Поездка президента Путина в Монголию представляла собой очень загадочное мероприятие. Со всех сторон на этот официальный визит лились тонны интерпретаций и домыслов, а самого главного – ответа на вопрос, зачем российский президент туда поехал, – никто толком так и не дал. И прежде, чем попытаться найти этот ответ, стоит рассмотреть россыпь ярких, но очень опосредованных контекстов.
Во-первых, взглянуть стоит на тот факт, что Монголия, признавшая Римский статут, почему-то не стала арестовывать Путина, как того требует устав «Международного уголовного суда», что в прошлом марте выдал ордер на арест. Стоит отметить, что перспектива этого ареста всерьёз никем не воспринималась, кроме разве что горстки бешеных кабанчиков, привыкших мерить мир собственными представлениями о «прекрасном». Совершающие национальный суицид и лишающие себя государственности люди, непропорционально громко представленные в нашем информационном пространстве, ждали, что Монголия тоже совершит суицид и скрутит лидера ядерной державы прямо на выходе из самолёта. Более того, фантазиям о том, как в местном ОВД будут оформлять гражданина с дипломатическим паспортом, не мешало даже понимание положения Монголии. Видите ли, страна степей и горлового пения прочно заперта на суше, а единственными её соседями являются две страны, для одной из которых Путин — президент, а для второй – глава государства-партнёра.
Тут бы вспомнить про имперскую гордость потомков Хубилая или отметить прагматичный менталитет степных воинов, но это ни к чему: хороший приём гостя с севера укладывался в рамки здравого смысла и банальной человеческой вежливости – свойств, доступных не всем. Но у игнорирования решения МУС есть ещё две плоскости. Первая состоит в том, что «Международный уголовный суд» больше напоминает частную структуру, суд при анархо-капитализме, нежели респектабельную интернациональную организацию, чьи директивы необходимо соблюдать. Контора, чей офис расположен в Гааге чуть ли не через дорогу от штаба пресс-службы НАТО, имеет своим ключевым рекламным пунктом именно расположение в том же городе, где находится и Международный суд ООН – той самой респектабельной организации. Сходство названия и расположения делает из этого отстойника, в который десятилетиями сливались отходы американской юриспруденции, аналог фильмов студии «Асайлум». Это такой американский кинопроизводитель, что клепает дешёвый мусор аккурат к премьере дорогих блокбастеров от больших студий. Расчёт прост: обыватель не заметит разницы и слопает слепленных на коленке «Трансморферов» или «Пиратов острова сокровищ».
Судя по количеству воплей о том, что Путина постановил арестовать ажно целый суд в Гааге, этот расчёт оправдывается. МУС с самого момента своего основания был американским способом намекнуть съехавшим с пути демократии африканским царькам, что их банановая судьба зашла куда-то не туда. Использование этого не слишком эффективного реально, но очень громкого медийно инструмента против Путина, особенно в контексте мутного обвинения в «похищении детей», не вызвало ничего, кроме экстаза у наших соседей и подсчётов дивизий «Международного уголовного суда» у нас.
Вот и Монголия всю эту возню просто проигнорировала, тем более что обязательства участников данного балагана можно трактовать и так, что если очень лень, то арестовывать никого не надо.
Вторая плоскость монгольского равнодушия к художествам этой почти что Гааги состоит в том, что Улан-Батор активно склоняли к игре по западным правилам, но ничем не смогли его заинтересовать. 25 апреля туда приезжал Дэвид Кэмерон, бывший тогда главой британской дипломатии. На поверхности он поулыбался с местным премьером, погладил лошадку и уехал, но глубинные признаки того, чем же на самом деле был визит английского лорда, за пять месяцев так и не проявились.
Бесперспективность работы в этом направлении время от времени забывается, когда со стороны то Лондона, то Вашингтона раздаются редкие возгласы одобрения: так было в 2022-м, когда летом студенты устроили небольшой бардак, а в декабре монгольская столица вскипела от новостей о краже прибыли с продажи угля. Но, как уже было сказано, Запад, как бы он ни хотел получить небольшой плацдарм в самом сердце Востока, ничем не может заинтересовать Монголию. Это косвенно подтвердил и представитель монгольского правительства в материале «Политико»: сказал, что страна его импортирует под 95% всех нефтепродуктов и 20% всей электроэнергии у соседей. Большое «thank you» очень сложно будет намазать на боорцог в случае прекращения этого импорта.
Во-вторых, надо посмотреть на то, как визит описывался значительной частью наших СМИ. Официальная версия про празднование 85-летия победы на реке Халхин-Гол была снисходительно проигнорирована, как и вежливые заверения гостя в том, что именно монгольские поставки помогли одолеть Гитлера (хотя, справедливости ради, толку от этой помощи было значительно больше, чем от некоторых других «победителей»). Конечно, масса внимания была уделена смакованию слёз сумасшедшей выруси и нытья российских политиков из Яффы на предмет плевка в сторону Гааги. Впрочем, тем же вечером российская публика перешла на перемогу позабористей: анализ того, как либеральная пресса называла удар по торжественному мероприятию ВСУ в институте связи в Полтаве атакой на мирную школу и гражданскую больницу. В остальном же наша пресса будто бы не знала, как реагировать. Да, показали статных кавалеристов в красивой национальной броне, встречавших российского президента, да, дежурно порадовались тому, как изоляция России не работает (словно в этом был сюрприз). Но недостаток объяснений того, зачем Путин вообще поехал в Улан-Батор, обнаруживал катастрофически низкий уровень экспертизы. Где-то, конечно, всплыли какие-то мудрые лысины, вспомнившие, что Монголия богата природными ресурсами, а публицисты в один голос принялись проводить неимоверно актуальные параллели с временами Чингисхана и Батыя. Дескать, ха-ха, смотрите, владыка московский поехал получать ярлык на киевское княжение. Помимо того факта, что за ханскими ярлыками ездили в места на территории современных Астраханской и Волгоградской областей, такая содержательно бедная реакция показывала, что сказать-то по поводу Монголии в целом и нечего. А зря! Амбиции России граничить и с Румынией, и с Северной Кореей диктуют нам роль главного транспортного хаба Евразии. Именно в подтверждение этим амбициям РФ вкладывает огромные, но не слишком афишируемые силы в строительство железных дорог на востоке страны. Примитивное понимание процессов на уровне «это нужно для доставки грузов из Китая в Европу» годится для обоснования мегастройки в контексте десятилетия, но дороги такого масштаба строятся на поколения и служат для решения геостратегических задач.
При чём же Монголия?
Во-первых, эта страна коней и мотоциклов лишь недавно начала как следует развивать свой железнодорожный транспорт, выводя его за пределы локальных грузоперевозок и доставок полезных ископаемых. Да, главную дорогу Монголии, Трансмонгольскую магистраль, строили ещё в 40-х годах советские инженеры (отсюда, кстати, и русский стандарт колеи, и 50% нашей доли в компании, управляющей трассой), но однопутная и не электрифицированная дорога, связывающая бурятский град Улан-Уде и китайское захолустье Уланчаб, очень слабо соответствует амбициям транспортного хаба всея Евразии. Иными словами, надо работать над расширением пропускной способности, над электрификацией, над обновлением машин. Эта работа и так велась, в том числе и китайцами, но в час по чайной ложке: китайцев больше интересовали упомянутые выше месторождения угля, а нам просто было не до того. Сейчас — самое время, да вот беда: ни лишних людей, ни лишних ресурсов нет, а отдавать право на разработку остальной монгольской транспортной системы в цепкие китайские ручки очень не хотелось бы. Видимо, пути разрешения этой дилеммы и искали президенты Владимир Путин и Ухнаагийн Хурэлсух (читать нараспев очень низким голосом).
Во-вторых, важную роль играет и экспорт энергии. Речь не только о газопроводе, что станет качать сибирский газ в Китай – перспектива десятилетия и уже готовый проект не стоят того, чтобы отправлять в Монголию аж целого президента России. Нет, речь идёт и о поставках электричества. Ещё с конца 1990-х монгольская энергосистема подключена к объединённой энергосистеме Сибири (за исключением пары изолированных районов). Но страна, чьё городское население растёт, требует всё больше тока. И здесь на помощь задыхающемуся в дыме Улан-Батору (загрязнение воздуха там превышает норму в семь раз) может прийти Росатом. Руководитель госкорпорации Алексей Лихачёв так и сказал: мол, зимой-весной договорились когда-нибудь построить в Монголии небольшую АЭС. Это особенно уместно в свете огромных запасов урана у монголов, а также загадочных и сверхэффективных технологий Росатома по выжимке из этого урана всей энергии вплоть до последнего джоуля.
В-третьих, важную роль играют вопросы безопасности, наложенные на перечисленные выше темы. Монголия, Бурятия, Забайкалье – не регионы первостепенного внимания и высокой концентрации силовиков. Потому и уязвимость критически важной инфраструктуры в этих местах особенно высока. Примером может служить случившийся в самом конце ноября теракт на БАМе: белорус по заданию украинцев подорвал вагон поезда и ненадолго парализовал работу важнейшей транспортной системы. Да, это случилось в тысяче километров от монгольской границы, но что такое тысяча километров по сибирским меркам и где гарантии того, что однажды огорчённые очередными ударами по полтавским школам и отказом от исполнения приказов Гааги террористы не пойдут взрывать опоры ЛЭП, трубы газопровода или подстанции единой энергетической системы? А в случае расширения транспортной связности растёт и количество релейных шкафов, которые стремятся поджечь разнообразные идиоты. Синхронизация работы против их деятельности не могла не быть обговорена.
Поверхностный анализ и вписывание политических констант в рамки глобального обострения отношений всех со всеми позволяют видеть в монгольском визите Путина куда больше причин, чем свежие воспоминания о временах Темучина или стереотипы о юртах и кумысе.
Фото: Вячеслав Прокофьев/пресс-служба президента РФ/ТАСС. Президент РФ Владимир Путин и президент Монголии Ухнаагийн Хурэлсух во время встречи.
