Консолидирующая страну идеология и такая категория, как образы желаемого будущего, – не тождественные понятия. Да, любая идеология включает в себя ценности и цели, а также, если оказывается завершённой, аксиологическую систему, политическую и экономическую модели.
В отличие от аксиологической основы политическая и экономическая модели могут относиться как к идеальному будущему, так и в качестве реалистичного оптимума для сегодняшнего или ближайшего завтрашнего дня. То же касается и целей, в которых за основу берётся некий желаемый образ будущего.
Разница между объединяющей нацию идеологией и конструируемым образом желаемого будущего заключается в том, что первая ориентирована на объединение общества сегодня, а образы будущего могут соответствовать интересам одной части социума и противоречить интересам другой его части.
Политическая идеология становится таковой не тогда, когда она соответствует увлечениям и вкусам лидеров, элит и интеллектуалов, — а только тогда, когда оказывается способна оказывать существенное и долговременное воздействие на поведение масс. Она выполняет, среди прочего, функцию оправдания действия, но это лишь третья из её функций, следующая за функцией познания реальности и ориентации действия: и элит, и масс.
Определяющий момент для идеологии: способна ли она оказывать влияние на поведение масс и политических сил. И типов этого воздействия, в общем-то, немного. Располагаются они в первую очередь по двум шкалам: активизирующее – сдерживающее с одной стороны и рационализирующее – эмоционально-ориентированное — с другой. Что может выливаться в мобилизующее воздействие, упорядочивающее, сдерживающее, организующее, расковывающее, объединяющее, атомизирующее и т.д., причём ориентировать как на индивидуальные, так и на коллективные формы политического действия.
Если вести речь об идеологии, способной сплотить нацию в данный момент, — то по определению это будет национализм. Разумеется, в его классическом, а не экстремальном состоянии.
Если речь идёт о том, какие образы желаемого будущего мы начинаем конструировать, то мы неизбежно оказываемся на некой развилке между тем, что мы считаем близким нашим сегодняшним симпатиям, и тем, что реально рождается из сегодняшнего цивилизационного состояния. Причём здесь проявляется несколько новых форматных дилемм.
Национализм – это идеология единства Нации, основным лозунгом которой становятся слова: «Да здравствует Нация!». Но не в смысле: «Долой инородцев!», а в смысле: «Долой аристократов и попов!» При этом «мы все (французы, итальянцы, немцы, англичане и т.д.)» — оказываемся с другой стороны баррикад. То, что потом нация социально дифференцируется на имущих и неимущих, работодателей и наёмных работников, то есть – капиталистов и рабочих, – это её будущая судьба и будущие проблемы национализма как идеологии. Но в основе своей – это именно единство «непривилегированных» – то есть, «Единство Равных». Во всяком случае – единство юридически равных. Националист не может принять идею монархии – потому что не может принять приоритета монархического суверенитета над идеей нации. Националист не может принять власть и привилегированное положение церкви – потому что не может принять приоритет наднационального, каким является божественное, над национальным. Националист не может принять ценности и самозначимости обычая и традиции – потому что отражает национальный экономический интерес и приоритет Разума, как высшего абсолюта. Националист не может принять и сохранить сословность – потому что она ставит под вопрос принцип Нации как единства юридически равных.
Существует мнение, высказанное относительно недавно И. Валлерстайном, что к середине XXI века в России утвердится и возобладает идеология национализма. Причём главной культовой фигурой этой идеологии станет Ленин, которого философ рассматривает, определённым образом это мотивируя, как реального воплотителя классического русского национализма именно в том смысле, о котором шла речь выше.
Если мы говорим о положительных образах будущего, то должно понимать: образов таких может быть много. И нужно разобраться: это тот образ, который нравится нам, или это образ того будущего, которое вытекает из нынешних тенденций развития? Наконец, возникает и следующий вопрос: этот образ цивилизационного будущего кажется неизбежным не с точки зрения текущих тенденций, а с точки зрения самого хода цивилизационного развития? (Под «цивилизацией» мы здесь понимаем не метафоры Данилевского, а определённый общий этап развития человечества, который, обладая едиными универсальными чертами, тем не менее, может достаточно сильно разниться в разных национальных условиях.)
Ещё раз: для того, чтобы политическая идеология состоялась в своём функциональном значении, в частности – в своей мобилизационной функции, она должна соответствовать утвердившимся либо нарождающимся доминантам общественных настроений.
Почти бессмысленно пытаться выстроить подобную идеологию на основе умственных конструктов уже существующих интеллектуальных групп: каждая из них будет настаивать на верности своего подхода, а попытки найти объединяющее начало преимущественно приведут к выхолащиванию наиболее значимых элементов каждого. Но важнее другое: эти конструкты не могут быть трансформированы в реальную политическую идеологию именно потому, что они в той или иной мере экзотичны, не соответствуют, как правило, значимым вызревающим ожиданиям социума.
Нужно признать, что:
а) набор доктрин, обладающих качествами идеологии, вообще в мире достаточно ограничен. В конечном счёте – это те же либерализм, коммунизм, консерватизм, национализм в их известных всем исторических воплощениях. Причём это есть не результат отсутствия чьей-либо политической фантазии, а продукт исторического формирования четырёх основных верификационно-интерпретационных моделей исторического и политического развития;
б) идеология должна решать не задачи удовлетворения политических симпатий авторов, а задачи исторического цивилизационного развития общества.
Политическая идеология – это не набор предпочтений и лозунгов: это мировоззренческий выбор, реализуемый в действии.
Идеология — это не пропагандистская доктрина. Идеология – это цели и ценности. Или точнее – ценности и цели. В отличие, кстати, от религии, включающей в себя именно ценности, но не цели переустройства реального социально-экономического мира.
Значимым фактором объединения является общее видение прошлого, но прошлое несёт в себе и свои конфликты, деактуализировать которые может только ярко мотивирующий образ будущего, соединяющийся с вызревающими сегодня значимыми предпочтениями настоящего. Разговор о будущем обостряется обычно в условиях больших межцивилизационных переходов. Эпоха классических утопий родилась при переходе от аграрного общества к индустриальному обществу. Последние три четверти века цивилизация оказалась на рубеже перехода от индустриального общества к постиндустриальному, то есть обществу, которое может задействовать в производственном процессе на порядки меньшую часть рабочих ресурсов в сравнении с прежними условиями.
Возникает выбор: между «Обществом Потребления» и «Обществом Познания и Созидания». В Обществе Потребления высвободившиеся из материального производства люди либо получают некую форму гарантированного дохода без участия в полезной деятельности, либо используются в сфере обслуживания потребления. В Обществе Познания высвободившиеся люди сосредотачиваются на научной работе, поисковых исследованиях, художественном творчестве и т.д.
В первом случае стимулом развития остаётся потребление, а поскольку оно оказывается гарантированным – то в итоге развитие лишается стимула. Во втором случае стимулом развития становится сам процесс познания, удовлетворения от познания мира и творческой деятельности по его преобразованию.
Отсюда, выбирая и формулируя желательные образы будущего, причём обозначая поле между реально возможным и идеально желаемым, мы должны определиться с несколькими форматными дилеммами разного уровня:
— между Обществом Потребления и Обществом Познания и Созидания;
— между Обществом, подчинённым диктату действующих тенденций, и Обществом, создающим Новую Надежду;
— между Обществом доминирования в человеке биологического и Обществом доминирования социального;
— между Обществом, подчинённым инерционности, и Обществом, подчиняющим себе прорывное развитие.
В зависимости от того, каким оказывается выбор, соответствующими оказываются и политический режим функционирования, и политическая форма этого общества.
В случае, если речь идёт об обществе, действующем в парадигме существующих тенденций и ценностей, ориентированном на удовлетворение равномерно возрастающего потребления, что выступает главной задачей и ценностью общества, – оно нуждается в умеренно-демократическом режиме при традиционных для современных западных стран формах соревновательной политической демократии.
В случае, если речь идёт об обществе, уходящем от доминанты постоянства, точнее – переформатирующем постоянство из понимаемого как минимизация крупных изменений – в постоянство стабильного ускорения развития, то оно нуждается в форсированно-целевом политическом режиме, для которого доминантой является не приоритет прав и права, а приоритет целей и эффективности. Его политическая форма строится под сферы решения проектных задач и носит характер организации управления крупным стратегическим проектом.
Нужно ответить на такие вопросы по образу нашего будущего.
Это должно быть общество, в котором доминирует обычай и постоянство – или это должно быть общество, в котором на место постоянства приходит прорывное развитие или даже постоянный прорыв?
Это должно быть общество, в котором главной ценностью является возможность растущего потребления – или общество, где главной ценностью становится стремление человека к познанию и открытию нового?
Это должно быть общество, в котором человек будет работать только тогда и потому, что это выгодно – или общество, в котором ему будет работать интересно?
Это должно быть общество, которое живёт и развивается так, как жило и развивалось столетиями – или общество, которое само решает, по каким законам ему жить, сохранять или менять русло своего развития?
До начала Нового Времени мы имеем цивилизацию, существующую в состоянии постоянства без резких рывков в развитии. Первым изломом этой «кривой постоянства» становится Английская революция. Кривая начинает изгибаться вверх. Потом – Французская революция, ещё резче поворачивающая эту кривую. Великая Октябрьская социалистическая революция, потрясшая весь мир, означает вертикальный перелом кривой развития «цивилизации постоянства» к «цивилизации прорыва». И затем этот вертикальный порыв прерывается, как полёт комической ракеты, у которой на взлёте отказал двигатель. В какой-то момент сбилась подача топлива, ракета начинает падать. Кривая цивилизационного взлёта обернулась цивилизационным падением: не просто поражением коммунизма и СССР, а запуском механизма исторического регресса.
С точки зрения преодоления регресса и возврата к восходящему развитию встают следующие вопросы. Первое – чего мы хотим. Тут есть несколько развилок. Мы хотим общество, которое будет развиваться в соответствии с существующими тенденциями, или общество, для которого мы сможем создать условия для развития по его собственным законам? Мы хотим общество, которое будет посвящать себя материальному сверхпотреблению, либо мы хотим общество, в котором ценностью общественного поведения будет стремление к созиданию и познанию?
Здесь возникает следующий вопрос – каким группам социума интересно бесконечное познание, а каким не интересно? И как должны быть организованы группы, которые делают такой выбор, и как должны строиться их отношения с теми, кто предпочитает выбор противоположный.
Отсюда вытекают два положения о видении будущей государственной организации. Государство или общественная постполитическая организация, которая будет существовать, когда это состояние будет достигнуто, – это одно. Государственная общественная организация, которая возникнет по пути к этому обществу, – это другое.
С этой точки зрения то, что видится как постполитическая организация общества созидания и познания, – это общество всеобщего участия, что сейчас уже достаточно легко осуществить, благодаря интернет-технологиям. Это общество, где существует коллегиальный Мировой Совет, принимающий решения по мере актуализации тех или иных проблем, состоящий из избранных в него специалистов в своих сферах. Причём две трети в нём занимают учителя и врачи, как две основные специальности, создающие человека как личность и гарантирующих его развитие и здоровье. Это общество, в котором стремление к труду является основным латентным образцом, а стремление к созиданию и познанию является основным адаптивным механизмом. Интеграция такого социума становится целью общественного развития.
Однако это состояние не может быть достигнуто сразу. Если говорить о том состоянии, которое должно быть по пути к этой цели, назовём его этапом Большого Перехода, – это тоже отчасти корпоративная организация, творчески-корпоративная, по типу организации деятельности в атомном и космическом проектах (Курчатов, Королёв). Условно говоря, это сети, подчинённые генеральным конструкторам при неком общем политически координирующем руководстве.
В этой организации созидательного процесса переходного этапа просматривается наследование трём Великим созидательным Проектам послевоенного периода: проекту «Космос», проекту «Атом», проекту «Преобразование природы». «Космос» — познание внешнего мира, выход во внешний мир. «Атом» – познание микромира, «Преобразование природы» – изменение окружающего мира. По сути, тогда рождалась политико-философская ценностная основа будущего устройства мира, общества, где самое главное и интересное для человека – это Познание и Преобразование. В этом отношении образ общества и социальная структура – это общество созидателей, общество творцов, в котором есть определённое профессиональное деление, но нет социально-классового деления.
И здесь тоже стоит проблема выбора. Что мы хотим создать:
— Страну, производящую научные знания и на их основе обеспечивающую функционирование своего производства, или страну, поставляющую сырьё и зависимую от чужих технологий.
— Страну, основанную на всеобщем участии и общественном самоуправлении, или страну, опекаемую «Железной пятой», сто лет назад описанной Джеком Лондоном. И хорошо ещё, если «пятой» своей, отечественной.
— Страну, где человек ни от чего не получает большего наслаждения, чем от любимой работы, или страну, где он ни от чего не получает большего наслаждения, чем от счёта в зарубежном банке и поездки на заграничный курорт.
Чтобы сделать очевидный выбор, важно понимать, что для его обеспечения потребуется в первую очередь — развитие отраслей, обеспечивающих научно-технический прогресс, приоритетное развитие фундаментальной науки и технолого-производящих направлений, параллельной реконструкции существующих производств на тех технологиях, которыми располагают отрасли, остающиеся лидерами в технологической сфере, и тех технологиях, которые удаётся получить извне.
Причём в любом случае центральным здесь будет вопрос именно создания производства, в котором всё, что не требует самостоятельного решения – отходит технике. Всё, что требует таких решений, – остаётся человеку.
С одной стороны – здесь стоит задача освобождения человека от неинтересного труда, с другой – его использование там, где наибольшую отдачу могут дать именно его творческие способности и потенциал выработки нестандартных решений.
При этом стоит вопрос и о собственно технологической реконструкции.
В этом отношении сам социум будущего можно как принцип и явление определить через три упомянутые момента: на первом уровне это собственно признание обществом ответственности за условия развития человека, на втором – общественное признание человека не только объектом заботы, но субъектом и самоценностью социума, наконец, на третьем – исторически доступное воплощение общества саморазвития и возвышения человека.
В научном смысле это не строй, не политическая система, это принцип отношения общества к человеку. Но как принцип, воплощённый в конкретном общественном устройстве, он может рассматриваться и как определённый тип этого устройства.
Модель экономики здесь естественная, отчасти сохраняющая варианты социального предпринимательства, т.е. когда человек частным образом занимается некой экономической деятельностью не потому, что хочет получения прибыли, а потому, что это ему интересно. Например, интересно опубликовать книги, которые сейчас не опубликованы. Подобные виды социальной предпринимательской деятельности, скорее всего, останутся. В остальном, чтобы не пугаться понятия «плановая экономика», можно отметить, что речь идёт о пострыночной экономике. Потому что рынок и план – это не две альтернативные линии развития. Рынок – это одна фаза, «фаза парусного судоходства», план – это другая фаза, «фаза пароходства». План – это учёт требований спроса и предложения на глубину перспективы.
И в этом отношении социум будущего предполагает:
- признание человека субъектом и в качестве гарантий такового требует гарантии права человека на участие в делах социума, причём не только в смысле формального права отправлять некие электоральные процедуры, а в качестве гарантий реальной возможности "знать обо всём и обо всём судить обоснованно";
- но это же признание требует гарантий права не только на политическое участие, но и на творческое содействие, т. е. гарантии не только на формирование в качестве элемента совокупной рабочей силы, но в качестве права на её развитие и совершенствование, права на творческое соучастие, выдвижение и осуществление своих творческих проектов;
- и в дальнейшем его развитии – гарантии права человека на развитие, поскольку общество видит его как цель своего становления и принимает на себя обязательства по созданию условий возвышения человека.
Что этому мешает? Крупные группы, ориентированные на приоритет обогащения, который ставится ими выше развития. «Массовый сытый человек», т.е. обкормленный человек. Мешает массовая культура, когда огромная масса людей получила доступ к высоким достижениям культуры, но не может её освоить. Мешает бюрократизация и мертвенная формализация государственной работы. Мешает ориентация власти на массового потребителя и на развитие установки повышения потребления.
Но сегодня задача на порядок сложнее: мешает действие механизма социального и исторического регресса, и встаёт вопрос, как его обратить вспять, и как надо заново выстраивать механизм социального прогресса. При этом нужно учитывать, что есть два понимания прогресса. Одно – постмодернистское, где прогресс – это любое изменение, когда под прогрессом начинает пониматься разрушение даже не отжившего, а просто существующего, в частности – всех и всяческих запретов, самой культуры и самой цивилизации, суть которых – именно в существовании запретов. Другое понимание прогресса как линии восхождения человека в его развитии, в развитии его способностей как созидателя и творца.
Главное же, что мешает – боязнь напряжения и прорыва. У Большой тройки советских писателей-футурологов: Стругацких, Ефремова, Казанцева — в конце 1960-х гг. появляется серия предупреждающих негативных прогнозов. Они исходили из того, что движение в будущее и само будущее – не лишены проблем и противоречий. Они предупреждали: путь сложен, но если вы испугаетесь этих препятствий и этих противоречий, то будете обречённо ходить по кругу в испугавшихся будущего «проклятых мирах». И оказались правы: отказавшись от установки жить в Обществе Познания и Созидания в пользу мира нарастающего потребления, социум открыл ворота собственной деградации и к концу 80-х гг. эту деградацию закрепил и углубил.
Вопрос в том, испугается ли прорыва социум сегодня и продолжит довольствоваться сытой и спокойной жизнью или не испугается?
И ещё один очень важный момент. Политические идеологии, как единство ценностей и целей, появляются в эпоху упадка религии. При всей важности последних как стадий и форм развития человеческого представления о мире, религии предполагают видение мира как детерминированного и предопределённого. В эпоху Великих географических открытий и учения Коперника («Колумбово-коперниковский мир») новая человеческая практика рождает представление, что человек, если задумается, может ходить против ветра – используя силу ветра. Иными словами, что мир не детерминирован, что человек является хозяином мира, а не мир – хозяином человека. Здесь и рождаются фундаментальные конструкции целеполагания будущего.
Прийти к будущему можно, только отказавшись от двух вещей. Первое – от рыночной экономики, осознав её исчерпание как частного формата представления о детерминированности мира. Второе – от тех или иных доктрин, построенных на признании детерминированности мира теми или иными трансцендентными внешними силами.
То есть, в этом плане, общество будущего, как и стремление к нему, означает и требует как минимум двух особых гарантий:
- гарантии возможности развития самих потребностей и способностей человека, тогда как в начальной простой форме гуманизм требовал лишь гарантии удовлетворения непосредственно имеющихся потребностей, признавая их абсолютными в их наличном виде (отсюда – псевдогуманистические требования признания права человека на любую форму искажения его человечности, от права на наркоманию и гомосексуализм до права на самоубийство);
- гарантии реализации творческой потребности человека, создание адекватных средств, требующихся для удовлетворения такой потребности, т. е. проведение коренной реконструкции производства, оставляющей за человеком виды деятельности, требующие исключительно творческого, эвристического труда, при передаче простых и рутинных видов деятельности современной технике.
Отсюда создание общества будущего, в его относительно развёрнутом понимании, означает не только возвышение социальности от свойственного социал-демократии акцента на совершенствование распределения и потребления, до развёрнутого вида социальности с акцентом на совершенствование производства и творчества, но и возвышение гуманизма от признания самоценности данного состояния человека до признания самоценностью его возвышающего творческого развития.
