Авторский блог Александр Проханов 00:00 27 февраля 2014

На развалинах «большого стиля»

Сейчас мы вернулись в архитектуре к началу хрущевского периода. Например, дом мы набираем из того, что требуют строители. Возьмем стеклянный фасад. Мы его не придумываем, а берем из каталога. То же самое происходит и с плиткой. И все это стоит три копейки. Пройдет десяток лет, и все это рассыпется. Вот и итог. А художественного замысла нет никакого — нам никто не ставит никаких задач

"Завтра". Владилен Дмитриевич, меня постоянно занимает мысль, как архитектурные, — и формы и направления, — связаны с социальными мирами, с идеологиями. Почему вдруг меняются стили, и на смену ампиру пришла эклектика, а ее сменил модерн? Почему модерн оборвался, и возникла классика? А потом появился конструктивизм. Затем снова вернулся конструктивизм. Почему возник сталинский "большой стиль"? И почему он вдруг оборвался, и его сменила массовая хрущевская застройка? Существует ли какая-то линейная связь между стилями и идеологией или она более сложная и тонкая?

Владилен Красильников. Вы связываете архитектуру с политикой, и, в общем-то, это естественно. Я не силен в политике, но имею здесь свои взгляды. Вопрос — почему возникла эклектика, довольно сложный. При Александре III мы вернулись к русским истокам, и на этой базе возник интерес к классике. Ведь что такое эклектика? Умение сочетать разные стили в одном здании. Сложнейшая вещь, требующая огромного вкуса. А вкус не подлежит воспитанию и осмыслению, он — от Бога. Есть грамотные, знающие люди, но безвкусные.

Я всегда советовал своим студентам ездить в Италию, поскольку там нет безвкусных объектов. А вот Германия, с точки зрения художественного вкуса, бездарная страна. Мне в какой-то степени в жизни повезло. Свое детство я провел в Сочи, где перед войной были построены приличные здания, над возведением которых трудились достойные мастера.

Но вернемся к архитектурным стилям… Почему они меняются? Модерн возник как реакция на эклектику. И я считаю его стилем, требующим высокого вкуса. На мой взгляд, он не мог получить широкого распространения именно потому, что людей, обладающих высоким вкусом, единицы. Модерна много в Италии, Мюнхене, да, пожалуй, и все.

"Завтра". Я недавно был в Саратове, и увидел там большое количество провинциального модерна. Может быть, немножко нелепого, кустарного…

Владилен Красильников. Совершенно верно, это архитектура начала XX века. Тогда это было модным, как, например, бывает мода на костюмы.

"Завтра". Получается, что этот стиль задает один гений? Он сделал модерн, а мог бы создать неоготический, или сразу перейти к конструктивизму?

Владилен Красильников. Вопрос трудный. Модерн изначально создавался театральными художниками. Я глубоко убежден, что стиль создают не архитекторы, а художники. Ведь мы, архитекторы, завязаны со всякими сложностями, такими, как технологии, стоимость. Правильнее даже будет сказать, что модерн начался с театральных костюмов и декораций.

В основу конструктивизма положен кубизм, который возник в 10-х годах в Италии, как направление в живописи. Некоторые люди того времени воспринимали его как революционный стиль. Это русский авангард возник в качестве как бы революционного стиля, призванного отвергнуть все старое, чтобы начать с нуля. Была даже придумана фраза, что история начинается только с победы пролетарской революции, а все предыдущее было предысторией. Кто-то сказал, что пролетарский стиль — это экономия, и началось: дома-коммуны, новый быт… Все это очень ярко описано в романе "Мы" — стеклянные дома, ходящие строем люди…

"Завтра". Именно тогда появились клубы — явление конструктивистской эры. Когда исчезли церкви, рабочие должны были собираться в своих пролетарских храмах.

Владилен Красильников. Совершенно верно. Их чаще всего даже строили на месте разрушенных храмов или так, чтобы заслонить храм. И такая ситуация сохранялась до начала 30-х годов, когда Сталин понял, что необходимо чем-то гордиться, кроме военных успехов. Не последнюю роль здесь сыграл и Желтовский, у которого есть работы в стиле конструктивизма, например, ТЭЦ напротив Кремля. Я одно время работал у него в мастерской. К нему на консультацию приходил даже наш главный конструктивист И.Леонов. Законы архитектуры ведь общие для вех стилей — пропорции, соотношения, а дальше начинается вкус.

В начале 50-х годов, когда Хрущев пришел к власти (а я был свидетелем этому), ему нужно было самоутвердиться. На мой взгляд, ему было необходимо избавиться от Сталина, отвергнуть его. Но то, что придумал Никита Сергеевич в архитектуре — не конструктивизм, а функционализм. Архитектура исчезла, и мы до сих пор находимся в этом плену.

При Брежневе ситуация немного стала меняться. Я недавно был в Вене на выставке "Советский модернизм", посвященной зданиям, построенным в СССР в 60-90-е годы. И был несказанно удивлен, что, оказывается, на Западе ничего про это не знают. Увиденное было для них откровением. Принято считать, что в те годы у нас был железный занавес. Но на этой выставке я понял, что он был не с нашей, а с их стороны. И я отметил это в своем выступлении: "Мы читали ваши книги и журналы, приезжали к вам, знали Корбюзье, а вот вы про нас ничего не знали!" Полагаю, что это было сделано умышленно.

Также я рассказывал об одном необычном строении в Крыму — круглом доме, расположенном на косогоре. Никакой инвестор никогда не построил бы ничего подобного — слишком уж мал выход полезной площади. А в Советском Союзе подобное было возможно. И это является прямым укором современности.

"Завтра". В брежневские времена начали строить архитектурные объекты: театры, стадионы. Появился брежневский, несколько тяжеловатый стиль. Он оторвался от пятиэтажек и начал формировать неоимперскую архитектуру.

Владилен Красильников. Произошло возвращение к Сталину, поскольку Леониду Ильичу необходимо было закрепиться. В чем трагедия того времени? Мы работали по заказу строителей. А что такое строитель в Москве? Уж я-то это хорошо знаю. Основные силы бросались на ВПК: космодромы, заводы, а мы строили из чего попало. Металл нам разрешали применять только в том случае, если пролет больше восемнадцати метров. Во всех остальных случаях — железобетон и типовые балки. Попробуйте из этого создать театр!

Если через несколько десятилетий от зданий, которые мы строили в те годы, останутся руины, то они будут совершенно не похожи на римские.

"Завтра". Я вспоминаю Леву Катаева — талантливейший человек! Но как он прожил жизнь в архитектуре? У него же совершенно не было возможности реализовать себя…

Владилен Красильников. Он был моим близким другом. Лева Катаев — великий рисовальщик, художник. А вот пробивать что-то для него было делом трудным и непосильным. Его главная трагедия в том, что он хотел строить для России, а она не имела на это денег. В Москве в те годы еще строили, а вот в других городах — нет. Объекты во Владивостоке, в Вологде, в Петрозаводске, в Палехе… Все они не были закончены. И это огромная драма для архитектора.

Затем перестройка, разрушение старого, новая философия, архитектура становится никому не нужна…

"Завтра". С другой стороны, появился богатый заказчик, владеющий огромными деньгами, буржуа, которому нужны виллы…

Владилен Красильников. Понимаете, пришли люди со стороны, лишенные вкуса, ничего не понимающие в искусстве; и возникла ситуация, чем быстрее будет завершено строительство, тем проще получить прибыль. Кроме того, наблюдается засилье Запада: консультанты, финансисты, архитекторы. Отчасти мы виноваты в этом сами: ругали отечественных строителей, что, мол, они никуда негодны. И что? Стали приглашать иностранных. Поначалу они работали как положено, но постепенно стали диктовать свои условия, привели с собой своих архитекторов.

Сейчас мы вернулись в архитектуре к началу хрущевского периода. Например, дом мы набираем из того, что требуют строители. Возьмем стеклянный фасад. Мы его не придумываем, а берем из каталога. То же самое происходит и с плиткой. И все это стоит три копейки. Пройдет десяток лет, и все это рассыпется. Вот и итог. А художественного замысла нет никакого — нам никто не ставит никаких задач.

"Завтра". Дома, выросшие в Москве во время строительного бума — с башенками, аркадами, с нагромождениями разнообразных форм, призванных оживить мертвые фасады, — что это?

Владилен Красильников. Это отражение вкуса хозяев. Проведите опрос на тему: нравятся ли современные дома нашим согражданам? Большинству — нет. В моей книге есть подборка ответов французов, когда их спрашивали об архитектуре Парижа. И почти все ответили, что любят исторический Париж, а не современные безликие коробки.

"Завтра". Когда рухнула брежневская неоимперская архитектура, ее сменила гламурная, буржуазная, наглая, безвкусная эклектика. Я ездил в ту пору на Рублевку и наблюдал, что и как строят: коттеджи в мавританском стиле, кусочек Парфенона, готика. Эта эра завершается? Путин демонстрирует стремление к неоимперской политике. Можно ли ожидать, что на смену канелюрам и аркадам придет хотя бы подобие "большого стиля"?

Владилен Красильников. Не могу сказать. Сейчас мы переживаем Сочи. Ведь то, что там построено, к достижениям современного зодчества вряд ли будет иметь отношение. Это коммерческая архитектура, сделанная на потребу. Раньше в Олимпиадах участвовали исключительно любители, а два десятилетия назад разрешили профессионалам. Сейчас это коммерческое предприятие с огромными доходами. И исчезла потребность в архитектуре.

В 70-х годах в Мюнхене и Японии были возведены здания, определившие направленность мировой архитектуры того времени. Во всех же последующих Олимпиадах мы видим скорее дизайнерские упражнения художников, оформляющих интерьеры. Сейчас новое веяние: архитекторов просят сделать фасад, а интерьер делают другие. Такого никогда прежде не было.

Во время строительства Дома музыки мне еще повезло: мы все делали сами и не допустили никаких дизайнеров.

"Завтра". Сколько строили Дом музыки?

Владилен Красильников. Всего два года. Хотя на весь комплекс, который расположился возле Павелецкого вокзала, ушло пятнадцать лет. За это время произошли грандиозные перемены в обществе и во вкусах. И это не могло не наложить отпечаток. Что касается философии… Если посмотреть на комплекс, то станет понятно, что мы старались воспроизвести Кремль: колокольня, главный собор и стена. В какой-то степени стену мы делали с учётом мнения Лужкова, первое время он часто приезжал оценить, как идет работа. Когда его интерес к нам поугас, то Дом музыки мы уже стали делать по-другому.

Посмотрите на монастыри. Их строят по двести-триста лет, и в них органично уживаются разные стили. Вот и мы хотели сделать нечто подобное. Сегодня же я не могу сказать, по какому пути и к чему мы идем.

У меня есть мечта, чтобы в Год культуры нас, архитекторов, вернули культуре, забрав из строительного плена. Пока же нам приходится возводить времянки.

"Завтра". Корбюзье сказал, что дом — это машина для жилья. Абсолютно рациональный и примитивный подход к архитектуре. Ведь в этом случае архитектура должна какое-то время служить, а потом, когда она амортизируется, ее выбрасывают. Как современный автомобиль…

Владилен Красильников. У Корбюзье даже бы план новой Москвы, где, по его замыслу, оставался только Кремль и собор Василия Блаженного. Все остальное — снести.

Во времена послевоенной разрухи философия Корбюзье — рационализм — была очень выгодна. Сам же он строил здания, не имеющие ничего общего с тем, что пропагандировал.

"Завтра". Вернемся к автомобилю, по-моему, очень наглядный пример. Он живет семь-десять лет. Потом возникают другой дизайн, другие характеристики. Может быть, отчасти это делается специально. Но мы не очень скорбим, что сейчас нет ранних "рено" и "фиатов". Автомобильные серии не исчезли, они превратились в коллекции.

Владилен Красильников. В какой-то степени и архитектура становится сегодня в это положение.

"Завтра". Это ужасно или закономерно?

Владилен Красильников. Закономерно и одновременно ужасно. И если мы считаем себя художниками, то через два-три поколения это нам аукнется. Настоящее искусство должно быть вечно, нам бы этого хотелось. Конечно, мы понимаем, что так не будет, но должно хоть что-то остаться. Нельзя жить без прошлого. Ведь и наше "сегодня" очень скоро станет прошлым.

Как строить за переделами исторического центра? Если мы будем делать это так, как сейчас хотим, то во что превратится город через пятьдесят — шестьдесят лет? Будет историческое гетто, а вокруг стеклянные дома. А что делать с ними в будущем? Охранять? Мне кажется, что архитектор должен делать так, чтобы через полстолетия было одинаково комфортно жить и в центре, и на окраине. Мы должны строить так, чтобы наш потребитель не мог определить, когда это было сделано. Вы же в Риме не можете точно сказать, в XVI или XVII веках построено то или иное здание.

Надо опираться на философию и на художественные традиции прошлого, ведь без предыдущего нет последующего.

"Завтра". Змея же сбрасывает кожу. А социум — это явление растущее. Его поместили в город, оно развивается, растет. Раньше были конки, потом автомобили, скоро появятся электромобили и частные вертолеты. Моллюск, заключенный в эту раковину, сбросит ее или будет в ней задыхаться? Или возможен компромисс?

Владилен Красильников. А вы задайте этот вопрос художнику. Он же не рисует, как его предшественник, но знает его творчество.

"Завтра". А я сейчас много думаю о церковной архитектуре. Я немало езжу и вижу возрождающиеся монастыри божественной красоты. И среди них нет двух одинаковых. Теперь настала пора, когда государство прекратило гонения на церковь и стало вкладывать деньги и в строительство. Но не создало ни одной архитектурной жемчужины. Один чудовищный новодел! Нет вкуса у патриарха, у батюшек, у концептуалистов? На церковь сегодня брошено больше средств, чем на истребитель пятого поколения.

Владилен Красильников. Это проблема естественная. Я недавно проводил конкурс по церковной архитектуре. Перед нами стояла задача — найти концепцию новой архитектуры в храмах. Оказалось, что это практически невыполнимая задача. В 17-м году церковь обрезали под корень, а в 90-х начали возрождать. И заказчик хочет продолжения того, что было в XIX веке, неорусского стиля. С одной стороны, это хорошо. А что еще можно было предложить в конце 90-х годов?

"Завтра". Посмотрите, как легко в прежние времена церковь переходила от стиля к стилю.

Владилен Красильников. Не соглашусь, отнюдь не легко. Это сейчас так может показаться. Нам в 90-е годы нужно было время на адаптацию, это сейчас мы можем позволить себе задумываться, хотя, возможно, я и не прав. Храм всегда был вершиной архитектурного творчества.

"Завтра". Какой простор для архитекторов! Нет ничего более восхитительного, чем оформить в пластике храмовое действо.

Владилен Красильников. К сожалению, ничего не получится. Есть определенный круг архитекторов при храмах. Мы пытаемся что-то изменить. Но есть противодействие, да и лучшие архитекторы не признают религию. В 70-80-х годах я много ездил по Золотому кольцу. Я там видел много московской интеллигенции. Сейчас, я думаю, что это был такой протест против власти. Как только они сами взяли власть, то отвергли церковь.

Христиане — это также и протестанты, и они являются основой буржуазной культуры. Посмотрите на их церкви — без украшений, полная противоположность православной культуре.

"Завтра". В недрах православной культуры существовало разнообразие стилей. Так легко обращаются с каноном, переходят от пропорции к пропорции. Я не уверен, что Гауди был верующим католиком, думаю, что просто эстетом…

Владилен Красильников. Гауди строил не на пустом месте, здания, близкие к его собору, уже были. Это ведь модерн.

"Завтра". Вы строили свое детище пятнадцать лет. Это можно назвать вершиной творчества, когда вы достигли относительной самостоятельности, архитектурного, политического и идеологического веса. Какая самая главная идея заложена в вашем ансамбле — Российском культурном центре на Краснохолмской стрелке?

Владилен Красильников. На мой взгляд, она лежит на поверхности. Невероятное везение — нам дали полуостров. Мы строим в Москве, на расстоянии чуть больше километра от Кремля, рядом — Новоспасский монастырь. И на этом месте мы воспроизводим практически современный Кремль.

"Завтра". Но это же рифма, у вас ведь нет ни собора, ни бойницы…

Владилен Красильников. Конечно, рифма. Вместо собора — концертный зал, тоже здание массового посещения. Мы же строили не монастырь, но композиционная идея, мне кажется, прямо напрашивается. Но этого не замечают. Сегодня, к сожалению, смотрят на дизайн, на то, как сделана, например, дверная ручка. А мне кажется, что это-то как раз дело десятое. Главное — найти образ. Это всегда была наша с Левой Катаевым общая точка зрения.

"Завтра". Мой опыт общения с архитекторами позволяет сделать вывод, что у них очень интересные суждения, все они философы, могут говорить на любые темы: социология, культура, философия, дизайн, тенденции развития, теория расселения, градостроительство. А что из себя представляют молодые архитекторы? Вы же с ними много общаетесь?

Владилен Красильников. Вершина гражданского мышления — градостроительство. Оно требует философии, широты взглядов. При всей трагедии нашей профессии в советское время, градостроительство у нас было. Другое дело, как оно воспроизводилось нашим братом. Вроде и сделано все правильно, но тоска берет. Как жить в таком городе, где все по правилам? Но эти правила нужны. Сейчас же градостроительство полностью рухнуло.

В 60-е годы я работал в Иране, там строили завод, и я проектировал учебный центр. Я приехал в Исфаган, попросил генеральный план. Оказалось, что его нет. Как же строить? Мы выехали за город, мне показывают место — здесь будем строить. Вот такое мышление сейчас у наших людей, в том числе и у наших руководителей.

"Завтра". Можно ли построить красивый, правильный, совершенный дом, не читая Гомера и не наблюдая наскальные рисунки?

Владилен Красильников. Современный, к сожалению, можно, а нормальный — нет. Нас всех необходимо возвращать в культуру. И если этого не произойдет, никакие Гомеры нам будут не нужны. Современные дизайнеры — это специалисты, окончившие шестимесячные курсы. Парикмахеры, делающие фасад. А в моем дипломе написано: архитектор широкого профиля. Сейчас такого нет.

1.0x