Совсем недавно, по историческим меркам, т.е. во второй половине 1990-х гг. демократические журналюги от души веселились над одним из высказываний Геннадия Зюганова, главного тогда жупела для всей либеральной масс-медиа. А сказал тогда Геннадий Андреевич вполне объективную вещь, хотя, и несколько косноязычно. Не дословно, но звучало это примерно так: «Наш народ смирён и незлобив. За свою тысячелетнюю историю он больше девятисот из них провел в боях и походах…».
Смех либеральной журналистики был тем более неуместен, что, по сути, так примерно и обстояло дело, и неважно, насколько Г.А. Зюганов был компетентен в качестве военного историка.
Тот бы уточнил, что древность нашего русского славянского народа Геннадий Андреевич занизил как минимум на несколько столетий – к примеру, готский историк Иордан рассказывает о войнах своего народа во II веке н.э. с «гнусными» народами антов, склавинов и венедов, являвшихся, по данным ученого гота, ветвями единого славянского народа.
Спустя несколько столетий византийский историк приводит гордый ответ славянского вождя Добряты (удивительно подходящее имя!!!) аварскому кагану на требование принять его подданство - «Не чужие племена землей нашей, а мы чужими землями искусны владеть!». Так что бредовую «норманнскую» теорию о создании Русского государства неким «шведским племенем русь», выдуманную в начале XVIII в. Байером и Миллером (кстати, даже не знавшими русского языка!), мы трогать сейчас не будем – хотя ее еще в те же годы М. В. Ломоносов разоблачил.
Я не стал бы вообще задевать этой темы, если бы в последние годы не появились бы писаки (от неуважаемых совсем, до вполне маститых, вроде М. Веллера, или О. Бузины), утверждающих, что Русь началась с ее завоевания викингами, и те, соответственно, столетиями правили и рулили всеми деяниями нашего народа – и разумеется, вели и агрессивные войны, и оборонительные, защищая от разномастного супостата своих холопишек и рабишек, русских славян. Что является, самое мягкое, полнейшей неправдой. Первые скандинавы-воины, документально зафиксированы на Русской земле лишь во времена Ярослава Мудрого (и их же сагами, и нашими летописями, да и свидетельствами византийских хронистов).
Так что, учитывая абсурдность «норманнской» версии, и с учетом того, что врагов со всех сторон у нас всегда хватало, приходится признать самое очевидное: защита Руси была испокон веков делом, в первую очередь, всего же ее населения. Причем независимо от сословной принадлежности каждого, да и этнической тоже. И если западное, восточное и южное порубежье вместе отстаивали живущие рядом славянин, балт, финно-угр или тюрок, то и в повседневной мирной жизни они не только уживались друг с другом, но и вступали в родственные связи. Впрочем, и в походах на соседей, даже отдаленных, все они выступали заедино. Как свидетельствует «Повесть временных лет», уже в походе Олега на Царьград в 907 году участвовал целый «интернационал» : «варягов (т.е. южнобалтийских славян), и славян ( в данном случае – новгородцев), и чуди, и кривичей, и мерю (финское племя, ассимилированное славянами), и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов ( это не балканские, а прикарпатские, т.н «белые хорваты»)».
Да, сейчас появились историки (и еще больше, беллетристы от истории), утверждающие, что военное дело было сферой исключительно воинов-профессионалов: князей, бояр и их дружинников. А прочие сословия, соответственно, пахали землю, занимались ремеслом, вели торговлю, или исполнение религиозных служб, а к оружию и прикоснуться боялись. Дескать, не по чину: ибо «лучше плохо исполнять свою службу, чем хорошо – чужую». Это утверждают авторы, считающиеся патриотами. И делают в хлесткие выводы – мол, картина вроде «Утра на Куликовом поле», где в изобилии изображены мужики с топорами да копьями, рядом с окольчуженными дружинниками – это, дескать, из патриотического бреда художника. То, что в летописях упомянуты имена участников битвы с такими «аристократическими» прозвищами как Юрка-сапожник или Адам-суконник, это, конечно, мелочи…
Авторы, так сказать, «евроцентричные», без обиняков, естественно, ссылаются на европейский опыт: профессиональными воинами могли быть либо дворяне, либо наемники – остальным даже оружие в руках под страхом казни было запрещено держать. Конечно, были тысячи исключений – от английских свободных йоменов – лучников, до австрийских граничар - «гренцеров» (бывшая Крайна в Хорватии), но все же это были именно исключения. Собственно, в Европе в основном воевать могли между собой монархи, аристократы (к которым отнесли себя и духовные особы), ну изредка – купеческие республики, вроде Венеции, или Ганзы (союза северогерманских приморских городов). И те воевали вовсе не за какие-то «национальные интересы» - что это такое, почти никто в тогдашней Европе и не представлял, а конкретно за земельные (в случае с дворянством) или коммерческие ( в случае с олигархатом городов-республик) вопросы.
На Руси все складывалось иначе С самого выхода ее на международную арену (а судя по строительству гигантских оборонительных валов на рубеже Леса и Степи, невозможное без активного участия всего населения – даже с более ранних веков), борьба с иноземным супостатом являлась общей объединяющей идеей. Не взирая на племенную и сословную принадлежность пахаря или боярского гридня, гончара, замочника или богатого купчины («гостя»). К сожалению, большинство летописных свидетельств сообщают об участии пахарей, ремесленников и купцов в сугубо внутренних драках, связанных междукняжескими усобицами: Альта, Нежатина нива, Немига, Жданова гора, осада Новгорода в 1169г., Липица и т.д. К примеру, летопись проговаривается – после победы над своим братом киевским князем Святополком победитель новгородский князь Ярослав (поскольку историю пишут под победителей, не будем уточнять, кто из них Мудрый, а кто Окаянный, а тем более, кто из них – узурпатор) награждает свое войско : ополченцам Новгорода – по десять гривен, десятникам смердов - по десять гривен, простым смердам – по две гривны. Тут важно не столько, что ратная служба новгородца (причем простолюдина: накануне битвы киевляне дразнили их «плотниками») оценена в пять раз больше такой же мужичьей – а то, что именно рать из ремесленников и из крестьян идет на битву и делает одного из претендентов великим князем. Хотя, по европейским правилам, подобного рода вопросы между претендентами на престол должны были бы решать исключительно дружины «профессионалов». И подобное повторится на Руси не раз.
Так тем более, на защиту порубежья от нападающих врагов вставали все сословия (при этом, конечно, профессионалы-дружинники всегда были на острие главного удара). Но русские хроники постоянных битв и оборон от кочевников на юге и востоке даже не вдаются в уточнение социального состава русских воинов, летописцам и так все очевидно. А нападающие кочевники, в силу малограмотности, хроник и вовсе не вели. Разве что сопровождающие из свиты Батыя, вроде Рашид-ад-дина – и вот он свидетельствует, что дрались все русские, от князя до мужика, и все наравне погибали в бою. Хотя, конечно, тогда и отдельные князья, и отдельные города находили возможность заранее выразить завоевателям покорность, чем и спасались. Но не о них речь.
Западные агрессоры куда более старательно пытались сохранить для истории свои «подвиги» - разумеется, имея на них взгляд со своей стороны. Впрочем, из их писаний складывается ощущение, что они относительно философски относились к тем случаям, когда их били «король Александр» или «герцог Довмонт». Мол, не всегда же можно побеждать, да и у варваров может оказаться во главе великий вождь. Куда больше их злило, когда они получали взбучку от псковских и новгородских ополчений разных щитников, плотников, бронников, замочников (не говоря уж о смердах) под предводительством посадников и тысяцких (в основном торговых людей).
Меж тем, пройдя долгий кровавый и извилистый путь, во второй половине XV века большая часть Северо-Восточной Руси была объединена Великим князем Иваном III в единое централизованное государство (фактически – основу Великороссии). Тогда же было покончено и с ордынским игом. Иван Васильевич (кстати, современники именно его звали Грозным – лишь много позже это прозвище закрепится за его внуком и полным тезкой) проведя грандиозные преобразования, ни на день не отвлекался от вопроса мобилизации потенциальных сил возрождаемого государства, и в целом, сделал в нем существенную революцию, создав из мешанины великокняжеских, княжеских, боярских, архиепископских (и такие были) дружин и земельных ополчений поместное войско. Впрочем, это была лишь одна из граней всей многомерной политики первого официального «Государя всея Руси» - он считал, что дело обороны страны является общим для всех, и не только службой «конно, людно и оружно» для дворянства, но и для горожан, монастырей, землепашцев, присягнувших на верность племен и народов. Надо сказать, что Ивана Васильевича не любили ни современники, ни последующие поколения. Но необходимость быть заедино в фактически идущей войне не с одного-двух направлений, а по всему азимуту осознавалась во всех слоях общества. И страна была как боевой лагерь, где каждому было отведено его положенное согласно расчету место. Именно этот вектор был задан стране на столетия вперед. И хотя за Иваном Васильевичем хватает не самых благовидных поступков, отметим, что его коллеги -современники, скажем Людовик XI Французский или Генрих VII Английский, не говоря уж о прочих властелинах, творили не меньше зла, но куда как с более скромными для своих держав результатами.
Тот же курс, в целом, продолжала Россия и при наследниках Ивана III. Да, не без оснований считается, что 25- летняя Ливонская война Ивана IV подорвала силы страны, разорила ее и стала прологом Смутного времени начала XVII века. Выступать адвокатом Ивана Грозного – дело неблагодарное. И все же, сам факт, что под его руководством страна увеличила свои пределы чуть ли не втрое, что было основано больше 600 городов. И что, несмотря на его «страшные репрессии» и даже неудачную Ливонскую войну – население страны выросло почти на четверть. Это при том, что пришлось воевать на пяти фронтах против сильнейших держав своего времени: объединившихся в единую Речь Посполитую Польши и Литвы, и примкнувшим к ним остаткам Ливонии, Шведского королевства, Крымского ханства (которое поддерживала Османская империя), ну и в довесок – Ногайской орды и Сибирского ханства. Причем даже победы Стефана Батория удалось свести к «ничьей», а те города, которые захватили у нас шведы в 1581-83гг. у них отобрали обратно уже в 1590-1591гг. В царствие Федора Иоанновича, который у всех историков числится «блаженным». И возможно, справедливо – ведь, как писал в своей «Народной монархии» Иван Солоневич, «не цари творили Россию, а Россия творила царей».
И потому что все эти войны – и на балтийских берегах, и на приволжских утесах, и в дремучей Сибири, и заокских степях, вел в первую очередь, наш народ. Или, как в современной Конституции, «многонациональный народ России». Кстати, даже во взятии Казани участвовало татар немногим меньше, чем собственно русских. Взятый в плен последний казанский хан Едигер не только перешел на русскую сторону, но и, как уже русский воевода, сражался с литовцами и с крымцами. Попавшийся Ермаку в плен Махметкул, «сыновец» (племянник от младшего брата) сибирского хана Кучума, вскоре тоже стал русским воеводой и в Прибалтике сражался против шведов. А попавшийся позже сын Кучума Абулхайр так постарался проявить верноподданность Российской державе, что в итоге стал основателем рода князей Сибирских. Кстати, и на смену погибшему Ермаку прибыл царский воевода с типично «русской» фамилией Мансуров. Многочисленные родственники второй жены Ивана Грозного, дочери черкесского князя Темрюка Айдарова, образовавшие род князей Черкасских, вместе со своими дружинниками пришли на царскую службу, и также не одно столетие верой и правдой служили России…
Впрочем, что это мы о знати. Для простого человека в России необходимость выступить в нужный момент для ее защиты была очевидна как тот факт, что днем светло, а ночью темно, как минимум, до начала XX века. Особенно в порубежных областях - весь юг страны, от Оки до Белгородской черты столетьями жил, по выражению историка Костомарова, « на вооруженную ногу». Это, конечно, несколько нервировало Москву - социальные конфликты, вспыхнув, разгорались пожаром, посылаемые для усмирения правительственные войска часто бывали биты (вспомним истории восстаний Болотникова, Разина, и Булавина – фактически три полномасштабных войны за сто лет).
Да и в относительно спокойные времена даже местные помещики отличались буйным нравом, и со своей вооруженной дворней устраивали взаимные наезды друг на друга (а то и на проезжих купцов).
Однако, со времен Петра, правительство решило, пользуясь терминологией одной баронессы-дипломатки «взять на себя « исключительную монополию на насилие». К тому же Петр еще и творил такие реформы, которые без насилия ну уж точно никак не могли бы прижиться.
Как резюмировал уже упомянутый Иван Солоневич, «старая Московская, национальная, демократическая Русь, политически стоявшая безмерно выше всех современных ей государств мира, Петровскими реформами была разгромлена до конца. Были упразднены и самостоятельность Церкви, и народное представительство, и суд присяжных, и гарантия неприкосновенности личности, и русское искусство, и даже русская техника: до Петра Москва поставляла всей Европе наиболее дорогое оружие. Старомосковское служилое дворянство было превращено в шляхетский крепостнический слой. Все остальные слои нации, игравшие в Москве такую огромную национально-государственную и хозяйственно-культурную роль – духовенство, купечество, крестьянство, мещанство, …посад, – были насильно отрешены от всякого активного участия во всех видах этого строительства. Потери русской культуры оказались … безмерно выше, чем ее потери от коммунистической революции. Начисто оторванный от почвы, наш правивший слой постарался еще дальше изолировать себя от этой почвы и культурой, и языком, и даже одеждой. Лет за полтораста крепостного права старая русская культура была сметена и забыта. И когда, в конце прошлого века, на поверхность общественной жизни страны стал пробиваться «разночинец», то на месте этой культуры он не нашел уже ничего».
Кстати, именно этим можно объяснить и ставшую уже чуть ли не наследственной антироссийскую настроенность т.н. «российской творческой интеллигенции». От приснопамятного героя Достоевского Смердякова, охарактеризовавшего победу русских над Наполеоном как: «Глупая нация победила умную-с», до современных перлов Макаревича, Шендеровича, телеканала «Дождь» и многих прочих.
« Многих прочих», к сожалению, уже тогда хватало, на рубеже XIX-XXвв. И в последующие годы, особенно. Хрестоматийными стали истории, как московские и петербургские студенты и курсистки чуть ли не поголовно отправляли во время русско-японской войны поздравления с победами японскому императору. Как интеллигенция в ресторанах провозглашала тосты за победу японского оружия… Моральное разложение интеллигентных слоев общества особенно наглядно продемонстрировал некий священник, отказавшийся принимать предсмертную исповедь и соборовать тяжело раненого солдата, заявив, что воюя с японцами, он творил нечестивое дело. Казалось бы, трудно придумать выходки гнуснее!
Да, можно вспомнить чеченскую войну 1994-1996гг., и все столь же паскудные восторги российской (?!) демократической прессы по поводу жертв наших некормленых, необученных, плохо вооруженных солдат. И комментарий некоего Андрея Черкизова (не помню, НТВ, тогда или «Эхо Москвы», впрочем, оба эти ресурса вели тогда одну и ту же линию) к кадрам со зверскими убийствами наших пленных – «А чего они вообще там в Чечне делали!». Просто удивительно – ведь «творческая» интеллигенция царской России к советской и постсоветской на 90% не имеет отношения даже в чисто кровнородственном плане. А вот духовная преемственность – налицо.
Впрочем, отметим и более отрадные явления. Простой народ гораздо более здоров в духовном отношении, чем эта «творческая» публика. В 1904-1905гг., несмотря на пресловутые телеграммы и тосты за японскую победу, несмотря на газетную пропаганду о «позорном проигрыше бездарной войны», свыше сорока тысяч солдат из западных округов добровольно попросили ( и добились) перевода в Действующую армию в Маньчжурию. А в1994-1996 гг. из наших войск в Чечне, несмотря на весь ужас их положения – практически не было дезертиров ( хотя солдат к этому склоняли и «правозащитники» и «солдатские матери»).
Помню, как в начале боев за Грозный Михаил Леонтьев – тогда «патентованный либерал», не выдержал (совесть все-таки осталась, хоть и на Гусинского работал), и русским по белому выразил восхищение стойкостью наших солдат: «Любая другая армия в мире, окажись она в подобных условиях, попросту бы разбежалась!». (Разумеется, Леонтьева сразу заклеймила позором вся «передовая общественность»).
Поэтому, нам надо делать все возможное для возрождения среди наших соотечественников осознания того, что какая бы ни была нынешняя Россия – запасной страны у них все равно нет. И, поскольку, за минувшие столетия, друзей у России как не было, так, в общем-то и нет, а врагов, то бишь, «стратегических партнеров» хоть пруд пруди, всем нам необходимо быть готовыми к тому, что нашу страну потребуется защищать. Может, и в активной форме – не всегда же надо дожидаться правительственного извещения вроде «Сегодня, в 4 часа, без предъявления каких либо претензий...»
Это, кстати, не призыв к милитаризму и агрессии. Просто напомним, что формулу « у России лишь два надежных друга – ее армия и ее флот», так никто по сей день и не опроверг. А принадлежит она императору Александру III – который, между прочим, вошел в историю как Царь - Миротворец.
В России до сих пор многие уверены в том, что наличие у страны профессиональной армии означает более высокую степень ее развития по сравнению со страной, имеющей призывную армию. Исходя из этого постулата, следует признать, что Буркина-Фасо, Зимбабве, Папуа-Новая Гвинея, Гамбия являются более развитыми, чем Норвегия, Финляндия, Южная Корея, Швейцария. На самом деле способ комплектования ВС определяется теми задачами, которые перед ними стоят, и более ничем. В частности, если стране угрожает крупномасштабная внешняя агрессия, ей необходима призывная армия: наемная задачу отражения такой агрессии решить не способна — это неоднократно подтверждено мировым опытом. Зато наемная армия очень хорошо подходит для решения задач внутри страны в интересах нанявшего ее режима. Если призывная армия, то есть народная, в подавляющем большинстве случаев не будет стрелять в свой народ, то наемная — запросто.
Как было показано выше, воевать с Россией ВС Украины в любом случае не смогут; ожидать агрессию с других направлений глупо. Соответственно, нет никакого смысла содержать полноценную призывную армию, на которую все равно нет денег. С другой стороны, специфика нынешнего украинского режима такова, что в весьма обозримом будущем ему может всерьез потребоваться силовая защита внутри страны, от собственного населения. Соответственно, режиму нужна «любовь либерала» — «компактная профессиональная армия».
