6 марта исполняется 90 лет со дня рождения Фазиля Искандера. Когда я попытался сформулировать, кто он для меня, то ответ выглядел довольно странно: Искандер — мой кавказский дедушка. При том, что вся родня моя из Липецкой области, а «если кто и влез ко мне, так и тот татарин». И что-то подсказывает, очень многие из тех, кто любит и ценит Фазиля Абдуловича, могут сказать то же самое: наш кавказский дедушка.
Почему? Откуда такие ассоциации? Во-первых, конечно же, от мудрости его прозы. О чем бы ни писал он, от чьего имени ни шло бы повествование в его книгах: мальчика, мужчины, старика, даже вола — за каждым словом, за каждой строкой проглядывает некая большая исконная мудрость, подобно тому, как на родине именинника, в Абхазии, под яркой субтропической роскошью лесов и лугов всегда лежат незыблемые, так и хочется сказать, вечные твердыни Кавказа.
Есть и еще одна причина. Проза Искандера — это проза любви. В лучших вещах — «Сандро из Чегема», «Детство Чика» — писатель объясняется в любви к миру, своей родине, своим персонажам, и читателя обволакивает это чувство, тепло, доброта, и возникает ощущение, что сидишь возле старого родственника и слушаешь бесконечные истории, в которых непонятно, чего больше, правды или вымысла, уж больно фантастическими они подчас выглядят. Но слушать интересно — не оторваться.
Когда я читаю Искандера, меня не оставляет мысль, что он, с одной стороны, накрепко связан с каждым своим персонажем, смотрит вокруг его глазами, страдает вместе с ним, радуется, а с другой — он же, Искандер, вместе с тем глядит с огромной высоты и на своего героя, и на весь человеческий муравейник, зная, что все пройдет, на могилах вырастет трава, и новые дети потом положат на нее цветы.
Если верить интернету, Чегемом называются окрестности поселка Джгярда-Ахуца. Еще интернет говорит, что «в настоящее время Чегем, как и вся Джгярда-Ахуца, безлюден. Население покинуло эти места в 1960-е годы».
Первая из новелл цикла «Сандро из Чегема» опубликована 1966-м. То есть Искандер писал книгу, когда его родное село фактически исчезло. И получается, что он создавал не произведение, а «нерукотворный памятник» своей малой родине. Оплакивал ее, так, наверное, можно сказать. Это сближает Фазиля Абдуловича с современниками — Валентином Распутиным, Василием Беловым, Федором Абрамовым, Виктором Астафьевым, лучшие книги которых, по большому счету, можно назвать поминками по русской деревне, по уходящим сельским натурам. Искандера практически никогда не причисляли к деревенщикам. Его ставили на одну полку с «магическим реализмом», «плутовским романом», «сатирой» и очень редко рядом с деревенской прозой. Может, из-за того, что с 1962 года самый известный абхаз жил в Москве и на родине бывал лишь наездами? Ну, в самом деле, какой может быть «деревенщик» из столицы? Пародия, да и только. И все же, по моему мнению, «деревенщикам» он сродни уж точно не меньше, чем Габриэлю Гарсии Маркесу или Франсуа Рабле.
В прозе Искандера много радости и много смерти. Жизнелюбие и смерть, Эрос и Танатос буйствуют не переставая. И здесь тоже можно усмотреть нечто очень кавказское, корневое.
Кавказ невероятно красив. Реки, озера, водопады. Густые, как волчья шерсть, леса, цветущие альпийские луга. А какие там снега, какое солнце! И при этом крайне опасно забывать, что имеешь дело с горами. Один неверный шаг, лишнее движение — и уже летишь с обрыва в пропасть или просто катишься по склону, судорожно пытаясь за что-нибудь зацепиться. Всё рядом. Секунду назад захватывало дух от красоты, как вдруг сразу, почти без перехода, ты уже на волосок от смерти. И ровно то же самое в прозе у Искандера. Только что герой сидел за столом, пил вино, произносил тосты, и вот уже лежит, сбитый с коня пулей абрека, или стоит у покрытой выщерблинами стены под прицелом. Чекистов ли, белых, меньшевиков — неважно. Смерть она и есть смерть.
Дядя Сандро, центральная фигура главного труда жизни Искандера «Сандро из Чегема», — совершенно народный персонаж. Архетипический не только для Абхазии, а скорее даже для всего региона.
Что мы вспоминаем, когда речь заходит о Кавказе? Застолья! И писатель сообщает нам, что его герой был «величайшим тамадой всех времен и народов». Песни, танцы! И выясняется, что Сандро был настолько хорош, что танцевал в составе народного ансамбля перед самим Сталиным. Легкое отношение к жизни, нежелание добывать хлеб в поте лица своего! И подтверждением будет фраза из главы «Дядя Сандро и его любимец», сообщающая, что «за всю свою жизнь он нигде не работал, если не считать этого несчастного сада, который он сторожил три года». Кавказская любвеобильность! И тут дядя Сандро тоже не подкачал. В списке его амурных побед числится даже княгиня. Кавказская честь! Самому знаменитому чегемцу вновь нечего поставить в укор. Что бы ни происходило в его жизни, в какие бы передряги он ни попадал — достоинства не ронял, долги отдавал, предков не позорил. Да, плут, да, пройдоха, но знающий, что такое честь и достоинство, голову держащий гордо, в глаза людям глядящий прямо. Ему многое можно поставить в вину, но не подлость, не предательство. И так далее, по всем пунктам, со всеми остановками.
Кавказ сложен, многогранен, неоднороден, но дядя Сандро представляет его в мировой литературе столь же уверенно и по праву, как Дата Туташхиа Чабуа Амирэджиби или Хаджи-Мурат Льва Толстого.
Искандер, несомненно, гений места. И неважно, существовал ли на самом деле тот Чегем, о котором мы читали. То есть в географическом смысле он, конечно, существовал. Но действительно ли жили там Сандро, Кязым, Тали, Хабуг, Катя, и случались ли с ними в реальности истории, которые поведал Фазиль Абдулович, мы уже никогда не узнаем. Да это и неважно. Важно то, что он всегда будет таким, каким его увековечил (или создал?) писатель, полуабхаз-полуперс, рано оставшийся без отца, воспитывавшийся родственниками матери и отправившийся после школы покорять, ни много ни мало, философский факультет МГУ.
У Дж.Р.Р. Толкина, автора всем известной эпопеи «Властелин колец», есть гораздо менее известный рассказ «Лист работы Мелкина». Человек по фамилии Мелкин (Niggle в английском оригинале) всю жизнь рисовал одну картину. Дерево, за ним целая огромная страна, с полями, лесами, заснеженными горными вершинами. Мелкину не удалось завершить ее, он простудился и умер, или, говоря словами рассказа, «отправился в путешествие». Картину употребили для хозяйственных нужд, холст износился, ее выбросили. Остался лишь клочок, на котором виден один лист дерева. Когда Мелкин умер, после определенных мытарств он попал в мир, который создал на своем холсте, и остался там жить. На всю оставшуюся вечность, надо понимать. Больше того, в этот мир стали попадать и другие люди, «отправившиеся в путешествие».
Не думаю, что сильно рискую, если предположу, что после смерти, случившейся почти три года назад, 31 июля 2016 года, Искандер отправился в Чегем. Не тот, в Абхазии, а в тот, который писатель слово за словом, абзац за абзацем, строил в своих повестях и рассказах. Мы не сможем попасть туда ни на автомобиле, ни на лошади, ни пешим ходом. Теперь Чегем — понятие не географическое, а исключительно литературное. Он граничит с Макондо и Зурбаганом, Китеж-градом и страной Мелкина. И, знаете, я уверен, это хорошее место, там много любви.
