– Наталья, семейная тема, тема детства – нередкие «гости» Ваших стихотворений. Это придает особую, уютную атмосферу Вашей поэзии. Расскажите, пожалуйста, кто из близких, родных людей повлиял на Вас больше всего в детстве, отрочестве, юности?..
Н. В.: Все. Никто отдельно, но все вместе. Так сложилось в нашей семье, что все мы «однолюбы». Бабушка с дедом прожили вместе более полувека. Мои родители – тоже. Мы с мужем – всего ничего – 33 года. Кто-то скажет «повезло», но это не совсем правильно. Совместная жизнь – это труд. Понять друг друга, поддержать, простить, наконец, – это труд. Но при наличии любви. Дед посмеивался над бабушкой, мол, вся в морщинах, а красавица – как так-то? Бабушка ругала деда за «нычки» водочки в поленнице и прочих неожиданных местах, но, к праздникам, сама ставила пузырёк на стол. «Василь, устал, вижу. Выпей, но не сильно!» Нет, алкоголиков не было в семье. Слишком уважали друг друга. Детей обожали. Жили для них. Сейчас модно рассуждать на тему «Родители – дети». В том плане, что родители тоже люди, им тоже жить хочется. Может быть это и правильно – не знаю. Если не впадать в крайности. Лично моё мнение, если кому интересно, то ребёнок должен расти в атмосфере любви. А это случается, когда родители создают эту атмосферу, любя друг друга. Детям не нужны внушения, они их не воспринимают. Им нужен пример перед глазами. Я росла именно в такой атмосфере. И детство у меня было счастливое. Всё было очень просто, очень по-людски и очень… вкусно. Наверное, потому мои стихи «пахнут» не трюфелем, а… молодой картошкой с укропом и чесночком. Прощаться тяжело. Ушла эпоха – бабушка с дедушкой. Дед пережил бабушку на несколько месяцев. Что я могу сделать? Только создать им «памятник» из слов. И нежности. Так родилось стихотворение «Она везде»…
…Ему бы спать, но он боится сна.
Приснится , что сажает чернобривцы
В домашнем платье из простого ситца
Живая и весёлая она.
И сон как жизнь, а, может, жизнь, как сон,
И время ничего уже не значит.
Забыв ладонь на голове собачьей,
Десятую за вечер курит он…
– «Сволочи», «Русские кавказцы», «Кап. Кап…» – все это названия Ваших стихотворений, в которых Вы так или иначе говорите о Грозном. Это тема, с которой связаны самые добрые и одновременно трагические моменты Вашей жизни. Скажите, что заставляет Вас время от времени мысленно возвращаться к этим воспоминаниям?
Н. В.: Уже не так больно. Я очень боялась ехать в Грозный спустя 33 года. Приехали мы с мужем туда в прошлом году. Я не знала, что в человеке столько слёз. Это какая-то машина времени. Вот представьте, что вы смотрите на балкон вашей квартиры, а там висят чужие вещи. Вы заглядываете во двор, где прошло ваше детство, а там чужие дети и люди. Нет, я могу уже об этом думать спокойнее, но говорить не хочу. Точкой стало моё стихотворение «Русские кавказцы».
…Тут был шкаф, где хранил свои акварели мальчик.
Мой отец. Под тем железным настилом.
Пожилая чеченка обнимает меня и плачет.
Ничего, – говорю ей, – ничего. Отпустило.
– Лауреат национальной литературной премии «Поэт года», победитель Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман»… Уверен, что это далеко не все Ваши награды, о которых нам известно. И, конечно, будут и новые! Можете рассказать подробнее о своих творческих достижениях?
Н. В.: Даниил, все, что вы сказали, конечно, так. Но я не горделивый человек. Награды для меня – не главное. Лучшая награда для поэта – это когда люди учат его стихи наизусть.
– В последнее время в литературе появилось понятие «Z-поэзии». Что это за явление и как Вы к этому относитесь?
Н. В.: Патриотической поэзии, как мне кажется, не стоит давать какие-то дополнительные обозначения. Она всегда была, есть и будет. Другое дело, когда группа людей целенаправленно пишет на одну и ту же тему – это попахивает популизмом. Быть патриотом – это как быть искренне-верующим. Совершенно необязательно громко об этом кричать. Это твой внутренний стержень – не вынуть. Жизнь продолжается несмотря ни на что. Есть у меня об этом…
Мы за столом «о доблестях, о славе,
о подвигах на горестной земле»…
Наш друг сидел, но словно бы не с нами.
Потрескивали угольки в золе.
Наш друг курил, курил весь долгий вечер,
наш друг смотрел в себя, а не вокруг.
Он попросил налить чего покрепче
и стопку грел не опрокинув. Вдруг,
он, оглядев уютное застолье,
натянуто в улыбку рот скривил
и тихо попросил: «Наташка, спой мне.
Верней, прочти. Но только о любви.
Но только о беседке с тусклой лампой,
о мотыльках, о жимолости спой,
спой о песчаных пляжах под Анапой
и, может быть, и я спою с тобой.»
Я пела, ну, вернее, я читала.
Мелькал в беседке мотыльковый свет,
а он сидел и в сад молчал устало.
Расцветший сад молчал ему в ответ.
– Расскажите о Вашем отношении к критике. Что Вы чувствуете, когда критикуют Ваши стихи?
Н. В.: Вопрос из двух частей. Критика – это хорошо. Профессионально, аргументированно и отстраненно указать автору на «ляпы» и недоработки – значит сделать текст лучше. Ругань – плохо. Но на ругань я внимания не обращаю. Есть у меня несколько друзей-поэтов, к чьему мнению я прислушиваюсь. Но, иногда «исправить» значит «изменить», а это уже вмешательство в процесс.
– Как Вы думаете, допустима ли в литературе обсценная лексика?
Н.В.: Хорошо сказал Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело. Существует природа. Природа не терпит бесстыдства»
Меня всегда коробит, когда я слышу, как родители разговаривают матом с детьми. Дурь несусветная, убийственная беспечность, стирание граней между возрастом, полом, полное отсутствие уважения к маленькому человеку, к его месту в семье и будущему этой семьи. Дальше морализировать не буду. В поэзии, раз уж мы называем ее «высшей формой речи», мат не приемлю, если только он не «вбит» в текст одним ударом, словно эмоциональный гвоздь, скрепивший конструкцию, как в стихотворении Маяковского «Вам!».
– Убежден, что в каждом регионе нашей необъятной страны есть свои культурные центры. Вы, как поэт, можете назвать определенный культурный центр на Кубани, некое творческое место притяжения?
Н. В.: Мне всегда приятно приезжать в Краснодар, на факультет журналистики. Меня тут слышат и понимают. Собственно, это и «притягивает» творческого человека. Я не совсем, быть может, правильно поняла вопрос о «культурном центре». Для меня это не некое строение-помещение-клуб-библиотека, а, скорее сообщество людей, с которыми интересно.
– Мы можем назвать примеры классиков русской литературы, нашедших признание за пределами своей малой Родины. Например, Виктор Иванович Лихоносов, родившийся в Сибири, но обретший славу на Кубани. Какой центр читательского внимания/любви выделяет для себя поэт Наталья Возжаева?
Н. В.: Даниил, это же очевидно. Для меня честь, что мои стихи так часто появляются на страницах любимого журнала. Знаете, не покривлю душой, если скажу, что именно «Родную Кубань» всегда читаю от корки до корки, предпочитаю бумажный вариант. Возможно потому, что многих из авторов знаю лично. Это как получать бумажные письма.
– Ваши стихи о Новороссийске пленяют своей душевной теплотой. Почему этот город занял особенное место в Вашем сердце?
Н. В.: Этот город занял особенное место в моем сердце потому, что он особенный. Я не буду вдаваться в исторические подробности – не в этом дело. Если будете в Новороссийске, то обязательно посетите мемориальный ансамбль «Малая земля», посвященный подвигу советских солдат, которые 225 дней удерживали небольшой плацдарм. Когда вы зайдете внутрь памятника, сделанного в виде носа корабля, когда вы услышите, как стучит сердце, большое, бронзовое, вделанное в стену, то… с вами что-то произойдет. Вы в какое-то мгновение почувствуете ледяной февральский норд-ост и ад, через который прошли эти совсем молодые люди, защитники города. Выйдете вы другим, не замечая мокрого от слез лица. Так все выходят. Я часто приезжаю туда утром, сажусь на траву, дышу морем и думаю. Пытаюсь представить себе, как это – при полной выкладке ухнуть с корабля в ледяную воду, сквозь штормовой прибой выбраться на сушу и … биться! Известный факт, кстати отраженный в еще одном памятнике «Взрыв», выполненным из настоящих осколков снарядов, авиабомб и мин: на каждого малоземельца пришлось 1250 килограммов смертоносного металла. И земля подо мной вся пропитана кровью этих солдат. Может потому там так много маков. Я слышала сердце Новороссийска, я чувствую и понимаю этот город. Я любуюсь его розовыми каштанами, тамариском, платанами… Столько переживший, молодой, но уже весь седой…
– В какой момент Вы понимаете, что определенное стихотворение заслуживает быть опубликованным, а другое должно быть отложено в «долгий ящик»?
Н.В.: Я бы сказала не «заслуживает быть опубликованным», а просто «заслуживает быть». Мне созвучны строки испанского поэта Леона Фелипе:
Разберите стихи на слова.
Отбросьте бубенчики рифм.
Ритм и размер.
Даже мысли отбросьте.
Провейте слова на ветру.
Если все же останется что-то –
Это и будет поэзия.
Если удалось хотя бы прикоснуться к тайне жизни, хотя бы приблизиться к возможности выразить словами невыразимое и необъяснимое, то такое стихотворение имеет право на жизнь. Рифмованных столбиков неимоверное количество, но только некоторые строки отзываются так, что долго носишь их в памяти. Как будто это была твоя мысль, но так четко и красиво ты ее сформулировать не успел – поэт это сделал за тебя.
– Откуда, на Ваш взгляд, берется поэтическое чувство в человеке: от ума, от сердца, от Бога?..
Н. В.: Можно было бы тут «завернуть» красиво, но я отвечу честно. Когда я слышу, что кто-то говорит «мне голос свыше нашептал в уши», – я не верю. Объяснить откуда берется «поэтическое чувство» я не смогу. Так же, как не смогу представить бесконечность космоса. Препарировать эти процессы мне не хочется, да и не дано. А вот работать над словом необходимо. Скульптор смотрит на кусок мрамора и знает, что сокрыто внутри. Он просто убирает лишнее. Мне кажется, что так можно было бы сказать и о поэте, но тут сложнее. Поэт может начать, простите, «за упокой», а закончить «за здравие». Строка гибка, могут открыться новые, неведомые смыслы. Но отсекать лишнее нужно.
– Наталья, Вы не раз становились участником Лихоносовских и Селезневских конференций на факультете журналистики КубГУ. Можете рассказать, как эти мероприятия откликаются в Вашем сердце?
Н. В.: Очень люблю к вам приезжать. У вас здоровая атмосфера умных, начитанных, твердых в позиции людей. Меня искренне восхищают студенты, даже несмотря на то, что в некоторых моментах я себя чувствую абсолютным профаном, особенно когда я слушаю выступление первокурсницы или третьекурсника. Думаю: «Господи, только б меня об этом не спросили! Опозорюсь же» Удивительное, свежее, юное, давно забытое чувство желания залезть под парту, когда учитель обводит взглядом класс, чтобы вызвать жертву к доске. Шутки шутками, но я получаю хороший, позитивный заряд и много новых знаний.
– Нередко предметом анализа на наших конференциях становится и Ваше творчество. Какой опыт Вы, как поэт, выносите для себя из таких обсуждений?
Н. В.: Даниил, вот Вы как-то вышли к микрофону и начали читать стихотворение. Вы замечательно это делаете. Я еще сначала подумала, что, надо же, как профессионально! И стихи интересные – надо будет узнать кто автор. И только на середине текста до меня дошло – я! Опыт… Пожалуй, возможность взгляда со стороны на свои стихи. Но я не сильно над этим задумываюсь. А вот чувство благодарности испытываю. Все же, мой космос должен быть обитаем.
– Есть какая-то определенная литература, которую Вы можете посоветовать молодым читателям для формирования духовно-нравственной основы, стержня?
Н. В.: Я скажу банальное, набившее оскомину, но не утратившее глубинного смысла: «Читайте русскую классику!» Не терять национальной идентичности, не забывать кто мы и что мы. Не питать в себе гордыню, но поддерживать гордость. Русский человек по природе своей чист, сметлив, умен и всегда открыт к получению знаний. Изучать, но не подражать всему, что чуждо нашему менталитету. Мы же все прекрасно видим уже на практике, что случилось с нашей системой образования. Но не буду распространяться на эту тему, вернусь к классике. Отличительная ее черта – это огромное количество вечных смыслов. Читая размышления автора, вы можете соглашаться или не соглашаться с ним. И то, и другое – весьма полезное упражнение для ума.
– Можете рассказать нам о первой книге, которую Вы прочитали? Что это было за произведение и как оно повлияло на Вас?
Н. В.: У нас дома была обширная библиотека. Читать меня научили рано, первая и незабвенная книга – сказки Александра Сергеевича Пушкина. Наизусть знала. Пришвин любимейший. Потом «понеслось»! Все подряд, от Чуковского до «Крейцеровой сонаты».
– Понимаю, что эта тема уже успела набить оскомину, но все же: как Вы относитесь к современным экранизациям классических литературных произведений, биографий классиков?
Н. В.: Осторожно. Людям моего возраста и старше повезло. Сейчас постараюсь объяснить. «Анна Каренина», режиссера Александра Зархи, фильм 1967 года; «Война и мир» Сергея Бондарчука, 1967 год; «Несколько дней из жизни И. И. Обломова» Никиты Михалкова, 1979 год; «Преступление и наказание» Льва Кулиджанова, 1969 год; «Идиот» Ивана Пырьева, 1958 год и многие другие фильмы того, советского периода совершенны. Надо иметь огромное уважение и любовь к первоисточнику, надо уметь понять, прочувствовать и воплотить – тогда произведение и фильм идеально гармонируют и переходят в стадию «вне времени». То же самое можно сказать и о театральных постановках. В современных экранизациях режиссеры, в попытке «я автор – я так вижу» зачастую искажают смысл, добавляют «экшена» и зрелищности – в итоге «попса». Я не смогла смотреть фильм «Натали и Александр». Не знаю, к месту тут или нет цитата из романа Гюстава Флобера «Госпожа Бовари», но приведу: «Нельзя прикасаться к идолам: их позолота остается у нас на пальцах». Конечно, это немного о другом, но все же.
– Вы часто публикуете фотографии своего прекрасного кота Касилия. Иногда он становится героем Ваших рассказов-миниатюр и даже картин знакомых художников. Чем Вас покорил хвостатый питомец и как вдохновляет на творчество?
Н. В.: У меня два питомца: Яся (карликовый шпиц, 15 лет) и Касим (2 года). Дочь принесла худого, маленького кота с улицы. На месте правого глаза была гнойная рана, котенок все время орал от боли. Две недели по врачам, операция, антибиотики и так далее. Выходили, полюбили. Как-то незаметно.
Рассказы о Касиме коротенькие, так, скорее заметки. Чем покорил? А давайте я отвечу именно одной из «заметок». Лексика снижена, конечно, но не до безобразия.
«Мой кот дурак.
Собственно, на этом можно и закончить. Но. Он совершенно очаровательный дурак. Как с этим жить? Сочетание «очаровательный дурак» и «любовь зла…» не оставляют шансов. Терпеть и любить. Этой идиотине купили ошейник. Красивый такой, с адресом и телефоном. Идиотина не втулила повышения статуса и пыталась ошейник снять. Всеми четырьмя лапами и зубами. Зубы (нижние) застряли в ремешке. Нам бы затянуть ошейник поплотнее, но боялись придушить. А надо было. В итоге кот с раззявленной пастью (нижние зубы застряли, напоминаю) носился по двору. Фрикативные согласные, при артикуляции которых артикуляторы подходят близко друг к другу, но не смыкаются полностью, в данном раскладе дали результат предсказуемый – в ротовой полости происходили турбулентные колебания воздуха, создающие заметный шум. Но ни шиша ни "мяу". "Ааааууууыыыэээ"! Поймали, придушили, покормили, разъяснили. Теперь разговариваем с Ясенькой и пытаемся объяснить собаке, что мы в ответе за тех, кого приручили. "Ну да, ну да!" – отвечает Яся. Но смотрит, как на убогих. Касим вылизывает фрак и привыкает к "бабочке". Тяжело.
P.S. Вчерашняя информация устарела. Сегодня Касим пришел "без галстука", вернее, без бабочки. Точнее, без ошейника. Из подъездного плебея не удалось сделать аристократа. Одни расходы…»
– Если проследить за Вашим авторским блогом, может сложиться впечатление, что Вы заядлый путешественник. Вспоминаются строки из Вашего стихотворения:
Дорожное
Привет-привет, а мы недалеко –
еще чуть-чуть, пустяк, подать рекой –
Ну ты поймешь. Под колесом поет
воздушный мост, ажурный, как белье:
та-дам-та-дам-тадам-дон-дигидон!
Мы проезжаем очень тихий Дон,
в нем небо спит, младенчески-румяно,
высокая трава – его охрана.
Гремящему грозит тугой камыш:
не дырынчи, мол, чуть потише, тшшш…
По жеребячьи весел и игрив,
навстречу нам табун гривастых ив.
У «скорого» прерывистый полет –
здесь интернет, любимый, «не але»…
Пространство, прошиваемое сквозь.
Пижамные ряды лесополос…
канал, протока, ерик – все вода…
Ты ближе, до тебя – рекой подать.
Можете рассказать о своей самой запоминающейся поездке?
Н. В.: Да, путешествовать я люблю. Во многих странах побывала, но, ничего удивительного не будет, если скажу, что самые запоминающиеся поездки именно по России. «Золотое кольцо» и незабываемый лед Байкала. Кстати, у меня имеется документ о том, я участвовала в экспедиции по Байкалу. Рассказать об этом кратко просто невозможно! Иркутск, Улан-Удэ, Иволгинский дацан, Ольхон, Скала Шаманка, Ушканьи острова… нет, невозможно. Это было просто потрясающе.
Озеро
Тут банька поперхнулась сизым дымом,
И в проруби пихается шуга.
Ребенку Юга так необходима
Вдруг оказалась белая тайга.
Бредешь в «берложку» по тропинке склизкой,
Восточный наигрался и затих.
Тут звезды любопытные так низко,
Что маковкой цепляешься за них.
Закрыта и всегда немногословна,
Сложив шатром ладони у лица,
Застынешь с чувством непонятным, словно
Весь мир вокруг – заснеженный дацан.
Ветрами окружен, как опоясан,
Байкал накинет снежный капюшон,
Но в миг короткий, что нежданно ясен,
Стоишь под звездным, ледяным ковшом.
Ныряет ночь бесшумной, серой нерпой
В рассвета золотую полынью.
Тайга строга и слабаков не терпит,
Но греет душу южную твою.
– Может быть, есть места в России, в которых Вы еще не были, но очень хотите посетить?
Н. В.: Конечно! Очень хочу поехать на Алтай, в Карелию, на Соловецкие острова. Пока так, но я легка на подъем.
– Понимаю, что этот вопрос может показаться довольно странным, но все же. Давайте представим, что мы вместе с читателями приехали к Вам на экскурсию в Новороссийск. Какие бы места Вы нам показали и почему?
Н. В.: Новороссийск – город-герой. Выше я уже рассказала о двух местах, где надо обязательно побывать: мемориальный комплекс «Малая земля» и памятник «Взрыв». Набережная имени Адмирала Серебрякова – это еще семь километров рассказов. Далее, сомневаюсь, что нам хватило бы дня посмотреть остальное. Рассказывать о городе я могу долго. Так всегда получается, когда любишь.
– Какой вопрос Вы бы хотели задать самой себе?
Н. В.: Вопросов к себе, Даниил, у меня нет. А вот пожелания есть. Я не хочу скатываться в бездну ненависти. Остаться Человеком при любых обстоятельствах – вот чего себе желаю.
– Это вопрос, ответ на который всегда будет интересовать Ваших преданных читателей: можете, пожалуйста, поделиться с нами творческими планами на будущее?
Н. В.: Ну какие еще могут быть «творческие планы» у пишущего человека, кроме работы над новым сборником? Вот я и работаю.
– Большое спасибо за интересную беседу, желаем Вам успехов!
