение к русскому осмысливалось в надэтническом цивилизационном смысле. И в этом качестве соработниками под стягом «святой Руси» (Руси, сплотившей, согласно советскому государственному гимну, народы) могли выступать и выступали представители разных этнических культур.
Тогда, в начале 1990‑х годов требовалось поломать установленное как стереотип деление патриотических сил на левых и правых. Враги провоцировали столкновение этих флангов в междоусобной распре, извлекая из неё дивиденды. Проханову удалось впервые соединить патриотов «за Советский Союз» с патриотами «за Российскую империю». Не красных и белых, так как красными были и троцкисты, а под вывеской белых выступали де-факто февралисты, а державников — большевиков с державниками — монархистами, тех кто за Сталина, с теми, кто за царя. Такое собирание сил лево-правого спектра явилось важным смысловым и ценностным прорывом. Народы и цивилизации не бывают ни левыми, ни правыми. Справа бралась религия, семья, традиция, слева — государственное регулирование, коллективизм и равенство, потенциал науки и технологического развития. И этот союз тогда — в 1990‑е годы — состоялся. А дальше происходит идейный разгром либералов, затаившихся и перекрасившихся, приспособившихся к либеральной риторике. А в 2022 году указом президента утверждаются традиционные духовно-нравственные ценности России, которые и были результатом преодоления лево-правого разделения российской мысли.
Проханов соединяет не только настоящее, но и историю. Разрывы исторической преемственности приводят к цивилизационной смерти. Распадается связь времён, и прошлое оказывается выброшенным из картины настоящего, происходит манкуртизация, перепрограммирование коллективной памяти. Угрозы таких разрывов для России известны:
1. Разрыв между Древней Русью и Московским царством (по этому направлению, как известно, активно работает украинская пропаганда).
2. Разрыв между Московским царством и Российской империей (антипетровская и антимосковская группировки критиков).
3. Разрыв между Российской империей и Советским Союзом (антисоветская пропаганда).
4. Разрыв между Советским Союзом и современной Россией (либеральная идея преодоления фатума несвободы российского прошлого).
В противоречие этим распадным установкам Проханов выдвигает историософский концепт пяти империй. Сообразно с ним Россия исторически самовосстанавливалась как империя, а следовательно, пятая империя неизбежна. И новое имперостроительство будет преемственно имперостроительству Сталина, Петра I, Ивана Грозного, Владимира Крестителя — культурных героев прежних имперских воплощений России.
Изборский клуб было бы неточно назвать модным сегодня словом «проект». Проекты предполагают определенный алгоритм, сопряжённый с технологиями, ресурсами, календарным планом. Всё это важно, но важно и другое… Чтобы появились проекты, нужен исходный идеал. Над генерацией этого идеала и работает Изборский клуб. Выдвигаемый идеал для России был назван «Русской Мечтой» — коллективным цивилизационно-идентичным идеальным.
Поезд «Русской Мечты» (Александр Андреевич назвал его «Бронепоездом») — остановки — очаги российской цивилизации — Псков, Петербург, Тверь, Москва, Рязань, Краснодар, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Симферополь, Севастополь. Проханов соединяет не только людей и эпохи, но также пространства. Каждая из российских земель внесла свою лепту в единое российское цивилизационное строительство. Выявление этого вклада и раскрытие его через яркие узнаваемые образы — культурные коды и составляет суть замысла — создание карты Российской цивилизации.
Движение Русской Мечты должен был непременно возглавить писатель. Нужен был язык метафор, которым Проханов владеет мастерски. Нужны были не только логические схемы (а они тоже важны), но и художественно мотивирующие образы. И такие образы — Русский Ковчег, Пятая империя, Русские коды, Русский чертёж, Русская Победа — были выдвинуты.
Характерной особенностью русской мысли является её эсхатологизм. Если западная мысль была акцентирована на настоящем, а восточная — на воспроизводимом через Традицию прошлом, то русская — на будущем. Причём русское будущее — не прогнозное время, а финалистское, апокалиптическое. Футурология в российской версии мыслится как эсхатология, последнее разрешение субстанциональных вопросов добра и зла. Эсхатологом является и Александр Андреевич Проханов. Его борьба — это Армагеддон, его образы — метафизика Апокалипсиса. Социальная перспектива для Проханова есть построение Царства Божьего на Земле. О таком царстве мечтали и православные эсхатологи, и большевики. Пять империй России и являлись устремлением к такому Царствию. Кто‑то может сказать о неканоничности хилиазма. Но разве существует канонический христианский запрет на то, чтобы бороться за построение государственности по лекалам заповедей Божьих?
Тот же риторический вопрос можно поставить и в связи с апелляцией Проханова к идеям космизма. Безусловно, космизм неканоничен в церковном понимании. Но живая мысль выходит за рамки канонов. Думаю, в космизме Проханова привлекла, прежде всего, фёдоровская философия «общего дела» как нереализованная идея духовной консолидации человечества.
Газета «Завтра» в этом смысле не есть газета текущей политики, а издание политической эсхатологии. Прохановское Метафизическое Завтра — это и есть Царство Божье на Земле. А Царство Божье на земле — и есть Русская Мечта.
И теперь — главное… В 1993 году вместо запрещённой газеты «День» Проханов учреждает газету «Завтра». Известно, что мечта никогда не достигается, а завтра никогда не наступает. Но произошло чудо. И похоже, что Завтра в прохановском смысле всё же может наступить. Вокруг поднятого Прохановым знамени консолидировались силы духовного сопротивления. Шаг за шагом отвоёвывается позиция за позицией. И вот уже идеи «Завтра» звучат из Кремля. Остался всего один, но самый важный шаг: воплощение Слова государственников в государственное Дело.
