Целый день крутилась новость из Вильнюса о предполагаемом сносе скульптур на Зелёном мосту. Это даже не памятники, а просто скульптуры: воин, рабочий, кажется, студент… Впрочем, сделаны они в том монументальном сталинском стиле, который сам по себе способен раздражать. Будешь тут раздражаться — сталинский стиль воплощал величие: народа, государства, его тружеников и защитников. А теперь что? И государства нет, и величием не пахнет. Какое там величие, когда 20% литовских трудящихся ищет пропитания по заграницам. Для тамошней молодёжи вообще нормальный путь — трудовая эмиграция в поисках какой-никакой работы за кусок хлеба. Я в изобилии видела трудовых мигрантов из Литвы в Ирландии, где они работали на фабрике, которая нам поставляла барьерные коврики; потом фабрика закрылась и литовцы стали искать новую работу — главным образом, на стройках, в извозе, в няньках и сиделках.
Вернёмся, впрочем, к памятникам, т. е. к скульптурам. К монументальной пропаганде. Литовцы, в общем, правы: между памятником исторической личности и просто скульптурой нет непроходимой границы. Любая городская скульптура, если это не памятник на кладбище от родных и близких, — это всегда утверждение определённой идеи. Актуальной. Значимой.
Но проходит время, и памятник постепенно становится просто историей. То есть подлинно памятником. Он, вернее, его персонаж, теряет свою актуальность, не возбуждает страстей и споров, а становится просто единицей хранения в гигантском архиве, который представляет из себя история любого народа.
Впрочем, не любого, а только народа "исторического", как выражались учёные немцы в XIX веке. Имелось в виду — народа, оставившего след в истории. Народа с большой судьбой, с большим заданием свыше. Так вот любой исторический народ уважает своё прошлое, собирает и бережёт его артефакты, его памятники, его мифы. Тут полная параллель судьбы человеческой и судьбы народной. Точно так аристократы всех народов хранили и культивировали прошлое своего рода. Предки, смотревшие со старинных портретов, могли глядеть и ободряюще, и укоризненно, помогая в земном пути потомку, поддерживая, наставляя. Не ради надутой спеси люди знают свою родословную, а именно вот для этого — для помощи и поддержки, которую можно почерпнуть в длинной, ёмкой истории. А Иван, не помнящий родства, вынырнувший из ниоткуда — скорее всего, в следующее мгновение навечно погрузится в никуда.
Ровно то же и с народами. Народу, не уважающему своего прошлого, любого прошлого: героического или трагического, — не на что опереться. У него нет силы. Ему поневоле приходится вновь и вновь начинать с начала, с нуля. Наши прибалтийские друзья, а паче того украинские братья — комедией сноса памятников ставят себя именно в такое положение. Они инфантильны, как первоклассник, который вырывает страницу из тетрадки, написав криво или с ошибкой. Ему кажется, что тогда ошибка исчезнет, словно её не было.
К сожалению, и мы, русские, пережили почти век назад этот угар вымарывания собственной истории. Хорошо, что потом всё-таки остановились.
Инфантильная мечта вычеркнуть прошлое и начать сначала побуждает открывать всякого рода музеи советской оккупации, голодомора и т.п. Мечта, конечно, подкармливается иностранными грантами и щедрыми подачками, поскольку на сытый желудок мечтается гораздо справней, чем на голодный, но сама по себе мечта — это плод чисто местной провинциальной инфантильности; не надо сваливать всё на "дядю Сэма": он виноват, но не во всём.
Есть тут и ещё один аспект. Люди, что сносят советские памятники и открывают музеи советской оккупации, глубоко несчастны. За четверть века свободы и независимости эти народы не то, что не разбогатели, а превратились в самые что ни на есть убогие колониальные окраины "свободного мира". И это очень трудно простить. Кому? Себе? Это психологически невозможно. Своим западным покровителям? Нет, конечно! А вот России, бывшим "оккупантам" — это да, всегда пожалуйста!
Россию остаётся только ненавидеть и сносить связанные с ней памятники. И тут тоже полная аналогия с маленькой человеческой судьбой. Многие из моих знакомых развелись со своими супругами. Так вот их теперешнее отношение к своим "бывшим" напрямую зависит от их нынешнего положения, жизненного успеха, благосостояния. Если ни денег, ни успеха нет — "бывших" люто ненавидят: это он(а) мне жизнь отравила, это я из-за него/неё живу так криво и убого. А если всё в порядке — относятся дружелюбно и благодушно. Я не встречала ни одного исключения.
А на рубеже апреля и мая нынешнего года я побывала в Берлине. Мы жили в гостинице в нескольких метрах от Бранденбургских ворот, прогуливались в мемориальном парке, что рядом; съездили и в Трептов парк, где стоит знаменитый памятник солдату с девочкой. Впечатляет идеальное состояние советских монументов. Понятно: немецкая обязательность, ответственность, Ordnung. Но есть ещё и другое — достоинство исторического народа. И ещё: немцы всё-таки относительно благополучны, они идут вперёд, а потому не имеют внутренней потребности в борьбе против памятников.
Фото: музей оккупации в Таллине (periskop.livejournal.com)
