7 марта в Донском монастыре состоялась встреча архимандрита Тихона (Шевкунова) с молодежью и гостями Духовно-просветительского объединения «Молодежный клуб Донской». В течение нескольких часов батюшка отвечал на вопросы собравшихся.
— Меня предупреждали, что будет молодёжная аудитория (в зале в основном люди старше 40 — прим. ред.) — я вижу юные лица, батюшка сидит. Я вспоминаю, как отец Иоанн (Крестьянкин), когда мы праздновали его девяностолетие, подошёл и сказал мне без всякой иронии: «Знаешь, а я чувствую, что мне 21 год, — иначе я себя и не ощущаю». И вот он до самой смерти ощущал свою юную душу. Понятно, что он был уже старцем, преклонных лет.
Об архимандрите Данииле (Сарычеве)
Точно так же и покойный архимандрит Даниил, иеромонах Даниил, — Иваном Сергеевичем помню его ещё, — Сарычев, удивительный священник, скончавшийся в Донском монастыре… Какой же он был удивительно светлый и юный человек до самой-самой смерти! И поступки у него тоже были такие искренние, порывистые. Людей он любил, какой был живой, — помним все его проповеди, да? Поразительные были проповеди — иногда, правда, он выдавал на этих проповедях…
Это я вспоминаю, как уже в Сретенском монастыре мы как-то пригласили его к нам, — на праздник Владимирской иконы Божией Матери. Всякий раз он приезжал с Татьяной (келейницей — прим. ред.), служил и обязательно говорил проповедь, горячую, искреннюю, — иногда трогательно смешную, сам того не желая. Главная его тема была, — что нельзя ни в коем случае унывать, что Господь за молитвы святых новомучеников выведет Россию из трагических годов безбожия, большевизма и безвременья девяностых — начала двухтысячных.
И незыблема была, абсолютна незыблема была его вера в это. Но в то же время он рассказывал нам, какой была Россия, которую мы не застали. «Яблоки были — вот такие!» — показывал он. «Помидоры были — вот! А девушки какие были!..» — говорил отец архимандрит, и видно было, насколько это для него…
А однажды он сказал, конечно, тоже колоссальную проповедь на Сретение Владимирской иконы Божией Матери. Он возмущался, как так Тамерлан пришёл на нашу Русь, «чтоб поработить всех мужчин и… и… и… осеменить всех женщин». Тут я уже выскочил, — он никак не мог подобрать слов, а это у него в голове выскочило. Я утащил его в алтарь Сретенского храма и сказал: «Батюшка, спасибо, всё».
Но как он удивительно отходил ко Господу! Он же высох, весь был худенький-худенький, а когда последний раз Татьяна приехала к нему, он был совсем-совсем изменившийся, слабенький, — как пёрышко, как былинка старичок лежал. Но меня поразило, что когда он увидел меня, он сел в кровати, потянулся и говорит: «Дорогой мой!» И обнял, и заплакал, — представляете, человек, вот буквально за часы, наверное, до смерти! И так он встречал практически всех. Вот такой искренний, удивительный и сильный любовью. А такая любовь, конечно, бессмертна, она переходит из нашей жизни, из этого тленного слабого и умирающего тела в жизнь вечную, никакая смерть, никакие страдания для такой Божественной любви, которая передаётся человеку, преграды составить не смогут.
О Донском монастыре
Донской монастырь — это особая часть церковной жизни России, но, конечно же, в первую очередь Москвы. Храм, малый собор, который был открыт в самые тяжёлые годы. И отец Даниил, — а тогда Иван Сергеевич, — как он там регентовал! Как часто мы ходили на могилу патриарха Тихона, — святителя Тихона, — какой был здесь уют! Вот часть той России, с которой не смогли ничего сделать, — России загадочной, удивительной, церковной, которой не коснулась история.
Это было, конечно, прекрасное, замечательное, удивительное время. Потом началось восстановление Донского монастыря, — первые подвиги понёс здесь отец Агафадор (архимандрит Агафадор (Маркевич), с 1991 по 2009 гг. — наместник Донского монастыря).
Ему Святейший Патриарх Алексий и, как мы знаем, его духовник отец Кирилл поручили трудиться в Донском, — он был первым, он всё начинал. Единственное местечко тогда было — на колокольне храма: батюшка сидит, встречает всех… Долгие годы так работал.
А потом отец Спиридон, эконом, был прислан Святейшим Патриархом. Потом я пришёл как послушник, — и мне выпала, конечно, высочайшая честь быть первым пострижеником Донского монастыря.
Все приложили особые труды, но, конечно, отец Агафадор трудился просто на износ, прилагал все силы, которые у него были, на то, чтобы восстановить эту обитель.
Начались первые богослужения. Очень теплые, поразительные контакты сейчас с музеем. Татьяна Дмитриевна, директор музея, — она сейчас здесь, я её встретил. Вот сейчас ставят в пример взаимоотношения Церкви и музеев Кремля, — очень хорошие, действительно, взаимоотношения, — и не только этих музеев.
А мне кажется, что самые теплые, самые замечательные и продуктивные взаимоотношения, — и с точки зрения церковной жизни, и с точки зрения сохранения памятника, как называется в Министерстве культуры Донской монастырь, — которые я видел, это заслуга Татьяна Дмитриевны и отца Агафадора. Они нашли общий язык, всё здесь совершалось созидательно, в духе пользы России, пользы Церкви.
Конечно, можно вспомнить обретение мощей святителя Тихона — тоже незабываемые были дни. То, как мы привезли сюда останки Ильина, Деникина, Шмелёва, Солженицына — всё это тоже связано с Донским монастырем, который был и есть, и остается одним из самых прекрасных, теплых, заповедных уголков церковной Москвы.
С удовольствием отвечу на ваши вопросы. Можете записочки писать, можете с места задавать вопросы.
О нападках на Церковь
— Прокомментируйте свое отношение к прокатившейся по стране волне антиклерикализма: Интернет, телевидение, пресса насыщены негативом к Русской Православной Церкви. Когда сталкиваешься с этой проблемой, то создается впечатление, что это запланированная акция.
— С удовольствием. Во-первых, «блаженны вы, когда поносят вас и изженут и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще Мене ради» (Мф. 5:11).Эта заповедь блаженства, заповедь счастья — то есть Господь посылает нам, конечно же, и ситуацию, которая чревата испытаниями для нас, но посылает нам и блаженство и радость. «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы»(2Тим. 3:12), —говорит апостол. И, наверное, Господь усматривает, что в целом Церковь Его желает благочестиво жить и поэтому входит в непримиримое противоречие с миром сим.
Первое — это нормальная, правильная ситуация для Церкви Христовой, когда мы несем поношения. Лишь бы, как апостол говорит, вам самим «не дать повода ищущим повода» (2Кор. 11:12). Лишь бы нас не укорили в действительных грехах перед Богом. А то, что клевещут, поносят, ругают, навешивают злые ярлыки — ну и что? Нормально. К этому нужно относиться с радостью, спокойно понимая, что это обычная вещь для двухтысячелетней Христовой Церкви. То, что это спланированная акция — абсолютно согласен, конечно, спланированная. И сидят, и планируют, и находят поводы, лишь бы как-нибудь ущипнуть и сделать гадость.
Вот недавний пример — в нашем Сретенском монастыре. Я возвращался из дальней поездки, командировки. И вдруг мне сообщают, что буквально все средства массовой информации быстрого реагирования, — и телевидение, и радио, и Интернет — полны сообщений о том, что в Сретенском монастыре закрыт, прошу прощения, непотребный дом. Серьезно! И как только я приземлился, мне сразу десятки звонков, смс-ки: срочно надо объяснить… По большому счету, конечно, и объясняться не надо — все это ерунда. А с другой стороны, какой был соблазн для всех! Мы же привыкли верить газетам, радио, телевидению…
Что же произошло? Рядом со Сретенским монастырем — РЯДОМ с территорией Сретенского монастыря — в помещении, монастырю, естественно, не принадлежащем, уже много лет — восемь, наверное, — действовала гостиница с самой скверной репутацией. И мы требовали от городских властей эту гостиницу закрыть. Потому что это действительно было ужасно, — то, что там творилось. И вот, в конце концов, наши просьбы, настоятельные весьма, были услышаны.
Конечно, это был длительный процесс — с поличным нужно было поймать людей, и так далее, и тому подобное…
Мы нажили себе врагов, но всё же это заведение закрылось. Его закрыли правоохранительные органы, а СМИ решили подлить масло в огонь антицерковной истерии, пропаганды и всей этой скверной кампании. И вместо того, чтобы честно написать, что заведение было закрыто на Рождественском бульваре, — ну написали бы уж, «рядом со Сретенским монастырем», им нужно было приплести нас. И они написали: «в Сретенском монастыре закрыли».
Вот, пожалуйста, пример того, когда оскорбление касается не лично нас, а вызывает очень большой соблазн. И надо, конечно, по этому поводу выступить, дать опровержение, рассказать о действительном положении дел. Я попросил, СМИ откликнулись, и за это им большое-большое спасибо. В том числе и церковные, — есть такой сайт, «Православие и мир», сразу мне главный редактор Анна Данилова позвонила, сообщила об этом.
Так что нормально всё это, не нужно переживать, так всегда было и будет.
О творческих планах
— Собираетесь ли вы продолжать свои творческие проекты, — такие, как «Несвятые святые» и ваши фильмы, о Византии, о Псково-Печерском монастыре?
— Спасибо большое. Я, по милости Божией, хотя и грешный, но всё же священник, и именно это — главное занятие в моей жизни. Поэтому всё, что делается помимо служения литургии и пастырских обязанностей, тоже напрямую связано со священнической деятельностью, — так или иначе.
Фильмы о Псково-Печерском монастыре, о последней Дивеевской монахине матушке Фросе, о Русской Церкви в рассеянии, фильм «Гибель империи. Византийский урок», — все они снимались как проповедь, и я этого совершенно не скрываю. Как часть священнического служения, как своеобразная проповедь вот на таком языке. Получилось, не получилось — не мне о том судить, но задача была именно такая.
Что касается книжки «Несвятые святые», то и она писалась с главной задачей обращения к верующим и неверующим людям с рассказом о Церкви. О нашем прекрасном, совершенно неповторимом мире.
О целом мире, который составляет Русская Православная Церковь. О законах, которые не действуют нигде, кроме как у нас, о людях, каких не встретишь больше нигде, об их взаимоотношениях — тоже, можно сказать, уникальных. Об этом поразительном, радостном, прекрасном мире, где люди живут с Богом. Пытаются жить и живут. Вот это была главная задача.
Когда я писал эту книжку, да и снимал фильмы, я видел себя как священника, который говорит с людьми — зрителями, читателями.
У меня много крестников, людей, которые приходят ко мне как к духовнику, и не всегда удается уделить им время. И это одна из самых больших проблем церковного чиновника, каким и я являюсь — руководителем Патриаршего совета по культуре и еще нескольких церковных учреждений. Времени нет, но хотя бы как-то загладить свою вину и восполнить общение, которого, к сожалению, становится все меньше, я попытался через эту книгу и фильмы.
В то же время было и обращение к неверующим или малоцерковным людям, — чтобы просто приоткрыть пред ними завесу той недоброжелательности и стереотипов, которая закрывает им не только вход, а даже и свежий свободный и искренний взгляд на жизнь Церкви.
Вот такие были сверхзадачи — показать мир православной Церкви, и попытаться помочь людям в этот мир заглянуть.
О трудоустройстве в монастырском колхозе
— Можно ли поселиться в кооператив «Воскресение», и если да, то как это можно сделать? В книжке поставьте, пожалуйста, автограф!
— Конечно, поставлю! Что же касается нашего кооператива, или, как мы его по старинке называем, «колхоза» (вот видите, уже советские термины стали «по старинке») «Воскресение», то надо узнать, кем вы работаете, какое у вас сельскохозяйственное образование, — или просто какая практика. Потому что он у нас сравнительно небольшой, 5 тыс. гектаров. Среднее хозяйство. Это ответственная вещь. Вот как брать на себя ответственность за судьбу человека. Побеседуем обязательно, если вы не против, и поймем насколько это возможно. С удовольствием посмотрим и обсудим это дело.
Об исповедании веры и благом молчании
— Приходится бывать в обществе нецерковных людей. Случаются разговоры, когда христианство поносится. Как найти грань между «не мечите бисера» и «молчанием предается Бог»?
— Очень хороший, интересный вопрос. Вы знаете, все определяет наша любовь к людям. Искренняя, без сопливости, знаете, без елейности лишней. И возможность стать над ситуацией.
Нас вызывают поиграть вот на этом поле, заполненном грязью и нечистотами. Поле недоброжелательных споров о Церкви. И мы порой забегаем на это поле, и сами пачкаемся, и людям никакой пользы, и всё вокруг в брызгах, и нам тяжело и плохо после этого, и толку никакого. Не надо играть в их игры.
Надо поступать так, как поступал о. Иоанн (Крестьянкин). Когда он, например, на вокзале, в подрясничке, в курточке такой священнической, зашел как-то в «стоячую» столовую. Помните, может быть, — были такие столовые на вокзалах, стоя можно было чайку за три копейки попить, какой-нибудь коржик съесть. И вот ждал он поезд. И люди вокруг, — тяжелое советское время, Церковь поносилась страшно, клеветали ужасно, во всех газетах, — стали над ним хихикать, показывать на него, ругаться. А он вместо того, чтобы смутиться или начать какие-то пререкания, спокойно над своею едой перекрестился, помолился, благословил её — направо, налево. Добродушно, спокойно. И сразу поднялся над всей ситуацией.
Мы должны быть иными. Не только иноки должны быть иными, а и все христиане. Не играть в их игры. Конечно, каждый случай уникален, индивидуален. Но дискуссия на уровне «сам дурак», — она, конечно не работает.
Вообще-то нам, конечно, надо иметь набор аргументов — спокойных, доброжелательных, выдержанных. Но человек чувствует, — тут даже не наши доводы важны, хотя они, конечно, тоже имеют огромной значение, — а доброжелательный, спокойный, ровный дух. Душа с душой говорит, — люди чувствуют это умиротворение.
Помните, как покойный Патриарх Алексий II… Он довольно часто бывал в Донском монастыре. Как приятно было слушать его проповеди! А что за проповеди он говорил? Да всё одно и то же. «Братья и сестры, в наше непростое время я хотел бы передать вам отеческое благословение. Храни вас Господь». Что-то такое скажет, и всё, — никакого особенного, сверхобычного содержания. Просто отеческие, искренние, христианские, иные, добрые взгляд и улыбка.
Поэтому надо сразу ломать их игру. Просто беспощадно, — то есть решительно. И тогда всё получится. Они должны увидеть совершенно что-то иное, — вот это самое важное. Это тяжело, потому что в каждом из нас, православном, есть и христианин, живущий обновленным духом Христа, и наш ветхий человек. И мы по ветхому человеку всё время хотим по закону мира сего поступать. А надо совсем, совсем по-другому.
О новом храме Сретенского монастыря
— Расскажите о строящемся храме Новомучеников Сретенского монастыря. Скажите Ваше слово о новых мучениках.
— Вот мы сегодня вспоминали забавные эпизоды из проповедей отца Даниила, но как он говорил о новомучениках! Приходили люди, жаловались, — «всё плохо, ужасно, все гибнут, кошмар». Начало 90-х, самые лютые годы развала. А он им отвечал: «Вы неправильно говорите! А новомученики наши? Что, их кровь была пролита напрасно? Они вымолят нас и сделают вместе с нами то, что мы даже представить себе не можем. Вообразить не можете, как всё Господь по их молитвам устроит».
Все, кто помнит отца Даниила, все помнят эти слова. Что еще большего сказать? И святитель Тихон здесь. А какое удивительное обретение мощей его было! В книжке это я описал. И здесь есть свидетели этих событий.
Что касается храма Новомучеников, то по милости Божией оказавшись в Сретенском монастыре, я попал в место, тоже освященное мученическим подвигом наших святых XX века. Большая Лубянка, ни больше, ни меньше. Как в древней Церкви есть Колизей, где мученики встречались со Христом, оставаясь верным Ему в страшных мучениях, которым их подвергали язычники, так и в наше время есть несколько таких мест — Соловки, Бутовский полигон… Ну и, конечно, Большая Лубянка.
Отец Иоанн год провел во внутренней тюрьме Лубянки, где его пытали, ломали пальцы и прочее и прочее. А сколько других мучеников страдали здесь?
Это особое место. И на территории Сретенского монастыря, который был закрыт в 20-е годы, тоже располагались подразделения ЧК, НКВД. Здесь тоже были казематы, здесь тоже пытали. Мы говорим, что земля Сретенского монастыря — это антиминс.
Вы знаете, что в антиминс, на котором служится Божественная Литургия, — особый плат благословленный архиереем, который кладется на престоле в алтаре, — вшиваются мощи святых мучеников. А земля на Большой Лубянке — единый большой Антиминс. И священномученик Иларион, один из последних настоятелей Сретенского монастыря перед его закрытием, — это тоже, конечно связь с новомучениками, с Донским монастырем.
Что же касается нового храма, то мы честно говоря, не испытывали никакой нужды в его строительстве, пока лет восемь-девять, или даже десять лет назад не почувствовали, что наш храм становится совсем маленьким.
Народу к нам приходит огромное количество, хотя вокруг нет жилых районов, — самый центр, одни организации. И несколько небольших домиков жилых поблизости осталось. Но люди, слава Богу, к нам едут. Монахи исповедуют, — конечно, в первую очередь из-за этого. Кроме того, хор хороший, службы. Мы немножко храм расширили, — сделали галерею. А потом поняли, что и её не хватает.
Вот сейчас начнется Великий пост — люди на службах будут стоят на улице. Даже на Великом каноне. Иногда по четыреста, по пятьсот человек. Мы выносим динамики. И всё равно это не уютно — холодно, тяжело. Многие приходят и говорят, — «мы б ходили к вам в храм, но такая давка, такая толчея, что просто невозможно».
И мы поняли, что нам нужен храм.
Территория Сретенского монастыря очень маленькая. Наверно в пять раз меньше, чем у Донского. Но в то же время насельников много — 41 человек. Это наши монахи и послушники, а еще прибавьте к этому 200 студентов, — у нас ведь уже шесть лет, как есть семинария, высшее учебное заведение. Конечно, кто-то из семинаристов на старших курсах живет по домам, но остальные то…
Места у нас мало. И помещений нет. Когда-то мы получили руины, — только храм был в более-менее хорошем состоянии. Мы его, конечно, реставрировали долго, — и фундамент и коммуникации, и фрески, и иконостас. Но, во всяком случае, он не протекал.
А всё остальное было в руинах. И вот в конце концов мы поняли, что без нового храма не обойтись. Какой же это должен быть храм? Для нас это было совершено ясно: храм Новомучеников и Исповедников Российских на крови, что на Лубянке.
Почему на крови, я вам рассказал только. И освящать мы его решили в феврале 2017 года. К годовщине тех страшных трагических событий.
Что может быть лучше для их осмысления, как не храм Божий? Словами-то не осмыслишь. Ну, скажут правильные слова, выразят правильные мысли, дадут правильные оценки. Но здесь нечто большее. Должен быть храм-памятник нашим новомученикам, —удивительно светлый, эсхатологичекий.
То есть храм, идеей которого будет переход от страданий к радости, от тьмы к свету, от тленного к нетлению, от нашего времени к тому состоянию, когда, как Господь сказал, времени больше не будет, — в Царствие Небесное.
Разве не светло и радостно это событие? Победа святых новомучеников! Мы испросили благословение у Святейшего Патриарха.
Нам принесли сперва один проект, затем другой. Обычно берут тот, что нравится, и строят. Но мы всё-таки решили быть абсолютно честными, и перед всем архитектурным сообществом, и перед Церковью, и сделали то, чего могли совершенно спокойно не делать: а именно, открытый конкурс.
Было представлено около пятидесяти проектов, — сорок восемь, кажется, точно не помню. Тот проект, что победил, принесли предпоследним.
Сам факт, что удалось собрать множество интереснейших проектов, очень важен. Для архитекторов, которые просто посмотрели друг на друга. Для церковных и светских искусствоведов, для священников, которые смогли увидеть современные тенденции, то, о чём сейчас думают.
Кроме той идеи, о которой я только что рассказал, —светлый, радостный храм-памятник новомученикам, — было еще несколько очень важных вещей. Эпиграфом к этой работе в какой-то степени можно было назвать слова отца Иоанна (Крестьянкина), который говорил, что дни проведенные им в лагере, были самыми счастливыми его в жизни годами, когда Христос был рядом.
Мы дали техническое задание. Храм на две тысячи. Чтобы его построить, мы ломаем наши ветхие, старые помещения, которыми до сих пор пользуемся, — это не памятники архитектуры, они стоят не на охраняемом месте, почему здесь и можно строить ( есть охраняемые территории, где стоит наш храм, там ничего строить нельзя, а вот за ними, — можно).
И вот вторым по важности было техническое задание разместить всё то, что сейчас располагается в идущих на снос ветхих зданиях. И не все с ним справились. Пристраивали к храму какие-то домики, и так далее. Это, в общем-то, неплохо, но весьма спорно и не очень красиво. Жалко я не взял с собой, показал бы вам, но скоро увидите на «Православие.ru», появится хорошая фотография проекта. Не криво переснятая, сбоку откуда-то, — та фотография что меня расстроила, а вот по-настоящему хорошая — мы ее в понедельник на «Православии.ru» опубликуем.
Следующая задача, которую мы поставили, заключалась вот в чём: чтобы можно было совершить крестный ход вокруг храма, — территория-то у нас маленькая, значит, должно быть гульбище минимум в четыре метра.
Еще задача: храм на 2 тысячи человек, — это, конечно, хорошо, а вдруг больше придёт на какие-то праздники? А ведь и приходят иногда, — весь двор заполняется.
Просьба была к архитекторам, — сделать возможным служение под открытым небом. Святейший Патриарх служит у храма с внешней стороны, а люди стоят на улице, — в тёплое время года это было бы прекрасно.
Так в Псково-Печерском монастыре делают, — на Успение, скажем, кто бывал в Печорах на престольный праздник, знает, какие это незабываемые службы. В Сербии очень любят служить под открытым небом, — замечательная практика. В Даниловском монастыре во время празднования тысячелетия крещения Руси, — Святейший патриарх Пимен ещё служил, — была такая служба. Патриарх Алексий любил, нынешний Святейший Патриарх Кирилл тоже очень любит служить под открытым небом. Это такое особое состояние, — весь мир становится храмом.
Вот такие задачи мы поставили. И проект, который в итоге победил, принесли, как я уже говорил, предпоследним. «Мастерская Смирнова», — так он был обозначен. Он нам очень понравился. У нас было очень авторитетное жюри, в которое, начиная с главного архитектора Москвы, вошли известные эксперты в архитектуре, представители художественного сообщества, люди ответственные и серьёзные, — их фамилии есть в открытом доступе.
И вот мы все, честно говоря, единодушно выбрали этот проект.
Ну и возвращаясь к вопросу про нападки, сразу начались вещи неприятные, хотя и вполне ожидаемые, — Мы к этому были готовы: нас стали обвинять в том, что мы выбрали самый скверный проект из всех имеющихся.
Надо сказать, что его и сфотографировали не совсем правильно. Вот мы в понедельник не спеша выложим все проекты, — и этот тоже покажем со всех сторон.
После объявления итогов прошел, кажется, уже месяц, мы попросили кое-что доделать. Это ведь эскизные проекты, — то, о чем вы говорите, — то есть сначала создается образ храма, а потом архитектурные мастерские приступают к окончательной разработке многотомного, как правило, проекта.
Какие еще претензии к нам выдвигали? Дескать, зачем вообще он нужен, когда вокруг Сретенского монастыря есть пять других храмов. Я уже сказал, зачем, — нашему приходу не хватает места. Реально не хватает. Для таких вопрошающих выложим на сайте фотографии наших служб, чтобы они увидели, какого огромное количество народа стоит вне храма, не помещаясь вовнутрь.
Следующий вопрос: «А зачем вам подземная стоянка?»
Да с радостью бы мы не делали подземную стоянку для наших машин, если бы была земля, но постольку земли нету у нас, негде парковаться! У нас же издательство огромное, четыреста наименований книг в год! Мы живем в основном за счет издательства, это наш главный поставщик финансов, мы от него отказаться не можем. Семинария — двести студентов, шестьдесят преподавателей… Всё это нужно обсуживать, поэтому и построим маленькую стояночку, даже с автомойкой. Все почему-то возмущаются: ещё и автомойка будет?! Всех, кто к нам приедет, бесплатно вымоем, но грязные машины держать нельзя.
Что там ещё будет? Как бы на постаменте стоит прекрасный белый храм. А вот в этом постаменте — достаточное количество квадратных метров, где разместится и наше издательство, и катехизический и миссионерский центр с аудиториями, в которых наши и студенты, преподаватели и монахи будут заниматься с людьми, которые проходят катехизацию. Лекции, беседы, встречи, занятия с мирянами, — у нас будет зал, в три раза больший, чем нынешний, аудитории, — всё это станет возможным. Там же будет и воскресная школа, и сайт «Православие.ru».
Вот, собственно говоря, помолитесь, пожалуйста, чтоб нам успеть к 2017 году, — времени-то мало осталось. А то сейчас ещё дискуссии начнут, вся разрешительная документация будет задержана, знаете, как затягивается всё. Но, с Божьей помощью, надеюсь, все-таки всё получится.
О сельском хозяйстве
— Все, что отделено от государства, в том числе Церковь, строится, все, что в государстве — разваливается. Я три раза начинал мелкий бизнес, три раза городские власти не продлевали договор, сносили бульдозером все производственное помещение. Вступление в ВТО — смерть русской деревне. Нет ли планов у РПЦ создания коопераций каких-то, — хотя бы, примитивных цехов по переработке сельскохозяйственной продукции?
— Это горький вопрос. Сельское хозяйство от Церкви не возродишь, — я сам председатель колхоза и знаю, что это такое. Дело тяжелое. Мы в 2001 году взяли совершенно «убитое» хозяйство, столько положили сил на него, — сейчас бы я сто раз подумал: делать это или нет? Тяжелая вещь — сельское хозяйство, по-настоящему тяжелое. Сейчас действительно понимаешь, почему в советское время говорили «подвиг крестьян», «подвиг сельскохозяйственных работников». Это действительно подвиг.
Каждая уборочная — это просто тихий ужас! Может, на Кубани полегче, а вот в Центральной полосе это, конечно, кошмар. Но уже такой привычный кошмар. Тяжело, тяжело, есть ведь!
Есть и Даниловском монастыре свое хозяйство, и еще где-то, но это не выход из положения.
Да, конечно, что-то надо делать со страшным бюрократическим аппаратом, который многим и многим мешает работать, но вы знаете, я бы так пессимистически не смотрел на ситуацию, хотя правда, очень тяжело.
Вот есть такой сайт, — я его все время рекламирую, хотя он, поверьте, к Сретенскому монастырю не имеет никакого отношения — «Сделано у нас». Вот в «Google» зайдите или в «Яндекс» — наберите «Сделано у нас», и найдете этот сайт, на котором обнаружите поразительно интересные вещи.
Помните, — а здесь людей из Советского Союза большинство, — помните, как когда ходили мальчишками и девчонками в кино, всё ждали «журнал» перед сеансом — «хоть бы “Фитиль” показали»… Ан нет, —опять «Новости дня» показывают: то реку в Сибири перекрыли, то завод какой—то построили, то ученые что—то там изобрели, то бомбу в акватории Тихого океана взорвали…. Такая тоска! А вот «Фитиль» — это здорово, весело, бюрократа какого-нибудь наказали, еще что-нибудь…
Так вот этот сайт, «Сделано у нас», — это новости дня, только сегодняшнего. Там рассказывается о заводах, фабриках, гидроэлектростанциях, военных объектах, научных открытиях, детсадах, производственных линиях, которые ежедневно запускаются у нас в стране.
И вот меня поражает, что этот позитив не показывается по телевизору, не освещается в других средствах массовой информации, и есть только один-единственный сайт, который сделали, просто как художественную самодеятельность. Люди, сами по себе, —ни государство, ни « Единая Россия», ни правительство их не заставляли, — сами собрались, несколько сот человек, которые просто поставили себе цель отслеживать все это в региональном интернете, собирать и всем показывать.
Действительно поразительные вещи. С огромными сложностями, преодолевая очень и очень большое количество препятствий, но люди созидают, делают, запускают…
Тяжело … Особенно сельское хозяйство… Много несправедливости и проблем, — молодежь уходит из сельского хозяйства, никто не остается практически, во всяком случае в центральной России.
О сельском хозяйстве как-нибудь особо поговорим, это больная тема, но абсолютно не катастрофическая.
Я вот вспоминаю, когда мы в 2001 году взяли хозяйство. Да… Едешь по Рязанской области, — у нас там скит просто рядышком, поэтому взяли рядом, — и вот едешь и видишь: представляете себе, процентов семьдесят земель не обработано, бурьян, ужас, … Сейчас проезжаешь, — может, я не по тем дорогам езжу, конечно, — но вообще нет необработанных земель. Или вот в Тамбов я ездил, тоже через всю Рязанскую область, увидел несколько полей, почему-то не обработанных, — видно, что они не под паром и не засеяны, но это как исключение сейчас. Во всяком случае, в центральном черноземном и не черноземном районе.
Конечно, другая ситуация в Псковской области. Но там, извините, 14 центнеров с гектара собрать, — это очень много, в советские времена за это чуть не героя соц.труда давали. А скажем, где-нибудь в Ставропольском крае или на Кубани с гектара 50-60-80 собирают. Представляете разницу, — сколько труда нужно псковскому крестьянину положить …
Но, слава Богу, мы ведь, заметьте, на всякий случай… Помните, в советское время где мы закупали хлеб? В Канаде, правильно, и в Соединенных штатах.
А сейчас мы продаем хлеб, да, и продаем немало. Поставлена была задача больше не употреблять «ножки Буша» — и птицеводство сейчас полностью наше, свиноводство тоже. Был у нас замечательный, великий министр по сельскому хозяйству, Гордеев, оценят его через какое-то время, одно за другим всё делал, — сейчас губернатор Воронежской области, — а как он вёл наше сельское хозяйство! Ой-ё-ё-й как.
Но сразу, конечно, всего не сделаешь… Сейчас есть много проблем: крупный рогатый скот, лесное животноводство… Но как-то это немножко не в нашу тему, — «батюшка увлёкся», называется, во всех смыслах …
О культуре и идеологии
— Отец Тихон, массовая культура имеет выход к людям, насаждая свои стереотипы, программируя вкусы, предпочтения у народа, апеллируя к тому, что народ требует развлечений. Культура, которую несут православные художники, поэты, режиссеры, такого выхода не имеет, — это нормально? Или чистое, доброе и светлое искусство необходимо продвигать?
— Да, вернемся снова к сельскому хозяйству, объясню почему…
Поле… если мы не будем продвигать культуру… Что такое культура, культивирование, взращивание? Если мы не будем взращивать полезные злаки, что вырастет на поле? Сорняки. Плевелы. И говорить, что давайте мы рыночные условия создадим и сорнякам, и пшенице…
Что будет в результате? Только сорняки, от пшеницы ничего не останется. Вот вам закон рынка, подсунутый нам, отвратительный, ложный, лживый насквозь.
Вы здесь почти все родители, — если рыночные отношения в воспитании детей начнете проводить, чем кончится? То же самое и здесь: всё доброе, правильное, созидательное — над этим надо трудиться, в том числе и беспощадно выпалывая злое. Беспощадно. Не будешь его выпалывать — всё зарастет.
Наше государство, к сожалению огромному моему, пошло по пути устранения себя самого от воспитания народа. От идеологии отказались, — ведь идеология у нас запрещена 13 статьей Конституции. Но свято место пусто не бывает.
Мы говорим, «рынок». В западной Европе говорят примерно то же самое, но они лукавят. Они самым серьезным образом занимаются идеологией. Самым серьезным образом все пропалывают, причем так, как нам даже не снилось — и в США, и в Европе, всюду и везде, во всех странах, которые для нас с недавних пор являются образцами. Все пропалывается, и культивируется только то, что надо государству, то, что надо обществу. Иногда это очень правильные вещи, иногда не совсем. А мы от этого устранились.
О телевидении
Вот пример: наше телевидение. Ну почему так много гадостей по телевизору показывают? Ну, казалось, уже все наелись! «Давайте нам правду!» Казалось, уже 10 лет, как все кричат: «Да, когда-то мы хотели все эти ужасы… в противовес советскому новостному телевидению, приглаживающему и лакирующему действительность». Но наелись мы даже не правдой этой, а избирательным направлением в деятельности СМИ. Только ужасное, только кошмарное. И уже, кажется, стало пошлым об этом говорить, потому что это пятьдесят раз пересказывали.
А ведь что сделали? Внедрили закон о рейтинге. Например, я человек, который хочет разместить на телевидении рекламу. А телевидение во многом живет от рекламы. Не полностью, — государство тоже оплачивает его работу, вкладывает огромные деньги, и мы с вами, налогоплательщики. Но свободные деньги — это реклама. Сколько заработали, столько и получают. Они говорят: «Слушайте, простите, но у нас рынок». И если я хочу, чтобы мою рекламу увидели как можно больше людей, я выбираю рейтинговые передачи. А рейтинговая передача — это кошмар, ужас, жестокость, насилие и разврат. Но если я поставлю рекламу своей продукции в такие передачи, то её увидят в 20 раз больше зрителей, чем если я поставлю ее в то время, когда идет православный, допустим, фильм. Понимаете, какой закон нам сделали?
То есть телевидение стало инструментом для зарабатывания денег, рыночным инструментом, что совершенно неверно. Телевидение должно быть инструментом воспитания, правильного воспитания, и внедрения, — а еще лучше сказать, утверждения базовых ценностей народа… Духовно-нравственных ценностей.
И телевидение воспитывает в худшую сторону. Мы это все видим. А должно быть наоборот. Вот пока не будет пересмотрен этот вопрос, ничего с места не сдвинется. Телевидение должно перестать быть рыночным.
К сожалению, у нас работают законы, принятые в 90-е, и как многие другие законы, принятые не нами. А очень часто — людьми из других стран, которые приезжали сюда и принимали быстренько сварганенные законы и конституции. Это наша, так сказать, священная корова, которую боятся тронуть: многие, многие законы, в том числе и экономические, были сделаны специально для нас. И мы теперь вынуждены и деньги отправлять в Америку, — государственные деньги, которые надо в западные ценные бумаги переводить. Центробанк этим занимается, на основании закона. Потому что законы такие. Все понимают — абсурдно, а закон не переплюнешь. Думаю, что эта абсурдная ситуация зашла уже слишком далеко, и вскоре это должно быть исправленным.
Об общественном телевидении
— Отец Тихон, к вопросу о телевидении — к вам, как советнику при Президенте по культуре и искусству. Вот скоро у нас должен появиться новый канал — «Общественное телевидение». Сегодня уже вовсю идет работа. Насколько сама общественность в этом участвует?
— Вопрос понятен. Я, к сожалению, ничего не знаю, что происходит с общественным телевидением. Я являюсь не советником, а членом президентского совета по культуре. Советник президента — Владимир Владимирович Толстой.
Я ничего не знаю об этом. Через несколько лет будет 500 каналов, — и я считаю, одним ничего не сделаешь. Нужна стратегия государства в области культуры, образования и воспитания. Государственная стратегия, — это то, что наш Патриарший совет по культуре выработал. Мы, естественно, не разработали стратегию, — это прерогатива государственных органов, общественных организаций, в том числе и Церкви, если её привлекут. Но мы обратились к Президенту с просьбой о создании стратегии, — как это сделали вслед за нами и творческие союзы, начиная с Союза писателей, Союза кинематографистов, и т.д., и т.п.
Это важный вопрос, но здесь одним каналом ничего не решишь, — здесь должна быть общая стратегия, как, собственно говоря, это происходит во всем мире. Возьмите американские каналы, кто был в Америке, возьмите британские, французские, — они все работают в одном направлении. Есть, конечно, кабельные каналы, но это мелочь. А вот культурная, информационная политика государства — она определяется непререкаемыми, важнейшими целями, которые даже не дискутируются. Никакие каналы не могут начинать об этом спорить, иначе они моментально превращаются в маргиналов.
О монастыре и бизнесе
— Согласны ли вы, о. Тихон, с тем, что вы церковный бизнесмен? Под защитой церковной ограды можно вести дела. А как верующему молодому человеку в миру, найти свое дело? Возможно ли это?
— Спасибо за такой высокий титул — бизнесмена. Я вам скажу, что вообще эта тема очень интересная. Как жить монастырю, например. Вот меня десантировали в Сретенский монастырь, — разрушенные здания, ужасные… На будущий год будет двадцатилетие первой службы — мы издадим, наверное, книжку. Там можно будет увидеть, что из себя представлял Сретенский монастырь, — какая здесь была разруха. Ничто кроме храма и маленького домика в ужасном аварийном состоянии нам не принадлежало.
Все надо ремонтировать. В храме ничего нет. Прежняя, так сказать община, вывернула даже розетки и лампочки, — всё, в общем, полностью.
Денег нет, ходить просить.... Как-то мне о. Иоанн сказал: зарабатывай. «А кубышка у тебя есть?» — говорит. Я спрашиваю: какая кубышка? Он прямо так и выразился... Я говорю, нет у меня никакой кубышки… «Ну а как ты будешь восстанавливать всё, священников кормить, поить... монахов..»
200 человек семинаристов шесть лет живут на полном содержании Сретенского монастыря. 200 человек! Вон в семье двое, и какая головная боль, а тут 200 здоровых ребят, — они едят как тигры, они трех быков съедают за месяц, кидаются и съедают. Это же не шутки…
Вот здесь стоят несколько, — нормальные такие, упитанные в меру. Учат их 60 преподавателей... Я не жалуюсь, я говорю просто.
Храм надо отремонтировать, детский дом у нас 100 человечков, сайт «Православие.ru», интернет-календарь православный, который съедает ой-ой-ой сколько денег... А у нас там и рекламы нет... Он же нам ни копейки не приносит, ничего кроме головной боли, а я даже не буду говорить, во сколько он нам обходится в год. Ремонты сейчас перечислять все, — в скиту мы должны что-то восстановить и т.д.
Нужны деньги, и поэтому есть два пути. Один — это приношения прихожан. Но я вам скажу, что это мало, — просто действительно мало. Вот на нашем приходе очень много людей, но то, что подают за сорокоуст и т.д., не окупает даже стоимости хора. У на клиросе, сами знаете, профессионалы. Хороший хор, но он финансово емкий, ничего не скажешь. Второй путь — благодетели, которые помогают монастырю.
Но вот я вам скажу, что это тоже вещь такая… Вот был у нас Сережа Пугачев, наш прихожанин, помогал несколько лет, но всё равно и его помощь, и помощь других — сейчас не буду перечислять, многих — составляла не больше 15 % от всего бюджета. А остальное всё мы сами зарабатывали.
Кто мы, схимники, столпники? Да нет, конечно. Кто мы такие? Братия у нас трудится, работает — и на службах, и на исповеди, и душепопечение, и преподают, и несут послушания. Все трудятся, наместник это знает лучше всех.
Но мы ещё и зарабатываем, — у нас издательство. И, кроме того, что мы исполняем послушание Святейшему Патриарху, занимаясь изданием церковных книг, мы ещё и зарабатываем деньги, и эти деньги тратятся и на строительство, и на семинарию, и на интернат, и на интернет и т.д.
Монастыри исторически в России вели так свою деятельность. Оптина зарабатывала, а Иосиф Волоцкий… Оболганный святой. Вот, мол, стяжатель — да какой он стяжатель, нищий монах! Знаете, какое у него было внутреннее кредо, установка, главный принцип? «День для труда, ночь для молитвы». Очень много было им сделано, когда был голод — открывал закрома, кормил, величайший святой был.
Так вот, он был единодушен абсолютно, кроме некоторых вопросов церковной политики, с тем же Нилом Сорским, — никогда не было противоречий, придумали их либеральные публицисты и учёные.
И в сельском хозяйстве зарабатываем, — сейчас ведь на храм нам надо, — и книжка принесла денег, и все они пойдут на храм. Мы сейчас в колхозе делаем плантации огурцов и помидоров, и тоже будем зарабатывать. И вы приносите… Шучу. Все поучаствуем. Конечно, 40 человек здоровых мужиков — чего же не заработать. Если это не в ущерб молитве, службе.
О высшей жажде
(спрашивает ребенок): У меня есть всё, что я хотел…
— Сильно! Кто из нас скажет, что у него есть всё, что хотел? Молодец!!!
…а в душе чего-то не хватает? Чего?
— Да-а-а, вот как на такой вопрос ответить… Это святой отрок говорит… Блаженны алчущие и жаждущие правды Божией, а правду Божию и Царствие будем искать внутри нас до конца жизни. Вот этого у тебя не хватает, слава Богу, что ищешь!
(Мама мальчика): Он сегодня задал мне этот вопрос, я не стала отвечать на него, и сказала, что пойдёшь к о. Тихону и спросишь…
— Это нормальное и правильное состояние христианина. Блаженны алчущие и жаждущие правды, и до конца они насытятся только на небе.
О работе для наркомана
— Можете порекомендовать православную общину, типа колхоза. Наркоман пришёл к Богу…
— Сложный вопрос, не знаю ничего. Знаю, что есть такие... В интернете надо посмотреть, или обратитесь в социальный отдел. Замечательный владыка возглавляет, владыка Пантелеимон. Там дадут несколько адресов.
О том, как проповедовать Православие
— Стоит ли гражданам заниматься борьбой с сектами?
— Как мы можем участвовать в борьбе с неправдой? Апостол об этом сказал: всегда будьте готовы ответить о вашем уповании, о нашей вере, просто и ясно. Вот я, честно говоря, написал «Несвятых святых», и для себя, и для друзей, и для всех, чтобы сказать о нашем уповании: вот так мы живем, вот такое наше упование, наш мир, а дальше вы уж сами смотрите. И мне, конечно, очень приятно получать письма из Англии, из Америки. Из протестантских общин люди пишут, — книгу перевели на много языков, три переиздания в Америке было. Пишут вот, что прочли, что поразила эта живая жизнь, пришли в православный храм, стали расспрашивать, увидели удивительного священника, приняли православие. И священник мне пишет.
Когда такие письма получаешь, это, конечно для меня, как автора, самая великая награда. Очень много отзывов. Не скажу, что сплошь такие, но мне, конечно, очень радостно.
Нужно рассказывать о себе. Вот я студентам говорю: «Ребят, если у вас есть, к примеру, друзья, которые спрашивают о православии, вы про догматическое богословие им поменьше рассказывайте. Вы рассказывайте им о том, как пришли к вере или как, если с детства верующие, в себе эту веру утвердили, какие у вас верующие друзья, преподаватели, священники. Что для вас главное в жизни, Кто для вас Христос. Пусть это будет даже отчасти незамысловато. Но это будет работать, правда Божья всегда сработает».
Всегда сработает, если сказать её с верой и искренностью. Ничего нет сильнее этого. Хотя, может, сработает не сию секунду.
Помните, если кто читал отца Серафима (Роуза), «Православие и религия будущего»? Замечательная книга, прекрасная, очень важная в наше время, если кто не прочел, прочтите обязательно.
Там есть рассказ одной монахини, которая поначалу не была православной, естественно, искала истину в восточных культах, жила какой-то совершенно нехристианской жизнью и вот однажды встретила католическую монахиню, которая, узнав обо всем этом, сказала ей просто и спокойно: «Если ты все это не бросишь, то твоя душа окажется в аду». «Как же я хохотала, потешалась над этой глупой женщиной, которая вообще дерзнула мне такое сказать, этот бред, и как же я сейчас ей благодарна», — пишет эта монахиня. Слово правды, только сказанное с любовью, с сочувствием человеку, западет в сердце и рано или поздно прорастет. Обязательно прорастет.
О детях, ушедших из Церкви
- Приходят мамочки, папы и говорят: вот мой ребенок, пятнадцать, шестнадцать лет, лет бросил ходить в храм. Известная история. Не бойтесь этого, — вы сделали то, что смогли. Может быть, не всё, — за это надо каяться, что действительно, не всё было сделано, — о что-то по милости Божьей все-таки сделали, и ребенок будет знать, куда ему возвращаться. У него всё это останется. Блудного сына мы отмечали в это воскресенье, да, — он теперь знает, где отчий дом. Он знает, куда ему вернуться, и этого уже довольно. Вы сделали, что можно, дальше — материнской, отцовской молитвой.
О счастье, как национальной идее России
— Сейчас много говорят о возрождении России и патриотизме. Какое вы видите будущее России, что такое истинный патриотизм, и какая будет национальная идея нашей страны?
— Сильный вопрос. Я сейчас как раз пишу большую статью отчасти на эту тему. Не буду предварять ее. Она, наверное, появится в «Российской Газете» в ближайшее время. Национальная идея. Вы знаете, она будет отличаться от советской идеи или от идеи дореволюционной. Но национальная идея здорового общества — это всеобщее счастье.
Вот вы знаете, в той или иной интерпретации, люди всегда выходят за свободу и за счастье, — больше ни за что выйти их не подвигнешь. Иной идеи нет. Согласен, очень часто эту идею искажают, пользуются ею. Как приманкой, наживкой. Вон, как большевики, в 1917 году только об этом и твердили: «крестьянам земля, крестьянам мир, власть народу, фабрики народу, нет войне» — и сделали все наоборот. Совершенно ясно, что обманули, но на это потянулись сердца людей.
Я не черню советское время, я сам вырос в Советском Союзе, мы знаем прекрасно и все страшные минусы, и все преступления, которые были в это время, — и в то же время мы видим, что народ преодолел и до сих пор преодолевает этот отвратительный большевизм. Параллельно с этим создавая поразительнейшие вещи. Нельзя всё чернить в истории, но вещи, несомненно, надо называть своими именами.
Вот идея стремления к всеобщему счастью, — никто ничего другого не придумает, и только мы, христиане, знаем, что это счастье наступит тогда, когда Господь в пакибытии отрет всякую слезу. Какие слова — отрет всякую слезу у человека! То есть мы даже представить этого не можем — и оскорбитель, и оскорбленный.
Помните, у Достоевского? Ребенок, который по приказу барина затравлен собаками... Этот ребенок и его мать. Если барин покаялся, то с ним как? Достоевский ставит эти проклятые вопросы, которые мы очень часто боимся себе задать? Ототрет и ту и другую слезу? Как это всеобщая справедливость и мир установятся Господом? Это непостижимо для нашего ограниченного ума, а это ведь будет. Мир ждет именно Царствие Божие.
Построение подобия Царствия Божьего на земле — это и есть цель общества. Мы, православные христиане, понимаем, что это невозможно, но общество должно в какой-то степени к этому стремиться. Стремиться к лучшему, — к справедливости, к правде и прочее. Потому что национальная идея должна так или иначе интерпретировать эту прекрасную мысль.
Какой будет эта идея? Как мы до неё дорастем? Не понятно, но обязательно будет нечто подобное.
Сейчас есть другая мысль, которая крайне искажена. Она заключается в одном слове — комфортность. Вот надо, чтобы всем было комфортно. Отвратительнейшее совершенно слово. Значит, всё только мне. Эта идея счастья одного человека. Ужасно ставить комфортность, как цель. Эта идея далека от всеобщего счастья.
Но не может русский человек, воспитанный на нашей культуре, поставить своей целью комфортность, о которой мы так часто слышим из уст самых разных людей, в том числе и занимающих высокие посты. Это, в конце концов, его отвращает.
Помните, у Островского был такой спектакль — пьеса «Лес». Актер Ильинский играл Несчастливцева, а огромный актер Филиппов играл Счастливцева, — а может и наоборот, уже не помню. И вот этот вот актер провинциальных театров, пьяница, полубомж, скитался голодный, холодный, жалованье ему не платили, обманывали его, оборванный весь. В конце концов он оказался с труппой какого-то маленького театрика в уездном городке. И вдруг встречает он свою тетку — купчиху второй гильдии, которая обрадовалась, что увидела племянничка, забрала его к себе, поселила в мезонине, дала чистую комнатку, отмыла, накормила, напоила, и он стал счастлив. Он получил эту комфортность. Стал он жить, есть, пить, кататься, как сыр в масле. И так прожил месяц, пока ему не пришла мысль: «А не удавиться ли мне?» И так его эта мысль твердо посетила, что он испугался, выпрыгнул из окошка и побежал прочь от этой комфортности своей тетушки. Вот это, кажется, очень точно подмечено драматургом нашим великим А.Островским, — это качество наших соотечественников. Комфортность никак не может быть целью, никак не может быть целью. Вот мальчик говорит: «Всё у меня есть, а чего-то не хватает». Правильный мальчик — это все та же самая тема.
О монахах-работниках
Он мне еще и записку принес. Так. Опять про бизнес, слушайте: «Как бы ваш храм не был совсем заслонен бизнесом и не превратился в бизнес и не превратился в Вавилонскую башню. Надо подбирать людей мирских для работы, а не всё делать по послушанию. Мысли после посещения Сретенского магазина».
— Ну, знаете, я бы с радостью взял бы на работу мирских людей, которые бы всё делали, с радостью. Просто я был бы счастлив. Ну, приходите, возьмитесь, сделайте. Вот я бы не из священнических дел книжки бы писал, и занимался бы службой... Вот тот, кто написал это, приходите, поставим вас сначала на небольшую должность. Не нашли мы за эти годы такого человека, не нашли.
Вот почему отец Агафадор все эти годы сам здесь крутился? И новый наместник тоже сам крутится? Почему? Да потому, что всё надо делать самому. Почитайте старцев Оптинских, настоятелей, что они пишут? Полные иронии слова о том, что им приходится быть прорабами, строителями — всё делать самим. Всё и везде. К сожалению, это так. Понятно, что и братия очень сильно помогает, но всё приходиться делать самому.
О фильмах и книге
— Должна поблагодарить Вас от имени моей сестры Февронии, которая приняла Святое Крещение после того, как посмотрела Ваш фильм «Гибель империи. Византийский урок.
— Спасибо, спасибо большое, такие слова очень важны для меня.
— Благодарю Бога и Вас, за такое служение. Ведь всего за короткий период времени я очень полюбила Печеры, Святейшего Патриарха Тихона и стала прихожанкой Донского монастыря, с особой теплотой вспоминаю Вас и дорогого батюшку Иоанна (Крестьянкина) в своих ежедневных молитвах.
— Спасибо большое, и помолитесь, пожалуйста, чтобы я не стал окончательно таким вот бизнесменом, — третий раз уже напоминают. Может, действительно так и есть, — знаете, а со стороны виднее, это тебе кажется, что ты не такой, а на самом деле превращаешься весь в какого-то…
О монархии и Романовых
— Отец Тихон, что вы думаете о возрождении монархии в России? Возможно ли это?
— Я молюсь о монархии. Это самое правильное, самое честное состояние нашей страны, ведь, по сути, она так создана, что всегда была и остается монархией, — в смысле единовластия.
Романовы, понятно, были единовластными, властителями страны. А Ленин был не единовластным? Абсолютно единовластным, пока не впал в свои тяжкие болезни, когда уже выпустил из рук руль управления государства. А Сталин что, был не единовластным? Он не был монархом? Искаженным, но монархом. А Хрущев? Захотел — кукурузу, захотел — совнархозы, абсолютный монарх! А Брежнев? То же самое. Даже последние генеральные секретари.
Черненко, вот я вспомнил, — поставили его решением политбюро, уже старый, абсолютно больной человек. Я вспоминаю, как за два дня до смерти его, кажется, выборы были. И его одели, подняли из палаты, поставили к урне голосовать, и он бросил туда свой бюллетень… И его спросили: как вы себя чувствуете? «Хорошо….» И умер через два дня. Но и при всем этом, — я не иронизирую, просто говорю, до какой степени человек болен был — и он был абсолютным монархом. А Горбачев? А Ельцин? …Не будем продолжать (зал громко смеется).
Но это качество нашей страны, ничего не сделаешь. Есть легковая машина, которая может везти одного гонщика, но она едет со скоростью 300 км в час; есть тягач, который едет со скоростью 50 км в час, везет десятки тонн. Страна наша так сделана. Она всегда будет единовластной. Поэтому абсолютная монархия для нее — естественное состояние.
Мы сейчас отмечаем 400-летие династии Романовых. 400 лет они правили страной. Сколько сделала эта семья? И как мы неблагодарны к ним. Вообще вот это качество — мы говорили о культивации тех или иных чувств, качеств и все прочая, — как у нас не культивируется чувство благодарности! А родители насколько это чувствуют, а?
Страшно чувствуют это родители. А знаете, почему? Потому что в обществе это чувство не прививается и не культивируется, а родителям кажется, что благодарность должна возникнуть сама собой. Потому что родители понимают: требовать благодарности — это верх пошлости. Правильно, но это не значит, что нельзя воспитать благодарность. А вы воспитайте благодарность к учителю, к священнику, к друзьям, которые ему помогли, к стране своей, к истории, — к Богу, конечно же, в первую очередь! Тогда и вам будут благодарны. У нас, к сожалению, этому не учат.
И вот сейчас по инициативе Патриаршего Совета по культуре мы будем отмечать это событие — 400-летие династии Романовых — в контексте именно этого чувства: благодарности этой великой семье и ее сподвижникам. Ведь они, Романовы — все, кроме Александра II, который Аляску отдал, да и то это была особая история, — приращивали землю. Ведь они создали Россию. Русь была до них, а Россию создали они. Понимаете? Индустриализация советская что, на пустом месте возникла? Николай II привел Россию к таким вершинам к 1913 году, к такой динамике развития, которая никому не снилась, в том числе, и советскому правительству. Так что благодарность этой семье — это наш долг. Вот Бог даст, закончу статью эту, опубликуем ее в одной из газет и на сайте «Православие.ru».
— После посещения вашего монастыря и прочтения ваших книг, хочется жить правильно. Очень легко на душе стало. Спасибо вам за все.
— Спасибо вам за такие слова!
Об образовании
— Уважаемый отец Тихон! Обращаюсь к вам как ректор ВУЗа. Как вы относитесь к бездумному объединению детских садов, школ и институтов? Что в этом конструктивного и позитивного?
— Имеется в виду их объединение в сельской местности?
— В Москве объединяют детские сады и школы.
— Плохо знаю.
Вообще, наша образовательная политика — одна из самых главных проблем страны! В 90-е годы нас ввели в условия действия законов, по которым мы должны интегрироваться в западное сообщество. Мы уже приняли международные законы. Вот это надо ломать. Вот что страшно. Все понимают, что болонская система — бред, а мы уперто в нее идем. И это определенные обязательства страны, которые мы приняли.
— Что же делать?
— Что делать, что делать? Требовать пересмотра, говорить, что это плохо, что это неэффективно. Что такое нынешнее образование? Литературу отменили. Вот если бы нам в советское время сказали, что возможно такое, что литература будет отменена как отдельный предмет, мы бы сказали: «Знаете что? Ругайте что угодно, власть, но бреда не надо нести». Бред вершится на наших глазах. Я скажу вам, что наши замечательные студенты феерически безграмотны. Литературу не знают вообще. История для них — просто темный лес. Нам приходится их заново учить. Мы в семинарии их заново и учим литературе: русской и западной. И они сидят, с чистыми-чистыми глазами и слышат, чуть ли не в первый раз, все эти великие имена. Вот в чем весь ужас. И троечник советский — это вундеркинд по отношению к выпускнику с золотой медалью образца 2013 года. Обычный троечник, от них же первый есмь аз. Поэтому это очень и очень важная вещь.
Вообще, сейчас, в нашем Президентском Совете по культуре, членом которого я являюсь, мы ставим и перед Президентом России, и перед Министерством образования (а у нас есть такие полномочия) важнейший вопрос о месте гуманитарных дисциплин в российском образовании. Они снижены до самых невозможных пределов. Срочным образом это надо менять. Молитесь! Я надеюсь, что это все-таки произойдет обязательно. Потому что этот абсурд не может продолжаться до бесконечности. Президентский Совет по культуре по личному поручению Президента этим занимается. Это не просто так.
Избирается некое направление в педагогической науке, оно законодательно объявляется как абсолютно верное. Когда демократы шельмуют нас и ругают, что мы против демократии, что мы как бы возрождаем советское время — ничего подобного. Сейчас и экономическая политика, и гуманитарная политика объявляются единственно верными. Есть у нас один ВУЗ, один институт, который этим занимается: «Вот мы только единственно верные и все». Да это большевизм самый настоящий! Неприкрытый большевизм в новой реинкарнации, в новой — либеральной — ипостаси к нам пришел. Безумный, страшный, разрушительный большевизм. Поэтому призываю все здравые православные силы к борьбе с большевизмом (аплодисменты).
О преподавании ОПК
— Принесли заявление из школы: «Что хочет изучать ваш ребенок: православную культуру, буддийскую, светскую…?» И там подчеркнуто карандашом, что мы должны выбрать светскую, ничего другого нет. Когда родители отдали заявление с другим выбором — хот даже «мировая культура», в школе порвали заявление, сказали: «Несите другое!»
— Да здравствует демократия! Вот вам примеры того самого демократического отношения. Нет никакой демократии! Этим учителям школы сообщено, что есть «единственно верное», и они выбирают «единственное верное». Советский Союз! Самый настоящий Советский Союз, просто под другим видом. Ширмочка с фиговым листом, которая называется у них «демократия».
О каноне на потерянную вещь
— Хочу вас поблагодарить за ваши книги. Узнала о существовании православного канона «на потерянную вещь».
— Канона такого нет, а есть правило — читать 50-й псалом. Меня не все, но многие ругали: «Это обрядоверие». — Это жизнь у нас, православных, такая! Знаем, что 50-й псалом надо читать, и все найдется.
— У меня маленький ребенок, очень много суеты в повседневной жизни. Часто теряются вещи в быту. Канон помогает всегда. Спасибо!
— Вот такие мы с вами «обрядоверы»! Люди просто не понимают, что Бог рядом, что чудеса творятся постоянно. Мы живем в этой стихии. Что мы можем с собой поделать? Ну, отрубите нам голову, вот такие мы. Есть правило: читать 50-й псалом и Символ веры в случае потери чего-либо. Сколько нас за это ругали… А вы сами попробуйте.
«Это не православно», — говорят наши либеральные православные братья и сестры. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда», «…потому что Шмеман так не велел» (хотя Шмеман был замечательным, чудесным человеком со всеми противоречивыми и сложными представлениями о Церкви).
Об уникальном пути России и оптимизме
— Многоуважаемый отец Тихон! Нам навязывают мысль об уникальном пути России.
— Думаю, я из тех, кто навязывает эту мысль.
— Но в Испании также была гражданская война, диктатура, а потом реставрация монархии. И в Нидерландах и в Англии и т. д. Как сейчас сборная Испании по футболу играет, какой детский спорт! У них нет женщин-убийц. Баски (а это как наши чеченцы) в горах тихо сидят. Король есть. А у нас во власти — коммунары, команды воров — наворовали и за границу. Боже, Царя храни! Раб Божий Андрей.
— Спасибо, Андрей за вопрос. Но все-таки особый путь России совершенно очевиден.
Это не значит, что особый путь приведет нас к счастью, безмятежному и бесконечному. Это действительно особый путь. Наш крест. Наша судьба. Наше Православие, воспринятое, слава Богу, от Византии. «Третий Рим» — это не бахвальство, но крест, который несла вся страна, весь огромный народ огромной Империи. Единственным защитником православной веры был Царь, потом — Император. Сколько мы помогали тогда и Греции, и Балканским православным странам, и арабам православным! Вот это и есть наш особый путь, в том числе, и путь «загадочной русской души».
Посмотрите: все социальные эксперименты XX-го века (кроме фашизма, пожалуй) были на нас отработаны: как мы то или это воспримем. Достоевский, славянофилы, сколько об этом говорили! Но смысл особого пути не в том, что мы какие-то исключительные, эксклюзивные, особые — ничего подобного! Мы такие, какие есть, просто другого такого народа в мире не существует. И мы прочувствовали, что есть в нас какая-то «особая стать». Тютчев сказал: «В Россию можно только верить». И это ничуть не преувеличение.
Смотрите, вот вам ответ на пессимистические взгляды. Сколько раз Россия была на краю гибели? Это просто страшно представить!
К XIV веку только мы начали освобождаться от татаро-монгольского завоевания, а тут Тамерлан! 1395 год. Сретение иконы Владимирской Божией Матери. Ведь это было просто страшно. Казалось: все, снесена страна с лица земли, государство, народ. Тамерлан, который не проиграл ни одной битвы в жизни! Он победил всех — от крестоносцев до тех же самых монголов, до султана Баязида — всех разгромил полностью. Приблизился к Москве — кажется, меньше сотни километров осталось. Все! Двадцать лет прошло после Куликовской битвы. Уничтожит Москву — значит, уничтожит всю Россию. Причем, Тамерлан — это не Тохтамыш какой-нибудь и даже не Батый. Помните у Верещагина картина в Третьяковке — «Апофеоз войны» с черепами? Это как раз про Тамерлана. Он так уходил: просто сравнял бы Москву с землей и все. Но помолились наши предки, пришли на место нынешнего Сретенского монастыря — на Кучково поле. Тамерлан устрашился, развернулся и ушел. И мало того, что ушел, — наши предки так помолились, — что он пошел громить нашего хозяина — хана Тохтамыша (мы были его данниками). Разгромил, разбил полностью его столицу на Волге — Сарай.
И потом пошел куда? — Опять наши молились, вот предки были молитвенники, — пошел и освободил Константинополь! Каким образом? Начал наше освобождение от татаро-монгольского ига, разгромив нашего хозяина, у которого мы были вассалами. А в это время Константинополь был осаждён султаном Баязидом. Он пошел на Баязида, и тому пришлось снять осаду Константинополя. Тамерлан разбил всю его громадную армию, которую все боялись, самого Баязида пленил, посадил в золотую клетку. И вот, он был у него как попугай, ездил с ним и рассказывал ему разные истории, пока в этой золотой клетке с тоски не помер. Ну, это так, к слову.
А 1612-й год? Мы недавно отмечали 400-летие окончания Смуты. Что было? — Да страшные вещи творились, которые опасно и страшно пересказывать, потому что люди соблазнятся. Бояре предали всех, все царя предали. Все присягнули Лжедмитрию, хотя прекрасно знали, что это Гришка Отрепьев — вор сбежавший, монашек. В Успенском Соборе католики служили. Уж не буду говорить о совершенно страшных вещах времён осады: как человеческое мясо ели и прочее. Духовенство почти всё царя предало! Не предал один Патриарх Иов, который был в заключении, второго Патриарха в Чудов монастырь засадили. Требовали предать — не предал, умер как мученик, священномученик Ермоген. А инокиня Марфа — мама царевича Димитрия! Привезли её из монастыря, поставили перед Гришкой Отрепьевым в царском облачении. Сказали: «Узнаёшь?» Она говорит: «Как же! Узнаю, это мой сын Димочка». А ведь сама хоронила его, убитого царевича Димитрия. Вот какой страх напал на всех, вот какое было малодушие. А всё равно Господь вывел.
А 1812-й год? — Москву захватили, сожгли. Кто сжёг? — 12 языков, во главе с Наполеоном, самим Буонапарте.
А 1941-й год? — В Химках немцы стояли.
Теперь давайте на церковную жизнь посмотрим.
Один старец рассказывал: «Когда в лагерях по 25 лет сидели, и помыслить не могли, что литургию вновь будем служить!» Никто и не сомневался, что вот он — конец света, как Отцы пишут и как в Евангелии сказано: антихрист на Престол Божий воссядет как бог, объявит войну Богу. Большевики ведь само имя Божие хотели уничтожить. Кругом поругание церквей, сатанинские символы, знаки. Началось у нас, должно было разлиться по всему миру. Этот старец говорил: «Мы даже не мыслили, что окажемся на свободе». Они тайно служили литургию, но и близко не надеялись, что будут служить Божественную литургию не свободе. Всё прошло.
Так что силен Бог! И унывать — это грех, а тем более за Бога решать: как будет, как не будет. Как Бог захочет, так и будет. Как Богу угодно.
Об инклюзивном образовании
— Мой вопрос об инклюзивном образовании. 90 лет существует отечественная коррекционная педагогика и её продуманные методы для детей с различными нарушениями. Сейчас создаются группы, где будут одновременно присутствовать дети, имеющие различные аномалии слуха, зрения, речи, интеллекта. Таких детей, имеющих аномалии, сейчас 90 процентов! А я дефектолог с тридцатилетним стажем работы. Это — крах отечественного образования, вы как думаете?
— Я не профессионал в этой области. Думаю, что такие вопросы надо непременно поднимать и всерьёз-всерьёз обсуждать. Сейчас начнётся дискуссия о нашем нынешнем образовании. Принимайте в ней участие. Это то, что мы можем и должны сделать.
О ВТО
— Отец Тихон, можно нам секундочку. Нам сказали, что этот инклюзив вводится для нашего вступления в ВТО.
— Вот в этом ужас и заключается, что законы уже приняты. Понимаете, мы не могли не вступить в ВТО, хотя и упирались долгие-долгие годы. И как сделать эти законы обратимыми? Я знаю, что в Думе есть очень сильные люди, которые пытаются сейчас это продумать. И в правительстве, в руководстве страны есть люди, которые думают, как нам избавиться от этих пут. Но мы же уже повязаны с массой международных организаций.
Это главная проблема! Большинство (не знаю, что больше, что меньше, но очень серьезная часть) наших проблем состоит в том, что нам навязаны абсолютно страшные законы. Как вот в советское время были законы против Церкви, и было невозможно что-либо сделать. Нельзя было взять и открыть храм, поскольку были законы, которые этому препятствовали. Вот и мы находимся в том же положении, только на уровне государства. Все законы приняты в интересах других стран. Это было страшное преступление.
— Моя знакомая из Ленинграда — она доктор медицинских наук, преподаватель ВУЗа, — пишет великолепные философские сказки и притчи о главных патриотических ценностях: патриотизме, совести, любви. У меня с собой ее книга. Могу принести ее после встречи.
— Приму с удовольствием и книгу, и все контактные телефоны.
— От души поздравляю с вручением Романовской премии.
— Спасибо большое!
Об «Общем деле» и антиалкогольной пропаганде
— Почему мало слышно о проекте «Общее дело»? Расскажите о планах руководителей проекта, о тех же телевизионных роликах.
— Мы сделали ролики, которые получили первые призы на международных фестивалях рекламы. Они, правда, хорошие. Мы передали их бесплатно на телевидение, но там их не показывают, поскольку они занимают рекламное время, а это огромные деньги. Мы, как смогли, на кого-то надавили, кого-то попросили, кто-то сам согласился их взять. Но у нас до сих пор не принят закон о социальной рекламе. Он давно разработан, прошел через Думу, но остановился в Общественной палате, потом где-то в Думе еще раз. Почему? — Лоббируют. Потому что, представьте себе, 10% рекламного времени мы сейчас возьмём и отнимем на социальную (в том числе на нашу очень эффективную антиалкогольную) рекламу.
В провинции эти ролики идут до сих пор, где губернатор этому способствует. А здесь у нас средства массовой информации, особенно телевидение, очень самостоятельные. За что боролись, на то и напоролись. И результат какой?
Программа работает. Слава Тебе, Господи, что привлечено внимание к этой страшной проблеме. Мы обозначили некий правильный путь. Мы не лечим алкоголиков и привычных пьяниц. Мы просто рассказываем об этой проблеме и тем, и другим, а преимущественно молодым, говорим им: «Ребята, выпиваете время от времени? Знайте только одно: минус двадцать лет. Вот 100%, что минус двадцать лет». Почему у нас мужчины живут так мало? — Наше привычное русское пьянство: мужик не в больнице, жену не гоняет целыми днями в пьяном виде, но время от времени выпивает. Причиной тут и наша генетика с татарскими, азиатскими генами, и то, что мы пьем, в основном, водку, и наш, так сказать, образ потребления алкоголя — как северные народы, мы пьем для того, чтобы напиться. Грузины вот пьют вина немножечко для того, чтобы посидеть и т.д., и генетика у них другая. Итальянцы, французы — то же самое, а мы чукчи. Вот как чукча выпьет и сразу спивается, так и мы в этом смысле чукчи. Поэтому «минус двадцать лет» — это про нас.
Мы сосредоточились в основном на законодательной деятельности. Я являюсь председателем общественного совета «РосАлкогольРегулирования». Каждый закон принимает, конечно, Государственная Дума, но мы как общественная организация в этом тоже участвуем.
Заметили, что за последние три года алкоголь перестали продавать ночью? Деткам его перестали продавать на каждом углу. Помните, фильм «Чижик-пыжик» мы делали? Был эксперимент. Детишки приходят маленькие, просят, им все продают. Сейчас уже драконовские законы ввели, вплоть до уголовного наказания. Это хорошо. Повысили акцизы на водку и пиво, на пиво вообще не было акцизов. Ввели, потому что дети спиваются. Наше направление — это подростки. Люди-алкоголики — с ними особо ничего не сделаешь. Привычный пьяница — он как был, так его и не переубедишь. Ну, что взрослым мужикам объяснять — они и так все понимают. А вот с подростками, с молодым поколением, надо работать и делать алкогольные напитки малодоступными.
Сейчас разработана концепция, подписанная Путиным два года назад, когда он был ещё премьер-министром. Я сейчас не помню точно, как она называется, смысл ее в ограничении потребления алкоголя. К 2020 году, по идее, мы должны провести ряд мероприятий, чтобы потребление алкоголя сократилось у нас в два раза. Было на 2009 год 18 литров чистого спирта на душу населения, включая женщин, стариков и детей. Это очень много. 9 литров, 8 литров признаны ООН неким пределом, после которого начинается необратимое угасание этноса. У нас 18. Здесь есть корректировка: в странах с виноградной культурой и особой генетикой — одно, для северных стран — это вообще катастрофа. Сейчас мы принимаем, в основном, законодательные меры, но надеемся, что через какое-то время прорвемся и на телевидение и в школы. Готовим для школ и высших учебных заведений специальные программы. Наши отделения — Церковно-общественного совета по защите от алкогольной угрозы и программы «Общее дело» — в провинции в очень многих местах действуют и развиваются.
Так что всё постепенно, сразу ничего не сделаешь. Рекламу запретили. Курение запретим. В общем, запрещаем, запрещаем — пусть либералы тешатся и говорят: «вот они какие, только запрещать умеют». Да, и запрещать, в том числе. Считаю, что запретительные меры — единственно эффективные в борьбе с такими явлениями, как наркомания, алкоголизм, пьянство и так далее. Иначе людям не объяснишь.
О последовательности возрождения России
— Отец Тихон, многие выдвигают мнение, что за падением монархии в 1917 году последовала деградация русского народа, то есть, что вначале нам нужно прийти к монархии, а потом...
— Нет, я считаю, что «сначала к монархии, а потом…» — неправильно. Монархию надо заслужить. Монарха, царя должен Господь послать. Не знаю, пошлет или нет. Помните, какие в моей книжке слова владыки Питирима приводятся? — Что «Дай им сейчас царя — они через неделю его снова расстреляют». Но этого, конечно, уже Господь не попустит, наверное.
Кто знает, будет или нет… Можно об этом молиться, можно желать. Конечно, Православная Церковь может существовать и в демократическом, и в либеральном, и в любом, хоть в рабовладельческом государстве — это не имеет значения. Но монархия нам, православным людям, ближе. Мы хотим, чтобы был царь, добрый, хороший. Отец народов. Хочется нам.
Об образовании и унынии
— Отец Тихон, как не поддаться унынию в связи с инклюзивным обучением?
— Я не знаю, что такое инклюзивное обучение. Но как не поддаться унынию, я вам скажу: веровать в Бога, просто в Бога веровать. И Господь управит все. Мы же живем в таком мире, который называется Церковь. Господь все управит и все приведет к лучшему, даже через тяжелейшие испытания. Это уже проверено-перепроверено. Что касается образования — да, надо сопротивляться.
— Как сопротивляться?
— Как сопротивляться? Я вам скажу, как. Капля дробит камень. Сейчас начнется дискуссия по гуманитарному образованию. Надо участвовать, писать в Администрацию Президента.
— Тех, кто не согласен, увольняют…
— Да послушайте! Если вы напишете в Администрацию Президента, вас уволят?
— Да запросто могут…
— Ну что ж, тогда и будем так… «Трус не играет в хоккей».
О «непоминающих» и патриархе Сергии
— Отец Тихон, вы упомянули о Соловецких новомучениках. Но там же были и мученики-раскольники. Что вы думаете о том времени?
— Ох… Раскольники — имеются в виду те, кто не поминал патриарха Сергия. Ну, не считаю я их особенными раскольниками, честно вам скажу. Это были люди своего времени. Наш отец Иоанн (Крестьянкин) тоже ведь был одно время последователем того, что сейчас называется «Иосифлянским расколом». И он рассказывал, как пришел в Патриаршую Церковь. Это же был огромный соблазн для православных людей — вдруг Церковь начинает поминать власти и воинства, антихристову практически власть. Подвиг патриарха Сергия — особенный, во многом сложный для понимания.
Отец Иоанн рассказывал, и не мне одному, что он не принимал Патриарха Сергия, не воспринимал. Очень его осуждал, будучи еще молодым человеком, в двадцатые где-то годы, в конце двадцатых. Иногда приходил в храм — ходить-то молиться надо было, спокойно ходили, но не причащались. И вот он рассказывал. Однажды, — я вот не помню, то ли это видение было, то ли сон, — стоит он в Богоявленском соборе, все ждут митрополита Сергия (Страгородского). Заходят иподиакона и делают проход для архиерея. «Я вижу, — говорит отец Иоанн, — что стою первым в этом проходе. Заходит митрополит Сергий, облачают его в мантию, он идет и вдруг останавливается рядом со мной. И говорит: “Ты меня осуждаешь? А я ведь каюсь”». И идёт дальше, заходит в алтарь. «И алтарь, — вспоминал о. Иоанн, — осветился просто каким-то небесным светом». Говорит, «с тех пор я понял, что, по крайней мере, нельзя судить опрометчиво».
А наш священномученик Иларион: как он почитал митрополита Сергия! Полностью понимал, что это единственное, что возможно сейчас в сложившейся ситуации сделать. Даже наши зарубежники, которые не воспринимали всё это вначале, — я это знаю не понаслышке, пришлось общаться с ними, это великое счастье было, — но и они через какое-то время поняли: а как было сохранить Церковь? Не путем предательства — нет, а путем этого вышечеловеческого великого терпения.
Не было там предателей-то особо. Были, кто стучал или еще что-либо, но такие люди, как митрополит Сергий, как патриарх Алексий, как остальные — нет, не были они, конечно, никакими предателями. Они молчали там, где можно было сказать и умереть, и это было бы для них избавление, — они тысячи раз умирали. Но они понимали: надо молчать, стиснув зубы, потому что за спиной паства, потому что люди должны причащаться, надо сохранить Церковь. Если они скажут сейчас и героически умрут, то Введенский со всеми обновленцами займет патриарший престол, и пройдет 10 лет, как вся Церковь станет обновленческой… Все! Мы даже не понимаем того, как быстро все это делается. 10 лет, и все! Все бы забыли о канонической Церкви. Не нам их судить — и тех и других, — я имею в виду даже не поминающих Патриарха Сергия.
Я вспоминаю, как владыка Василий (Родзянко) рассказывал, что после отсидки в тюрьме в Югославии он попал во Францию, где служил ныне прославленный архиепископ Иоанн (Максимович). Однажды он вдруг увидел, что за проскомидией святитель Иоанн поминал Патриарха Алексия. Владыка Василий говорит ему: «Как же так, вы что? — а он тогда был как раз зарубежнического духа, — как можно поминать всех этих большевистских архиереев?» На что святой архиепископ Иоанн ответил: «А я всегда Патриарха поминаю. И надо за них молиться, все эти политические штуки — болтовня, не обращай внимания». И владыка Василий вспоминал, что это стало для него прямо-таки изменением сознания, когда непререкаемый для него авторитет сказал именно такое.
О психологии
— Как вы относитесь к психологии и, особенно, к психологам в школе?
— Не знаю, я никогда с психологами не встречался, поэтому не могу ничего сказать.
О Григории Распутине
— Что вы думаете о Григории Распутине? Есть совершенно разные мнения по поводу его личности. Схиархимандрит Илий считал его мучеником, человеком высокой духовной жизни, и в то же время есть представители РПЦ, которые считают Распутина прельщённым. Что вы думаете?
— Отсылаю вас к мнениям его современников, — святых современников, — которые говорили о том, что он крайне противоречивый, — конечно, верующий — человек, но противоречивый. Как-то я говорил в контексте беседы об этом человеке — Григории Распутине: «Не нам, слава Тебе Господи, отдан суд». А мы пытаемся восхитить суд Божий. Это не наше дело, грешных человечков.
Есть личности, которые останутся загадкой для всех нас до самого Страшного Суда. Да, собственно говоря, до Страшного Суда останется загадкой для нас каждый человек, и мы очень много интересного узнаем о себе, наших ближних и исторических персонажах на Страшном Суде. Очень много загадочных людей. О Распутине одни святые, например, Государь и его Семья, говорили как о замечательном человеке. Другие — такие, как святая Елисавета Федоровна, — говорили, что это ужасный, страшнейший человек. Оба были его современниками. Чего нам судить? Молиться о нем мы можем. Если у вас есть расположение, если он вас поразил, молитесь о нем, конечно. Это христианская душа. А уж спасется он, не спасется, — слава Тебе Господи, — не наша с вами забота.
— У отца Николая Гурьянова были иконы Григория Ефимовича…
— Да у него были иконы, я сам видел и их и другие изображения. У отца Николая были келейницы, которые очень почитали Распутина как святого, и они эти иконы вешали. Я не знаю, насколько отец Николай сам был приверженцем того, что Григорий Распутин — святой человек. Думаю, что нет: отец Николай был человек очень трезвый. Другое дело: он говорил, что Распутин был исторически оболганным персонажем. Да мы и по истории знаем, что были, по всей видимости, какие-то доказанные вещи, которые не делают никому чести, а было и то, что является явной клеветой.
***
— Спасибо вам большое за замечательные вопросы и за то, что вы так любите нашу прекрасную, удивительную и единственную в мире Донскую обитель!
Православие.Ru
