Мой приятель скинхед

Замечательные люди смертны, но эхо судеб их звучит сквозь десятилетия и столетия. Про замечательных людей говорят пафосные речи на торжественных собраниях, пишут книги, снимают передачи. Рома Брякин был другого сорта человеком. Вряд ли его кто-то будет долгие годы сердечно поминать, кроме родителей. В его честь не назовут улицу или мост, не прикрепят памятную табличку на десятиэтажке, где он жил.

Мое знакомство с Ромой произошло в институте. Он подошел ко мне на вступительных экзаменах и протянул ладонь для рукопожатия:

- Привет, меня зовут Рома! А тебя как?

Нашлись общие темы для разговоров. Я стал часто бывать у Брякина дома. Отец его служил крупным чином в милиции, мать - тоже в органах. Видимо, взятки родичи брали регулярно - квартира была обставлена довольно роскошно. Что меня особенно поразило, так это пол с подогревом в туалете. Живут же люди. Не сравнить с моим туалетом, где я до сих пор не осмелился отковырять советскую плитку и приклеить новую.

Рома был такой веселый, легкомысленный мажор. Когда родители уезжали на дачу или на курорт, у него собиралась почти вся наша студенческая группа. Мы пили вино, курили и ржали как кони. Девочки пытались завязаться с Ромой. Курочкам хотелось жить в квартире с теплым полом.

Особо настойчиво Рому окучивала Валя. Белокурая, с излишне длинным носом, но с неплохими ляжками. Все ее попытки оказались безуспешными, ведь Рома осознавал цену своему комфортному существованию и не спешил разделить его с первой попавшейся дурой. Валя до сих пор не вышла замуж, как мне известно.

Первый год института - чудесное время жизни. Беззаботные первокурсники - уже не дети, но еще не взрослые. Вся жизнь впереди. Веселись и прикалывайся.

Но однажды случилось у Ромы преображение, после которого он резко изменился.

- Здорово, теперь я борец за чистоту белой расы.

Пучеглазый Рома стоял передо мной в институтском коридоре - обритый наголо, в подвернутых джинсах и армейских ботинках с белыми шнурками. Вместо легкой шелковой сорочки на нем красовалась футболка с надписью "Я русский". Непривычно было видеть этого заядлого весельчака с новым, чрезмерно серьезным, даже хмурым выражением лица.

С тех пор никакого вина и девочек. Рома-скинхед стал регулярно снабжать меня длинными газетными портянками, издаваемыми Ультранациональной партией. В лице вождя этой партии, забавного пожилого шизофреника, Рома обрел духовного учителя, открывшего тайну человечества.

Однажды Рома подтянул меня на Русский марш, оказавшийся восхитительным действом. Колонна пацанов и девчат с окраины шагает по проспекту и кричит лозунги за здоровье русской нации и за возрождение России. Молодые, русские, злые. Дуновение свежего воздуха, очищение мозгов от фальши политкорректности. За это шествие я благодарен Роме. С тех пор я каждый год прихожу на Русский марш, чтобы подзарядиться энергией.

Но скинхедский пэтэушный угар Брякина меня не поразил. Я за русскую тему, но не в такой упрощенной, примитивной форме. Мне ближе тонкая, красивая мечта. Рома говорил, что ради спасения России все русские люди должны беспрекословно подчиниться шизофреническому вождю Ультранациональной партии. Я терпеть не могу, когда предлагают отключить свои мозги и доверить кому-то право думать и решать за меня. Если я ничего не знаю, то откуда фюрер знает?

Все больше и больше возникало противоречий между мной и Ромой. Все меньше и меньше понимали мы друг друга.

Потом Рома вошел в фанатскую тусовку. В среду крутых ребят, орущих и машущих флагами на стадионах во время футбольных матчей. Брякина отчислили из института за прогулы. Даже в нашем провинциальном недовузе, где, в принципе, больших мозгов не требуется, сил у пацана на учебу не хватило. И тут наши пути совсем разошлись.

Я окончил вуз, сменил много работ и женщин, стал циничным и желчным. И совсем забыл про существование Ромы. Ну был такой человек, да сплыл. Но спустя пять лет, как я уже не студент, на мою электронную почту пришло сообщение: "Привет, это Рома Брякин. Давно не виделись. Может, пересечемся?" Я написал в ответ: "Давай". Интересно же, как сложилась судьба у приятеля студенческой поры.

И вот сидим в кофейне. Я пью свой любимый кофе капучино. Напротив меня - возмужавший, огрубевший, странно покашливающий Рома ест бутерброд, запивая чаем.

- Я недавно откинулся, - рассказывает Рома. - Взяли нас за таджиков. Мы играли в национальную революцию. С ножами и топорами. В этом был азарт и кайф. Таджиков убивать не хотели, планировали порезать только. Но не рассчитали свои силы. Самые ярые из наших сели пожизненно. Я, благодаря бате, на днях условно-досрочно вышел.

- Ничего себе. И как ты планируешь жить дальше?

- Работать, наверное. Надо как-то выправляться. А ты как поживаешь? Женился, дети поди?

- Рано еще, погулять хочется, Ром. Да, и, честно говоря, лень. Брак - это нервные и финансовые затраты, необходимость привыкать к новому человеку. Я сам сейчас будто камень падаю вниз, а если еще и семейный хомут надеть на шею, то не подняться мне после нынешнего падения никогда.

- А я сейчас думаю - лучше бы на Вальке носастой тогда женился, которая за мной ухлестывала, помнишь ее?

- Конечно помню. Так набери ей, она вроде бы одна.

- Наберу. Только вряд ли ей убийца нужен.

Увы, мне нечего было сказать Роме. Не хотелось его успокаивать. Черствею с каждым годом - ни слез, ни жалости, даже когда они вроде бы нужны.

Прошло несколько недель. Я переругался с очередной попутчицей по имени Оля. Мы оказались чужими друг другу. Я даже немного обрадовался разводу. Теперь я мог свободно ехать на заработки в Питер - к другу, который держит охранную фирму под вывеской казачьей дружины.

Когда я уже вовсю осваивался в северной столице, мне позвонил отец Брякина:

- Здравствуй, Константин. Тебя беспокоит отец Ромы. Знаешь, у нас трагедия. Рома погиб. Он говорил после отсидки, что ты его единственный друг. Похороны завтра, приходи.

- Здравствуйте, искренне соболезную, но... Новосибирск - это глухая провинция, денег я там не нашел. Потому уехал в Питер на заработки. На похороны не успею. Но, когда вернусь домой, обязательно загляну к вам.

- Хорошо, буду ждать. Очень хочется тебя увидеть. Слушай, а может быть тебя это, сюда, в ментовку пристроить?

- Нет, спасибо. Вряд ли я буду уместен для полицейской формы.

Как оказалось, Рома выпрыгнул из окна. Ступил на подоконник - и выпорхнул с седьмого этажа в открытое пространство. Наверное, с тем же усталым, тяжелым взглядом, каким смотрел он на нашей последней встрече.

Это был его первый и последний полет. Так закончил свой путь Рома Брякин, сибирский мажор и недоучившийся студент. Легкий на подъем парень. И хладнокровный убийца.

Одного чувака из нашего поколения не стало. А я пока еще живой.