«ЗАВТРА». Алексей, расскажите, о ваших предшественниках в мире искусства, откуда Вы родом как художник?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. В юности я интересовался, можно даже сказать был поглощён ар-нуво. Уже учась в архитектурном институте, совмещал занятие классическим рисунком с копированием лучших представителей этого стиля. Взрослея, как бы миновал в хронологической последовательности, пропустил через себя, при помощи советской книги «Кризис модернизма», все стили XX века. Гораздо позже, во второй половине девяностых, в связи с поступлением в круг «Новой Академии» Тимура Новикова, увлёкся неоклассикой. В разное время я испытал огромное количество влияний: юношей увлекался Обри Бёрдсли и Михаилом Врубелем.
«ЗАВТРА». После получения вами премии Кандинского ряд художников объявил вам информационную войну. Расскажите, каково положение дел в противоположном лагере современного искусства на данный момент.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Для тех, кто не в курсе, я представил полотно «Братья и сестры» - пятиметровый золотой холст, на котором изобразил доступными мне способами 418 ликов: советские люди под репродуктором слушают сталинскую речь от третьего июля 1941-го года. Полагаю, что эта речь во многом определила стилистику Великого противостояния и, в конце концов, повлияла на стилистику победы. Большой Советский стиль враждебен псевдолибералам, к каковым относятся так называемые «актуальные художники». Эти люди абсолютно чужды нам, здесь живущим, по интуициям, культуре, я даже не берусь обсуждать их веру. Они агностики, гностики или, с православной точки зрения, практикующие сатанисты. Они и не должны понимать нас. Мы всегда и во всём им противоположны. Сейчас их всё чаще называют либерал-фашистами по степени ненависти к памяти о Великой Отечественной Войне, к Советскому строю. В сознании народов они, безусловно, фашистами и являются, и, будучи на наших территориях представителями цивилизации, расположившейся по ту сторону океана, они и сами ощущают своё присутствие как инородное. Поэтому мы не могли не отреагировать, и имена организаторов провокации стали известны широкой общественности; расследованием их деятельности занялись специалисты. Рано или поздно, эта группировка будет обезврежена, но не мы поместили их в списки - они сами записались в них раз и навсегда.
«ЗАВТРА». А какие сейчас с ними отношения: вы встречаетесь, есть ли какая-то общая тусовка?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Как не было никаких отношений - так и нет. Лично я не знаком ни с одним из функционеров этого круга. Мои товарищи художники в Петербурге умерли, с парижскими же единомышленниками мы разошлись. Растет новая смена! Мы, евразийцы - православные, мусульмане, и вообще представители традиционных религий, а так же социалисты и коммунисты – носители континентальных смыслов. Нас большинство. События последних лет кристаллизовали крошечную, по отношению к славянской и тюркской народной массе, группу лиц, готовую убивать. Причём в прямом смысле этого слова.
«ЗАВТРА». Вы идеологически близки Евразийскому движению. Кроме идентичности взглядов и следования общей философии движения, выполняете ли вы какие-то конкретные «партийные задания»?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Я принимаю активное участие в жизни моего сообщества. Оформление книг, журналов, газет, изготовление листовок и плакатов - всё это, конечно же, я делаю, но мне кажется, что сумма созданных мною образов помогает продвигать идеи нашего движения опосредованно. Быть в движении - значит посвящать себя ему целиком и полностью. Русский пейзаж, дух континента, его ветра, наше евразийское солнце и наша евразийская луна - всё это формирует определённый человеческий тип, который трудно с кем-либо перепутать. Этот тип называется "Наше" (не путать с профаническим движением).
Но сама идея неподвластна начерченным границам. Границам временным, подвижным. Везде и повсюду появляются разработчики тем, или же эти идеи существуют помимо нашей воли, материализуются в пространстве. И не обязательно в Евразии - география не приговор. Мои плакаты пользуются популярностью в Юго-Восточной Азии. Я видел их же с южно-американскими и европейскими текстами. Это работает.
«ЗАВТРА». Выходит, идея возвращения к традициям и единения народа близка не только нам, нашей стране и ближайшим, бывшим советским республикам, но и всему миру?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. В одном из прочтений Международного Евразийского движения есть ещё и Традиционалистский клуб, который набирает силу и возможности. Консервативно - революционные ячейки есть и в Европе, они вызывают всё больший и больший интерес. Я думаю, это последние носители смыслов. Ведь было бы странно, если бы такие идеи не существовали в Азии или, тем более, Южной Америке, где Теология Освобождения есть и всегда была идеальной почвой для пробуждения вооруженных общин верующих.
Сейчас идеи традиционализма, безусловно, переживают подъём и первый же проведённый в Подмосковье Традиционалистский слет, где присутствовали ведущие представители движения Запада и Востока - это доказал. Всё проходило в формате клуба, и выглядело необычайно - пятьдесят докладов в течение трёх дней показали чрезвычайно высокий уровень подготовленности принимающей стороны. Гости отмечали неожиданное качество подготовки и наших людей и совершенно особый интерес по сравнению с европейским, куда более прохладным взаимоотношениям с Традицией.
«ЗАВТРА». А как Вы считаете, может ли художник быть в стороне от политики и общества, или же человек, имеющий талант, должен его использовать на благо и во имя чего-то?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. На мой взгляд, даже на необитаемом острове, даже ведя предельно аскетический образ жизни, художник не избавлен от политического, с большой буквы, влияния, тем более находясь в столице государства, претендующего на континентальное лидерство. Поэтому я никоим образом не могу исключить себя из актуальных процессов. Родина в опасности!
«ЗАВТРА». Алексей, Вы живёте насыщенной и интересной жизнью. Расскажите, пожалуйста, о необыкновенных историях, удивительных событиях или просто запоминающихся моментах, приключавшихся с вами.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. На дворе 93-й год. Уже пять часов я нахожусь под обстрелом в Останкино. Злая масса металла невидимыми очередями вражеских пуль проносится над нашими головами. По крайней мере, известен источник огня - тот самый корпус, который мы, безоружные, штурмуем. Откуда не ждёшь, появляются БТРы и БМП и ударяют нам в спину, поэтому приходится очень быстро перемещаться, ускользая от неожиданной угрозы. Несколько боевых вертолётов барражируют над нами, и они тоже в любой момент могут себя проявить. Мы засели у самой воды Останкинского пруда, передо мной ярко освещённый в ночи Шереметьевский Дворец, чуть левее тихо сияет краснокирпичная девятиглавая церковь – идеальная декорация русской жизни. И вдруг я вижу: откуда ни возьмись, по асфальтовой дороге вдоль пруда несётся такси, хотя давно уже здесь нет никаких машин, и даже «скорые помощи» расстреливают. Жёлтое с шашечками, оно устремилось к обороняемому корпусу, и понеслось навстречу своей гибели. Быть может те, кто в нем находились, пытались вырваться и не сориентировались в обстановке, а может быть что-то ещё. Тут ему навстречу на предельной скорости выкатывает БТР и начинает стрелять издалека, но по инерции продолжает движение, хотя живых внутри уже наверняка не осталось. Будто в замедленной съёмке я вижу, как советское такси переворачивается через верх и, кувыркаясь, продолжает лететь навстречу БТРу, не прекращающему всаживать пули в упор. Желтая «Волга» никак не может остановиться и, словно раненая птица, ещё несколько раз перекатившись через голову, в конце концов, приземляется наземь. Эта картина очень чётко отпечаталась в моей памяти, здесь всё: и Белая, и Красная Русь, в этот самый момент я понял, что инициирован войной.
Ещё в ту ночь я видел «чёрную женщину», о которой помимо меня вспоминали и другие участники событий. Это была золотая осень: великолепный, хрустальный, тёплый, душистый воздух; пёстрые листья, скошенные пулемётной очередью, колыхаясь, ложились нам на спины. В очередной раз мы залегли совсем близко от штурмуемого корпуса, переполненного солдатами-срочниками, спецназовцами и снайперами. Каково же было моё удивление, когда откуда-то из-за нас вышла женщина – очень высокая, блондинка, на высоченных каблуках, в чёрном латексном плаще, туго перетянутая поясом. Подиумной походкой она шла в сторону штурмуемого корпуса – туда, откуда летел металл. В это время за ней пряталось несколько человек – они приседали и, короткими перебежками, пытались её догнать, а она шла невозмутимо, быстро, энергично. Но тут огонь усилился и, когда я поднял голову, там никого уже не было. Её видели разные люди и в «Останкино», и у «Белого Дома». Событий было так много, и происходили они с такой быстротой, что только потом я понял странность этого появления. Хотя там было много странного. Я видел человека, который под огнём переодевал ботинки и что-то рассказывал тем, кто мог его слышать. Его тоже убили...
А пять лет тому назад со мной приключился такой эпизод. 08.08.08. Вечер в окрестностях Цхинвала. На горной дороге совсем нет людей. Я оказался на мосту, раскинувшимся над бездонной пропастью. Перила в одном месте выломаны: туда столкнули застрявший БТР, рухнувший на самое дно. Помимо ограждения, «откушена» и часть асфальтового моста, и на его месте образовалось полукруглое, с железной арматурой отверстие. Я стою над этой дырой, и вдруг замечаю, как на огромной скорости ко мне приближается стадо огненно-рыжих коров: их гонит канонада, пулемётные очереди, самолёты, проносящиеся над нами. Стадо обезумело и несётся на меня. Понимая, что до конца моста мне не успеть добежать, я подумал: какая нелепая смерть – быть скинутым с моста нашими осетинскими коровами. Единственное, что мне оставалось – встать на эту арматуру, торчащую из бетона. Стадо уже приблизилось вплотную - оно занимало всю ширину дороги и не помещалось в отведённое перилами пространство. И вот, я залез на эти прутья и, вынужденный держаться руками за остаток моста, лишь упираясь в него ногами, повис над темнеющей пропастью. Мыча, стадо в ужасе пробежало мимо меня, и я уцелел.
Материал подготовила Анна Скок
