Медаль за город Будапешт…

Это о нём знаменитая песня Михаила Исаковского: «Враги сожгли родную хату, Сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, Кому нести печаль свою?...». И «медаль за город Будапешт» светилась на груди….

Так было с ним, Георгием Никитовичем Гурьяновым: некуда ему было возвращаться после Победы…Негде было помянуть погибшую в самом начале войны под Харьковом семью, молодую жену и маленькую дочь… Не знал он и то, куда разбросало военное лихолетье его двух сестёр и троих братьев, когда тяжело раненного в ожесточенных боях под венгерским городом Секешфехервар его из фронтового госпиталя перевезли сначала в Москву, а затем в госпиталь на долечивание в Тбилиси летом 45-го года. Врачи говорили: «В рубашке родился». Пуля прошла у него сквозь затылок ровно между двумя полушариями мозга и вышла, пробив лобовую кость. Он не ходил и не говорил, руки не слушались. Однако, вспышками видений из прошлого, к нему начала возвращаться память. Постепенно он стал лучше слышать голоса окружающих, но собственный язык пока плохо повиновался ему. Самоотверженными усилиями врачей и санитарок его подняли на ноги, которые казались ему лишними, они заплетались и подгибались, даже пара шагов давалась ему с огромным трудом.

Таким его и нашла в тбилисском госпитале после долгих поисков сестра Анна. От неё он узнал, что её муж, Сергей, погиб осенью 41-го под Москвой, её шестимесячный сын и их глубокий старик- отец умерли в то время как на Тулу, где жили они перед войной, наступали железные колонны танков Гудериана. Сестра, возглавлявшая тогда заготовки зерна, распоряжалась погрузкой богатого в тот год урожая, чтобы не достался врагу, в товарные вагоны под непрерывными бомбежками на станции Скуратово. Узнал он и то, что их младшая сестра, Катя, осталась в блокадном Ленинграде и вестей от нее нет, что другой брат, Геннадий, переброшен воевать на Дальний Восток, и тоже давно не писал…Но и то хорошо, лишь бы не «похоронка»… А сама Анна обосновалась в тихом зеленом городке Чернь между Тулой и Орлом, что теперь он, Георгий – вся её семья, и она забирает его из госпиталя, чтобы поставить на ноги, вернуть к жизни, потому что мы, Гурьяновы, смеялась она сквозь слезы, никогда и ни перед чем не сдаемся…Он впервые в жизни увидел тогда, как она плачет…

Анна возродила его к жизни. Оба они обосновались в небольшом домике с садом в поселке Ленинском под Тулой, где Анна устроилась на работу, ни он, ни она с годами новыми семьями так и не обзавелись… Сад он очень любил, бережно ухаживал за ним, хотя руки до конца у него так и не восстановились, а обласканные его заботой деревья радовали его каждый год замечательным урожаем. Ни у кого в поселке не было таких сочных яблок, слив и груш… Все кто знал его - говорили: да что, Георгий Никитич, он палку в землю воткнет, и у него райские яблочки на ней вырастут…

Я познакомилась с ним, когда готовила книгу о маршале Ф.И. Толбухине. Георгий Никитович Гурьянов воевал под его командованием в частях 3-го Украинского фронта.

Как и в ставшей народной песне Исаковского – он шёл к Победе четыре года, покорил три державы… И теперь, вспоминая последние сражения Великой Отечественной, рассказывал мне о самом памятном.

Будапештская операция действительно была одной из самых кровопролитных и трудных в той войне. Свидетельствует участник этой операции, командующий 17-ой воздушной армией, впоследствии Маршал авиации, Герой Советского Союза Владимир Александрович Судеец: «Положение было опасным. Поэтому мы предложили Толбухину вместе с основным КП фронта перейти на левый берег Дуная, оставив остальных на месте, с тем чтобы ни на минуту не терять управление войсками в этой грозной для фронта обстановке. Командующий фронтом отклонил это предложение. На следующий день ему звонил Сталин. Он разрешил отвести войска на левый берег Дуная. Федор Иванович тяжело переживал этот разговор.

- Уходить на левый берег в такой обстановке – смерти подобно для войск фронта, - сказал он.

И объявил свое решение: - Будем стоять на правом берегу.

Он и сам не уехал, пока не стабилизировалась наша оборона. Войскам фронта был отдан приказ: никому, кроме раненых, не переправляться на правый берег».

В этих боях с новой силой проявилось высочайшее мужество и отвага советских воинов, их готовность пойти на все, лишь бы не пропустить врага к Будапешту. В те дни, как прежде под Москвой, Сталинградом, Курском, в войсках прозвучал боевой призыв: «Ни шагу назад! Стоять насмерть!».

Вот что рассказал мне подполковник Г.Н. Гурьянов, участник тех боев конца января-начала февраля 1945 года:

«Страшные были дни… Сплошной стреляющий, воющий серый мрак. Вместо солнца – зарево от пожаров, огни сигнальных ракет… Дождь со снегом не переставал, ветер ледяной хлещет… Мы-то еще в танках, а вот пехоте каково?! Небо гудело от самолетов. .. Ад кромешный… Дважды я был в боях под Харковым, где меня ранило тяжело, воевал под Сталинградом и на Курской дуге, попадал в те еще передряги, есть, с чем сравнивать, а здесь, в Венгрии, не знаю, в чем дело, может, как говорится, дома и стены помогали, но тут, под Будапештом, на Балатоне, как на последнем пределе, шли бои. Вроде и проклятой войне скоро конец, это-то мы все знали, а фашист лез и лез да еще эти салашисты зверствовали… «Тигров» и «пантер» бросали на нас дивизиями, подбили и сожгли мы их множество, но, глядишь, снова прут. Ребята шутили, что все железо Европы немцы на танки пустили… Самый сложный момент был, когда узнали, что наш комфронта Толбухин может с КП перейти на левый берег Дуная. Здесь, на правом, было на самом деле очень горячо. Ну, думаю, неужели все отходить будем? Дунай – не речушка, технику бросить придется, переправы давно разбомбили, лед разбит, вздыбился, течение сильное, мост был один, так его уже лед вовсю подпирал… И тут отдали приказ: «Ни шагу назад»! Даже от сердца отлегло. Значит, с нами Толбухин, значит, надеется, знает - устоим. Федора Ивановича в войсках очень любили и уважали. Он солдат берег, свои операции планировал так, чтобы меньше потерь было. Кстати, медаль «За взятие Будапешта» мне дороже многих других наград».

Анна Никитична Гурьянова, стойкий коммунист, труженица тыла, ветеран труда, отдавшая всю жизнь и все силы родной стране, умерла в июне 91-го года, не дожив до развала СССР, хотя с болью видела, предчувствовала предстоящие стране катастрофы. Я была на её похоронах. Георгий Никитович пережил её ненадолго, не смирившись с новой реальностью… Все попытки узнать, кто ухаживает за могилой фронтовика в поселке Ленинском под Тулой, сохранилась ли какая-то память о нём в местном музее – не увенчались успехом.

Моё великое счастье в том, что я видела, знала этих людей. Они для меня – мерило и совесть всего, что происходит вокруг, на всю оставшуюся жизнь. И я не устаю рассказывать о них другим.

Война – это пограничное состояние. Грань между жизнью и смертью истончается, становится прозрачной, лучшие и худшие стороны человеческой натуры обнажаются, представляя Человека либо во всем его величии и красоте, либо во всем ничтожестве и уродстве. Если в мирной жизни человеческая душа развивается, эволюционирует, то на войне в ней происходит не ломка, как считают некоторые, когда ломаются, сдвигаются прежние нравственные ценности, прежний взгляд на вещи. Нет, наоборот, происходит концентрация всех главных для человека ценностей. И здесь ты такой, какой есть, без лицемерия и макияжа.

Есть такая позиция сегодня, как будто повторяющая кредо американского постмодерниста, прозаика Лесли Фидлера: «Нет ничего, за что стоило бы людям жертвовать собой, нет ничего, за что стоило бы умереть…». Во-первых, совершенно не принимающая во внимание, что войны, которые ведут США, коренным образом отличаются от той войны, которую испытал наш народ. А во-вторых, сказали бы они нечто подобное нашим фронтовикам, ветеранам Великой Отечественной, тому же Георгию Никитовичу Гурьянову.

Но их все меньше и меньше среди нас. И вспоминают о них часто лишь «к датам». Их опыт, их чувства, их понимание войны и величия солдата, сражающегося за правое дело, кем-то по большому счету востребованы в нашем круговороте потребления, веселья и шоу? Блокбастеры на военную тему не в счёт, это имитация. Могла бы помочь опамятоваться военная проза, замечательные книги К. Симонова, К. Воробьева, из современников – А. Проханова, у которого каждое произведение поднимает войну на новый уровень осознания, повествует о вселенской войне Добра и Зла, разворачивающейся на фоне политических реалий постсоветской России. Ведь автор воспринимает свою страну исключительно как долину Меггидо, где происходит финальная битва Света и Тьмы, и он во многом – провидец.

Вспоминаю один из последних наших разговоров с Георгием Никитовичем на тесной терраске его как-то сразу обветшавшего после ухода сестры домика: «Ты скажи мне, скажи, что это было в 93 году в Москве? Свои стреляли в своих, я танкист и такое пришлось увидать! Танки на мосту, в моей родной столице? Стреляют! И в Чечне гибнут наши солдаты… Что впереди?».