Мы живём в эпоху «красных книг». И эти «красные книги» состоят не только из исчезающих видов животных. Есть «красные книги» культуры, куда вписаны разрушающиеся архитектурные памятники, исчезающие промыслы и ремёсла, ветшающие иконы, картины и скульптуры – всё, что было прежде зримо, осязаемо, имело сохранный облик. Но ещё сильнее пугают «красные книги» идей – философских, культурологических. Большие утраты сегодня именно в этой сфере. Причины утрат самые разные: чего-то из нашего наследия мы просто не знаем; во что-то, «ленивые и нелюбоптные», не погружаемся на должную глубину; для иных идей нам не хватаем умов, равновеликих тем, что жили в минувшие эпохи. Из-за этого всего распадается связь времён, и в разъятую пропасть уходит историческое время, исторические силы.
Но многие утраты ещё восполнимы, над многими безднами ещё можно навести мосты. Приведу конкретные примеры. В последнее время я стараюсь как можно глубже вникнуть в жизнь и творчество учёного, философа и богослова Павла Флоренского. Его наследие – это кладезь позабытых, не развитых, не подхваченных потомками идей. Одна из таких – формирование «пневматосферы» — «особой части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот духа»: «есть много данных, правда, ещё недостаточно оформленных, намекающих на особую стойкость вещественных образований, проработанных духом, например, предметов искусства. Это заставляет подозревать существование и соответственной особой сферы вещества в космосе». Мысль и термин прозвучали в 1929 году в переписке с Вернадским и возникли по аналогии с его «ноосферой» — сферой разума. Вернадский предполагал, что в его «сфере» наверняка хватит место творчеству и вдохновению. Но Флоренский подразумевал большее: произведения искусства не как результат поиска художника, а как воплощение духа; искусство как молитва и молитва как искусство. Сегодня, когда ноосфера Вернадского в философии часто слишком рационализируется, суживается, сводится к техносфере, идея пневматосферы становится ещё актуальнее. Если обе эти сферы мыслились буквально как оболочки Земли, то разрывов и пустот в них допускать нельзя. Не станем созидать пневматосферу, развивать идею пневматосферы – возникнет «амартиосфера» — «сфера греха». Она уже давно сгущается над нами, становится всё плотнее, не даёт вздохнуть.
Вторая крайне важная идея Флоренского – живой музей. Флоренский не любил классических музеев, считал, что каждый такой музей – собрание предметов, вырванных из естественной среды бытования. Мысль наверняка обидная для музейщиков, но надо понимать, что прозвучала она в ту пору, когда Флоренский боролся за сохранение Троице-Сергиевой Лавры как монастыря, как молитвенного, богослужебного пространства. «Оставьте Лавру монахам» — настаивал Флоренский. Только тогда она могла бы сохраниться без тяжёлых потерь и как достояние культуры. Такое горячее стремление к «живому музею», к «современной старине» ценно спроецировать на музейное дело в целом. Отрадно сегодня всё чаще видеть не «мумифицированные», а наполненные жизнью музеи, где возникает та самая пневматосфера. Музеи-усадьбы, где не тесно природе, где она не превращается в «ландшафт», «пейзаж», а дышит, цветёт, в положенный срок «пышно увядает» и вновь расцветает. Отрадно видеть музеи-квартиры, которые открыты не только для экскурсий, но и для творческих встреч и философских собраний.
Третья идея – «Symbolarium» — словарь символов. Флоренский с группой единомышленников попытался совершить, казалось бы, невозможное: упорядочить в словаре весь мир, всю историю человечества, выявив основные принципы символотворчества и ключевые элементы символов: точка, линия, треугольник, круг, квадрат, спираль… По замыслу составителей, каждая статья должна была сложиться в обстоятельное исследование, объёмом примерно с номер толстого журнала. Первая статья словаря, посвященная точке, оказалась, к сожалению, и последней. Лихолетье не позволило продолжить работу. Но через столетие лингвист и культуролог Вяч.Вс.Иванов вернулся к идее словаря и нацелился продолжить его, актуализировав новые символотворческие изыскания человечества: от психоанализа до искусственных языков программирования. Но со смертью Вяч.Вс. Иванова в 2017 году работа вновь остановилась. Так что «Symbolarium» ждёт нового продолжателя, человека грандиозного ума и необъятных знаний.
Все названные идеи не возникли из ниоткуда: это результат включённости Флоренского в мировое знание. Для преемственности нам сегодня необходима такая же включённость, но главное – необходима потребность в размышлении, в философствовании. Если мы будем только лишь исследователями и интерпретаторами «блаженного наследства», то очень скоро зайдём в тупик, выродимся в цивилизацию в ностальгической, предсмертной фазе своего бытия. Названные идеи – это не Эвридика, на которую мы, подобно Орфею, жаждем оглянуться, а трамплин в будущее, но только в том случае, если мы осознаем философию как вид творчества, не разменяем её окончательно на социологию и политологию, предложим свои философские озарения и концепции.
Нам слишком долго и настойчиво внушали, что мир – это «система вещей». Теперь мы прозрели и увидели, что навязанная система превратилась в «факультет ненужных вещей». Наша же система – система идей, наш мир – мир идей, мир смыслов.
Публикация: Изборский клуб
