Здесь тебе не Голливуд – ноги-руки оторвут,
У братков всё схвачено надёжно
Всё надёжно, всё как надо, ведь солидные ребята –
Вы шутите с ними осторожно.
Из репертуара группы «Дюна»
Каждая эпоха порождает определённый социальный тип – так сказать, под свои эпохальные потребности. Дух времени формирует моду на профессию, внешность, думы, устремления. Сейчас много и неустанно ругают бесполых хипстеров – сутулых мальчиков, помешанных на гаджетах фирмы Apple, вегетарианстве, чтении актуально-продвинутых, «непонятных быдлу», книг и просмотре артхаусного кино. Напомню: именно эти ребятки зарекомендовали себя как серая масса Болотных бесчинств. Оно верно, однако параллельно с этим у нас сформировался и другой – не менее отвратительный субъект. Он яро противоположен и даже враждебен хипстеру, но при всём том не менее омерзителен, а в силу усвоенной агрессивности – куда как более страшен. Вам, вероятно, приходилось сталкиваться с крутолобыми, быковатыми молодыми (или не очень молодыми) людьми, которые нарочито грубо проявляют себя в общественной жизни? Они уверены в себе, уважают своё непререкаемое «я», прут как танки, обещают дать в морду вон тому хиляку и закатать в асфальт всех, кто не согласен. Вы скажете: эти существа известны испокон веков и никакой Америки я тут не открыла. Да, но сей образ не выходил за некие маргинальные рамки, оставаясь в стане отрицательных персонажей. Именно такого «реального пацана», в конечном итоге, побеждал какой-нибудь тихий очкарик. Или высмеивали всем коллективом. Впрочем, грубая настырность в те времена и не считалась символом истинного мужчины. Агрессивное мурло не означало «лик воина».
Теперь посмотрите наши искромётные сериалы – бесконечная череда крутых негоциантов, играющих желваками, кулаками…кадыками; бандиты с «кирпичным» выражением лица, их сюжетные антиподы – полисмены, коим в силу крутого норова не нравится форма, а потому они рассекают в кожаных куртках и спортивной обуви. Точно такие же Терминаторы населяют книжный мир, только к вышеназванной когорте присоединяются космолётчики, спецназовцы и удивительные создания, попадающие из современности в какое-нибудь Средневековье, дабы показать, как нужно правильно сражаться в войне Алой и Белой роз. Все эти герои – брутальны, мощны, у них непременно юная любовница модельных статей (даже в XV веке); но главное – никаких разговорчиков. Весомо-грубо-зримо! «Вот они какие – настоящие!» – вопит наш кавалер и, зная «…делать жизнь с кого…», кидается опрометью… нет, даже не в секцию дзюдо, а к своему компьютеру – гонять по виртуальному полю невсамделишные батальоны. Или напяливает на себя маску дерзкого мачо и погружается в виртуальный мир – показать себя и унизить окружающих. Лучше всего – бабу. Или накатать в интернетах хлёсткий текст о том, что «Путин всё слил» и вообще надо не так! А я бы всех мочил. А я бы всем надавал. Притом грозный пацан, возможно, не служил в армии, а до этого – ни разу не дрался во дворе. Слыл тихой мышью, огребая свои бледные трояки по физкультуре, да и те ему проставляли из глубокой жалости. Но мода требует крутизны, а потому – будь добр подпрыгивать, сотрясая кулачишками. Время от времени я вижу такую картину в метро – ожирелый (или наоборот – тощеватый) мужчинка мусолит книжечку с жестокой дракой на глянцевой обложке. Или – на отдыхе: поглощая чебуреки, но с непременным «пацанским» чтивом на пляже – 500 страниц про то, как мы их мочили-мочили! Не догнать, так погреться. Не сокрушить, так поорать. Не быть, так… казаться. Мурло в трендах!
Буквально на днях мне довелось прочесть интересный материал психолога Ольги Гумановой. Так, она пишет: «В нашей постсоветской культуре сложился устойчивый стереотипный портрет мужчины сильного, железного, "настоящего". Присущие ему черты – это твёрдость, некоторая грубоватость, внешняя сдержанность и холодность. Он – каменная стена, ледяная глыба, несокрушимый мозг». И – давить гадов. Но не у всех выходит, посему требуется маска-личина, чтобы не заподозрили в…гомосексуализме, например. Вы заметили, как наш мужик боится, что его примут за «неправильного», а потому он гневно отвергает любую мягкость в обращении, всякую романтику? «Я же пацан!» А вот советские лётчики, футболисты, физики-ядерщики и прочие монтажники-высотники – на экране и в реальности – не боялись прослыть сентиментальными. Не стыдились носить шёлковые кашне и читать дамам стихи. Помните образ Николая Рыбникова из фильма «Высота»? Вроде бы простоватый, свойский паренёк, но поёт романсы на стихи Дениса Давыдова и знает толк в дамских газовых шарфиках. Что бы обо всём этом сказал современный Колян – Толян, дующий пиво под разухабистый шансон? Психолог Ольга Гуманова очень верно дала определение нынешнего «стойкого мужика» – постсоветский. Много пива – много сочных молодок – много денег... мало мозга.
…В СССР неизменно культивировался образ выносливого и целеустремлённого индивидуума – со значком ГТО на груди, с комсомольской путёвкой на целину – в кармане и с яростным благородным… аристократическим сердцем. Он был прям, честен, несгибаем и – великодушен. Его прототипом и духовным предком являлся рыцарь, декабрист, капитан бригантины – в общем, некто, совмещавший служение и битву – с галантным политесом. Отсюда все эти лесорубы да полярники, плачущие от хорошей музыки и высоких стихов. А вот точка сборки – все они были именно настоящими. Их брутальность не страдала из-за лёгкого налёта рефлексии. Их сила не обращалась квёлостью, если они страдали от мук любви. А нынче такое поведение считается – хлипкостью. Пацан прогнулся! Потому что жёсткость сия – наносная, напяленная, присвоенная. Отсюда – истеричная агрессия, тогда как настоящая сила никогда не бывает злобно-мелочной. Повторюсь: настоящая, сопряжённая с понятием «честь».
Вспомните роман Олега Куваева «Территория»: перед нами проходит череда исключительно мощных, несгибаемых, но при этом – очень живых людей. Автор не пытается лепить сверхчеловеков с тяжёлыми челюстями и простыми движениями – он показывает мужчин сомневающихся, мужчин страдающих и, вместе с тем, неизменно побеждающих себя и обстоятельства: «Чтобы в минуту сомнения тебя поддерживали прошедшие годы, когда ты не дешевил, не тёк бездумной водичкой по подготовленным желобам, а знал грубость и красоту реального мира, жил как положено жить мужчине и человеку. Если ты научился искать человека не в гладком приспособленце, а в тех, кто пробует жизнь на своей неказистой шкуре, если ты устоял против гипноза приобретательства и безопасных уютных истин, если ты с усмешкой знаешь, что мир многолик и стопроцентная добродетель пока достигнута только в легендах, если ты веруешь в грубую ярость работы – тебе всегда будет слышен из дальнего времени крик работяги по кличке Кефир: "А ведь могём, ребята! Ей-богу, могём!"»
Сейчас действительно популярно слово «сила», но совершенно не в трендах слово «честь». Всё просто – общество потребления не нуждается в подобных изысках. Если «крутой перец» будет много рассуждать, он не сможет «срубить бабла» по-крупному – его зажрут сомнения, появится бесполезная жалость, начнутся терзания в духе персонажей Чехова – Достоевского и прочая малоприбыльная ахинея. Прививается особая система взаимоотношения с миром: или я – или меня. Как одному зажатому товарищу посоветовали на тренинге личностного роста: «Начинай сам хамить – первый, не дожидаясь хамства со стороны оппонента. Лучше ты, чем тебя. Это как шокотерапия для тебя-разнесчастного». Вы заметили, в нашей советской (как, впрочем, и в дореволюционно-имперской) бытности начисто отсутствовало словечко «самооценка»? Никто не повышал оную на дорогостоящих курсах, никто не писал книг о том, как за три дня из лоха стать боссом. Напротив, фанаберия и спесь жестоко наказывались – неважно, где и когда это происходило, в среде дворянских отпрысков или – в советском дворе на заводской окраине. Высокомерие – каралось, а сила, лишённая чести, подвергалась унижению всеми допустимыми способами, вплоть до физического воздействия (ну, таких просто били). Современный же «настоящий мужик», который «никогда не плачет», – это нечто жрущее, это та самая «Модель человека, неудовлетворённого желудочно», выращенная профессором Выбегалло в автоклаве НИИЧАВО: «А что есть человек, философски говоря? Человек, товарищи, есть хомо сапиенс, который может и хочет».
Всё – родом из детства. В книгах писателя Владислава Крапивина прослеживалась единая мысль: плакать можно – отступать нельзя. Бояться – это нормально, убегать – позорно. Вспомните его героев – хлипковатые мальчики, которые не могли похвастаться ни мускулатурой, ни «самооценкой», но в решающий момент именно они сокрушали жестокую и тупую псевдосилу. В культовой повести Владимира Железнякова «Чучело» нам показывают разномастную толпу позднесоветских подростков – от аристократичной Лены Бессольцевой до базарной хабалки Шмаковой и стоической юницы по прозвищу Железная Кнопка. Почему же Димочка Сомов оказался предателем? Не столько потому, что боялся сделаться изгоем. Его страх был запрятан куда как глубже – Сомов страшился собственной слабости. Именно поэтому он постоянно изображал силу и принципиальность – именно изображал, даже когда совершал благородные поступки. Когда наступил момент истины – Сомов слинял. Твёрдой же в этой ситуации оказалась… хилая, нелепая, странноватая девочка, которую так изощрённо травили всем классом. (Сейчас бы сказали: «Она не умеет себя подать!») Кстати, мы не знаем, как бы себя повела Железная Кнопка в случае тотальной травли – очень может быть, что гнусно расплавилась бы... Тут можно и далее приводить в пример героев Анатолия Алексина, Юрия Нагибина, Радия Погодина – всех тех, кто создавал положительные образы советских подростков. И везде – одна и та же тема: сила не в кулаках, а в правде. Антиподом положительного героя всегда выступал местный хулиган или ещё какой-нибудь грозный мордоворот. Но вот что интересно: почему же этот красивый советский образ так быстро сошёл на нет уже в конце 1980-х? Почему общество так живо откликнулось на бандитизацию, «брутализацию» кинематографа и поп-культуры? Почему попёрло мурло?
Всё просто – на излёте советской эпохи сделался популярен и востребован массовой культурой вовсе не куваевский полярник, у которого были самым чудесным образом сбалансированы физические силы и моральные установки, а – расслабленный, бездеятельный, но много болтающий интеллигент. На этом тускло-унылом фоне желалось хоть какого-нибудь яркого пятна, благо молодое поколение уже оказалось подготовлено – стены квартир и общежитий украшали фотографии голливудских суперменов в боевой изготовке. И вот наступили рэкетирские, залихватские, бизнесменские времена – в моду вошли крутолобые ребятки с бычьим выражением глаз, с низкими лбами и с полным отсутствием поднадоевшей рефлексии. Актуальным стал нарочито спортивный вариант: экипировка Adidas плюс кожаная куртка. В руке – бита или «ствол». Со временем к этому джентльменскому набору присоединился мобильный телефон. Братва гуляет! Поберегись! На фоне растущей популярности «русского шансона» – то есть музыкального сопровождения к Уголовно-исполнительному кодексу – возникали эстрадные коллективы, обслуживавшие новорусский стиль, – вроде уже упомянутой мной в эпиграфе группы «Дюна»: «Нас нашли в одной капусте, / Так что выпьем и закусим, / Ведь браточкам ссориться негоже». (Замечу, что«Дюна» хотя бы имела своё лицо и отличалась некоторой иронией.) Все эти «пацанские» ансамбли воспевали удаль молодецкую да прочую силушку могутную, переведённую на язык подворотен, хат-малин, клубов-стрелок, драк-танцулек. Но это было только начало – постепенно из общества принялись вытравлять любую рефлексию, всякое умение-возможность сомневаться. Это начали именовать бабьей слабостью, бесхребетностью, немужским поведением. Всё та же психолог Ольга Гуманова, которую я уже цитировала в данной статье, утверждает, что это форсирование брутально-мужественного поведения чаще всего приводит к срывам и стрессам, или, как написал кто-то из комментаторов её блога: «Вот жил такой железный мужичина, никогда не плакал и не колебался, а потом взял – и порешил всё своё семейство». Кстати, в случае реальной опасности «конкретный пацан» завсегда сбежит, спрячется и предаст. По сути, он такая же бесполая и бесполезная тряпица, как всеми ругаемый хипстер. Это – два сорта одного и того же социотипа, только один не стесняется того, что он – слабак, а другой – всем своим существом тянется к атрибутам силы. Не умеет быть сильным, а потому и носит мурло как маску.
