Является ли революция Русской Мечтой, и каково подлинное место революции в истории русского народа, в его восприятии себя субъектом глобальной истории и политики?
В ответе на этот вопрос, как в сказке про смерть Кощея, таящуюся на острие иглы, скрыто не только русское духовное видение природы государства, но и одна из ключевых тайн человеческого бытия — оптимальное соотношение свободы и необходимости.
Для русского народа оно — в земном "царстве справедливости", попыткой воплощения которого был советский проект.
Сама сказка о Кощее Бессмертном — это сказка о чаемой революции.
Олицетворение вечного насилия и неправедности, государство (Кощей) похищает душу народа (Василису), которую восставший народ (Иван), благородный помыслами и сильный изначальной волей к власти (Царевич), лишённый имущества и материального интереса (третий сын, начинает самостоятельную жизнь на болоте) идёт освобождать из кощеева рабства (государственного тягла).
Компромисс невозможен — кто-то погибнет. Или Иван, или Кощей. Или народ, или государство.
Сама природа (звери и птицы) помогает народу в этой борьбе. Неправедность государства изначальна, идёт от начала времён — смерть Кощея хранится в ларце на дубе (на мировом древе). Суть его — обман, морок: оборачивается зайцем, уткой (чем-то невинным и слабым), пытаясь уйти от расплаты. Упорство народа, его неверие в оборотные чары, приводит к победе. Народ воссоединяется со своей душой, отнятой у него государством.
В этом сказочном сюжете — отчаяние и упование русского народа.
Намёк и урок добрым молодцам — ищите до конца и обрящете.
У нас принято объявлять государство главным хранителем и держателем всех русских смыслов и самой России.
И верить в то, что гуманистическими, просветительскими или духовными, почти мистическими усилиями это государство (Кощея!) можно поставить на службу народу (Ивану), изменить его природу — научить не похищать и не насиловать душу народа (Василису).
Наверное, это возможно — при соблюдении трёх условий:
— народ должен сам, по собственной воле, создать своё государство;
— государство должно быть справедливым и ощущаться народом как таковое;
— управленческий слой должен подчиняться интересам народа.
Советский проект был попыткой воплощения этих принципов. И погиб, когда отошёл от них.
Но советский опыт означает, что русский народ — не раб, мечтающий о сильном хозяине, и не анархист, влюблённый в хаос и беспредел.
Он обладает уникальным, выработанным в ходе истории, образом государства справедливости, хочет воплощения этой справедливости на Земле, готов бороться за это воплощение и защищать его.
Справедливость — ключевое понятие.
Режим, навязанный ему извне, извращающий и искажающий его представление о справедливости, русский народ принимает только под давлением, как режим оккупации. И восстание против этого режима несправедливости становится его мечтой — так в русском народе просыпается революция, заключённая в самой его природе.
Русский народ — носитель самого свободного и самого революционного духа в истории человечества.
И это — следствие его истории, которая последние 400 лет является непрерывной борьбой за справедливость.
Существует миф о трёхсотлетнем "монгольском иге", с которого якобы начинаются все русские беды. Этот миф очень любят враги русского народа, оправдывая его рабское положение и своё "реформаторски-организующее" господство над ним.
Согласно этому мифу, монгольское нашествие стало причиной культурного, экономического и технологического отставания России от Европы, и сформировало рабский характер русского народа, якобы обожающего любое государство и начальство.
Этот миф сформирован врагами русского народа и оккупантами для оправдания собственного неправедного господства над Россией.
Примерно до середины XVII века Русь — Россия не сильно отставала в своём развитии от европейских народов.
Ничего особенно эксклюзивного в нашествии монгольских орд не было.
Вся Европа переживала бесчинства иностранных армий и бесконечное разорение: Англия — нашествие норманнов, Франция — нашествие англичан, Италия — нашествие немцев, Германия — схватку за имперскую власть, Испания — борьбу между мусульманами и католиками, Польша — вторжение тевтонов и монголов, казацкие бунты.
Европу постоянно сотрясали хищнические войны знати, разорительные крестьянские восстания и религиозные конфликты, на фоне которых нашествие монголов показалось бы просто эпизодом.
Средневековая Древняя Русь имела тесные связи с Европой через торговлю и прямой обмен, родовые и личные связи знати с Речью Посполитой, со Скандинавией. Была вполне частью общеевропейского пространства, при этом даже играя роль своего рода коммуникации с миром Востока.
Я останавливаюсь на вопросе русской истории, потому что русская интерпретация революции приобретает особый смысл в контексте описания и понимания русского исторического процесса.
И процесс этот был, как и европейский процесс, историческим и диалектическим.
Он содержал в себе духовные и гуманистические дерзания, развитие концепций права, опыты с разными формами оборота и вложения капитала, варианты социальной модернизации, соответствующие задачам технологической и финансовой революций.
Он содержал в себе борьбу сословий и классов, установление между ними договоров, форматы конкуренции городов как мест концентрации производства, технологий, капитала — и аристократии, как касты держателей государственного и силового ресурса.
Каким образом в России это историческое развитие вдруг превратилось в тягостное ярмо, "кощеево царство", заслуживающее только восстания, борьбы и гибели — заслуживающее революции? В чём надлом русской истории?
Почему в то же время, когда в Европе рождалось современное общество, со всеми его сложностями и противоречиями, дающими надежду и возможность развития, — в России укрепилась тирания, деспотизм, невиданное угнетение и порабощение народа?
И когда случилось это превращение русской истории из диалектического процесса в невыносимое безвременье, каторгу и вечную тяготу?
Ответ очевиден — в XVII веке. Точнее, в его середине.
До этой поры Россия как государство и её общество не отставали от общеевропейского начального развития капитализма.
Конечно, были какие-то нюансы развития, но в целом экономические отношения формировались соответственно общеевропейским тенденциям: города становились местом накопления капитала и его инвестиций, городская буржуазия требовала гарантий и защиты капитала, аристократия, движимая гордыней, боролась за исключительные привилегии и контроль над формами возникновения и оборота капитала, царская власть (особенно в лице Ивана Грозного) развивала разные формы государственных институтов, двигаясь между конфликтами и договорённостями, ища опору в разных классах и сословиях в борьбе за суверенность власти.
И постепенно всё естественно приходило к европейскому формату: угрозой суверенитету, воплощением которого выступала царская власть, являлась аристократия (землевладельцы), союзником — служилое дворянство и наделённое правами и взятое под покровительство царской властью городское купечество и мещанство (горожане), а также испытывающие гнёт землевладельцев крестьяне.
Горожане и дворянство показали себя носителями национального самосознания (вполне европейская черта), свои силу и способность самостоятельно организовываться для защиты своей Родины в эпоху Смуты, когда из Москвы изгоняли польско-литовских захватчиков и их пособников. То есть показали себя не рабами государевыми, а вполне самодостаточными хозяевами.
Земский Собор, избравший Михаила Романова от всех сословий Земли Русской, был вполне европейским институтом государственной самоорганизации всех слоёв общества, фактически форматом общественного договора — народ и знать делегировали избранному царю полномочия для воплощения и защиты суверенитета.
Но потом русская история надломилась, и начались 300 лет не монгольского ига, но 300 лет романовской империи, которые отбросили Россию в историческом смысле назад и вырвали её из общеевропейской истории народов.
Правящая верхушка победила в развязанной ею же войне против собственного народа и превратила российское государство в оккупационный режим эксплуатации русского и других народов в своих интересах и интересах своих зарубежных кредиторов и партнёров.
Царь Алексей Михайлович принял решение развязать войну против русского народа, исходя из двух моментов.
Первый — это казнь в 1649 году в Англии короля Карла I.
Второй — начало длительной русско-польской войны 1654-1667 годов, в ходе которой в политическую орбиту внутренней политики Русского государства были включены обширные территории Речи Посполитой с населением, привыкшим к правам шляхты, городов, гильдий, сословий, — то есть к тому, чего так боялись царь и его окружение в России и что могло привести, вкупе с опытом народно-освободительной войны 1612 года, к нежелательным для царской власти демократическим (в понятиях той эпохи) переменам.
Английские события очень ясно воспринимались Москвой, поскольку связи России с Англией были весьма тесными. Иоанн Грозный даже сватался к Елизавете и переписывался с ней. Интересы английского капитала в России были вполне внятными.
Для Алексея Михайловича английские события стали столь шокирующими, что он присмотрелся к своей стране: не присутствует ли в ней тоже некая хартия вольности, которая потенциально даёт возможность собранию представителей Земли Русской поставить вопрос о правах, свободах или о легитимности царя, более того, возвести в случае чего помазанника Божьего на плаху и отрубить ему голову? И увидел, что события 1612 года свидетельствуют о такой возможности — ведь именно городское мещанство, купечество вкупе с дворянством и при поддержке духовного сословия явились спасителями Родины, когда бояре и высшая знать только и думали, как бы им продаться подороже оккупантам.
Это коллаборационистская сущность аристократии в полной мере передалась и Романовым.
Правящая верхушка почти всегда одержима гордыней и властолюбием, думает, как бы превратить народ в ничто, пить из него кровь и ничего не давать ему, кроме слов, объедков со своего стола и громыхания оружием.
Алексей Михайлович затеял церковную реформу для того, чтобы взять под контроль русское православие, которое было основой понимания русскими себя как особого по отношению к другим народа.
На страшном для русской истории Соборе 1654 года это сформулировал великомученик, епископ Коломенский Павел: "С того времени, как мы сделались христианами и получили правую веру по наследству от отцов и дедов благочестивых, мы держались этих обрядов и этой веры, и теперь не согласны принять новую веру".
Именно так воспринималась народом реформаторская активность царя: мы, русские, особые в силу того, что сами храним свою веру, — а царь нас ломает об колено, навязывая нам веру новую, не нашу, не русскую.
Русское самосознание, отталкиваясь от чисто догматической религиозной проблематики, решало вполне гуманистические вопросы о роли и месте человека в современном мире, его отношениях с властью, о свободе и необходимости.
Это видно и по текстам протопопа Аввакума, и по письмам Иоанна Неронова, по посланиям иных мучеников русской веры и русского самосознания.
Главный раскольник — это царь Алексей Михайлович и его сподвижник патриарх Никон, которого он сделал своим орудием в борьбе против народа.
И первый удар был нанесён именно по осознанию себя русских людей как носителей особого свободного духа, хранителей православия через этот дух, а не по государственной указке.
Царь фактически заявил: мне безразлично, что вы думаете, — я сам буду решать, какими должны быть православие и Церковь, какие ценности и как вам исповедовать.
Русские люди восприняли реформу как посягательство на то, что народ совершенно справедливо полагал пространством собственной свободы, собственного дерзания, размышления. И что в действительности являлось коллективным сознательным и бессознательным, в чём развивалась оригинальная и вполне европейская культура русского народа: социальная, гражданская, политическая.
Сначала интеллектуальное возмущение, потом возмущение политическое и религиозное претворилось в страшное кровавое восстание под руководством донского казака Степана Разина. А донские казаки были русскими людьми, хранившими в себе начала народной свободы. Казачество осознавало себя как русских людей, которые имеют с государством, с царём, внятный договор. В обмен на службу царь присылал хлебные баржи, даровал земли. Казаки не являлись рабами или слугами государевыми.
Восстание Степана Разина было ответом на попытку царской власти подчинить себе все слои русского общества: дворянство, городское мещанство, даже крестьянство, которое при Годунове получило льготы и послабления в виде разрешения вопроса с Юрьевым днём.
Разинское восстание подавили с помощью иностранных наёмников — с этого момента для царской власти стало нормой привлекать иностранцев для порабощения и унижения собственного народа.
Так оформился оккупационный характер романовской династии. И романовская империя показала, что она является не государством, вырастающим из естественной истории русского народа, но тиранией при помощи иностранных наёмников. Именно тогда впервые заводятся так называемые войска иностранного строя, которыми принято гордиться, но которые были, по сути, наёмными подразделениями на службе царской власти в её борьбе против народа.
Победа государства над разинскими повстанцами была очень жестокой: людей сажали на кол, сдирали кожу, казнили и пытали люто.
Разинских повстанцев поддержали соловецкие старцы, монахи, которые 12 лет держали осаду от царских войск. Но иуда-предатель сдал монастырь царским войскам, и все соловецкие монахи приняли жестокую смерть.
Романовское государство обретает черты террористического поработителя русского и других народов, которые попадают в положение потерпевших военное поражение людей.
Пожалуй, именно тогда в России возникает тенденция существования касты победителей, связанных с государством, с его деятельностью, получающих от государства бонусы и мыслящих себя единственными "европейцами" в дикой стране.
И проигравших — всех остальных, несущих ярмо государственного угнетения и несправедливости.
Не имея возможности и не желая находить общий язык с побеждённым народом, куражась и упиваясь своей безнаказанностью, власть в эпоху правления детей Алексея Михайловича, развязывает настоящую вакханалию насилия против русских людей.
Тогда появляются пустозерские мученики, замученные боярыни Морозова и Урусова в Боровске, многие, многие другие, имена которых помнит только Бог. Стон и пепел десятков тысяч мучеников вознеслись над русской землёй. Народ настолько ужаснулся государству и его звериному оскалу, что люди бросились в бега. Бежали куда подальше — в Литву, к шведам, к монголам, к мусульманам, в степи и леса.
И когда стрельцы, а позднее петровские солдаты, настигали их, люди сжигали себя, морили голодом, только бы не иметь ничего общего с этим жутким и чужим государством.
Естественно, протестные настроения, как это часто бывает у проигравших, приобретали радикальные сектантские формы отчаяния. Старая, народная вера полнилась духовными интерпретациями. Доминировало отчаяние и желание спрятаться, закрыться от этой беды и напасти.
Народ, которому топор, костёр и дыба определяют параметры допустимого духовного творчества (заблуждение есть одна из форм творчества), обречён на духовное и историческое вымирание.
Именно невозможность свободного обсуждения проблем и вопросов ленинизма привела к тому, что ленинизм из живой философской революционной доктрины, объясняющей и меняющей мир, превратился в унылое доктринерство, утратил свою силу.
Это случилось и с государственным православием, апофеозом омертвения которого является учреждение сыном Алексея Михайловича, императором Петром, синодальной церкви.
Тенденцию "вхождения в семью европейских народов", которую предпринял ещё Алексей Михайлович в своих связях с поляками, со шведами, и, при помощи английского капитала, с другими, продолжил его сын.
По итогам петровского правления, которым так гордятся либералы-западники (Пётр Первый — символ института Е. Т. Гайдара), Россия была представлена европейскому капиталу практически в полное колониальное владение при управленческом посредничестве царской власти и её приближённых.
Дешёвая, почти рабская рабочая сила. Территория тотальной коррупции, где можно сбывать втридорога любые второсортные товары, не принимаемые европейскими рынками. Крепостные мануфактуры, на которых царит такое бесправие, что заработок и приработок для всяких иностранных авантюристов становится огромным. Таким образом, Российское государство превращалось в инструмент колонизаторов, представителей иностранного капитала, кредитовавшего российских правителей легко и с удовольствием.
Реформы Петра I — чудовищное изнасилование всех коренных начал русской жизни, строительство эффективного террористического государства оккупантов и поработителей, которое воспроизводило бытовые или военные черты европейской жизни, но совершенно не улавливало и даже отвергало культурную, социальную, мировоззренческую суть европейской культуры.
Правящий слой получал огромные деньги и власть, владел своей бескрайней империей, становясь посредником в деле эксплуатации бескрайних просторов России и её неисчерпаемых и бесправных человеческих ресурсов иностранным капиталом — в первую очередь, британским и голландским.
Народ был фактически превращён в рабов, копил в себе злобу, ненависть, копил надежду на то, что "грянет". И тогда произошла вторая Гражданская война народа против оккупационного государства, "заревела", как сказал Есенин, "в ковыльных просторах гроза, от которой дрожит вся империя…"
Были, конечно, бунты и до этого. Можно вспомнить донское восстание Кондратия Булавина, жесточайшим образом подавленное Петром вместе с его шотландскими, французскими, немецкими генералами и подневольными русскими рабами, одетыми в форму Семёновского и Преображенского полков.
Но пугачёвское восстание стоит особняком. Оно носило характер практически национальной войны русского и братских ему народов Поволжья против иностранной оккупации.
Откровенная узурпация власти малородной иностранной принцессой, опиравшейся на штыки придворной гвардии, то, что женщина, да, ещё и не русская, стала главой церкви, возмутило русских людей и подвигло их на могучее восстание, которое было одновременно и национальным, и интернациональным, и в котором уже тогда сочетались требования и социальные, и экономические, и духовные, обретшие политический окончательный контур в большевизме.
Есть Манифест Пугачёва, написанный на двух языках: русском и общетюркском, в котором говорилось, что земля — Божия, все религии равны, никто никого угнетать не должен и т.д.
Пугачёвское восстание, к сожалению, кончилось поражением. И кто, опять же, подавлял русских людей, кто их казнил: вешал, расстреливал?
Губернатор Оренбурга Рейнгольд, немец полковник Мехельсон — главный гонитель Пугачёва. Практически все офицеры были иностранцами. Да и многие русские дворяне выглядели и вели себя как нерусские.
Когда читаешь "Капитанскую дочку", то задумываешься: может быть, Швабрин не только из-за любви к Машеньке Мироновой пошёл к Пугачёву? Может, будучи русским дворянином, Швабрин отчётливо понимал, что Пугачёв: мужик, казак, воин, народный царь, — формулирует идею национально-освободительной борьбы против засилья иностранного оккупационного государства на русской земле? Пугачёву присягнуло немало русских офицеров. Именно поэтому Екатерина так испугалась мужицкого бунта.
Поражение пугачёвского восстания привело к такому расцвету крепостного права, к такому унижению русских людей, которого европейская история в XVIII веке уже, наверное, не видела.
В это время британские корабли уже начали отлавливать испанские галеоны, возившие рабов, уже велись активные дискуссии о запрете рабства… А в Российской империи как раз приступали к продажам крестьян "на вывод"…
Лицемерие правящей верхушки проявилось в полной мере: в Европе эти рабовладельцы хотели выглядеть носителями культуры и просвещения в страшных евразийских просторах, а в своих вотчинах становились жестокими рабовладельцами.
Современные правители России, пытающиеся быть демократами и либералами, носителями реформ вовне своей страны (это облегчает вход на рынок), внутри страны являются нарушителями всех мыслимых норм права. Они копируют ту эпоху "золотого века Екатерины", выработавшую наиболее простые и эффективные формы порабощения и колонизации коренного населения правящей элитой и товарно-денежных отношений этой элиты с иностранными партнёрами и кредиторами.
Государственное православие окончательно утратило связь с русской культурой и открыто превратилось в спиритуализм и масонский мистицизм, следы чего можно в изобилии наблюдать по остаткам нерусских по стилю и духу помещичьих церквей того времени.
Так окончательно сформировались в России два народа: правящий народ господ-оккупантов, который ассоциировал себя с государством, — и подневольные русский и другие народы. Возник народ-раб, воспринимавший государство как зло и наказание за грехи. Но ждущий своего часа.
В XIX веке лучшие люди в правящем народе господ-оккупантов перестали находить этическое, моральное оправдание существующего порядка. Под влиянием событий во Франции и в Германии, под влиянием идей о свободе, равенстве, братстве они стали думать о том, что стыдно владеть другими людьми и присваивать их труд просто потому, что ты так родился, потому что ты охраняем карательным корпусом государства.
Так в народе господ-оккупантов возникло русское освободительное движение. Народ с недоверием смотрел на этих людей, потому что сначала полагал их тоже господами-оккупантами, которые просто чудят.
Однако жертвенность русского освободительного движения, готовность его участников идти на каторгу за правду, за книги, за лекции, за слова — заставили народ поменять свой взгляд.
Это совпало с развитием капитализма в России, с которым Россия "благодаря" романовской империи, деяниям Алексея Михайловича и Петра I отстала лет на 200.
Капитализм в итоге пришёл — через властные структуры господ-оккупантов, так же варварски и так же потребительски относясь к русскому народу как к дешёвой рабочей силе, на которой можно зарабатывать, не соблюдая её прав.
Главным проводником этого бесправия, эксплуатации, наживы на народе оставались государство и вся совокупность чиновников, нахлебников и силовиков.
И как в этой ситуации народу по-прежнему было не воспринимать это пытающееся встроиться в систему глобального капитализма колониальное государство в качестве зла?
Для русского человека фундаментальным вопросом был вопрос о земле, как о главном источнике жизни бесправных рабов.
По Реформе 1861 года дворяне получили деньги, могли ездить и в Париж, в Баден-Баден, прогуливая свои вишнёвые сады. А крестьяне практически вплоть до революции выплачивали долги и недоимки, голодая и бедствуя. Эти долги достигали 140-160% в год, были чудовищны и разорительны, делали русский народ заложником банковской системы, которая тоже была частью государства; делали народ заложником правящего класса, который фактически превращался за счёт эксплуатации русского крестьянства в рантье.
Поэтому крушение империи в 1917 году воспринималось народом как освобождение от того зла, от того чудовищного режима эксплуатации, угнетения и оккупации, память о которых народ очень детально хранил в себе.
Может быть, народ даже не знал основные битвы разинского или пугачёвского восстаний, не помнил имён героев разинской или пугачёвской народных армий, но сама мысль о том, что можно по правде строить своё бытие, и стала основой русской революции — для анархизма, для большевизма, для эсеровских идей. Потому русская революция была неизбежна, она стала воплощением вековечной мечты русского народа об освобождении от зла, под которым понималось несправедливое государство, действовавшее в интересах внешних сил и абсолютно антинациональное по своей сути.
Именно советская власть дала, пусть суровый, но единственно ясный ответ на этот главный запрос русского народа — о возможности справедливого общества и государства.
Советское народное государство было построено Лениным, потом Сталиным жестокими методами: методами насильственной модернизации, насильственного вовлечения людей в экономические, социальные процессы формирования общества, в котором будущая страна принадлежала людям и их детям.
Сам принцип гражданства, принадлежности к общности советского народа уже давал огромные человеческие права: социальные, экономические, культурные, юридические.
Народ стал хозяином своей судьбы и истории.
К сожалению, это всё закончилось, и государство возвращается к тем же максимально удобным для правящего класса моделям своего существования, в которых оно пребывало в Российской империи.
Поэтому современное Российское государство не заслуживает ни в какой степени звание исторического русского государства.
Так может называться только государство, отвечающее коренным запросам и чаяниям народа, и таким государством во всей русской истории был только СССР.
Несмотря на всю демагогию правящей верхушки, на усилия пиарщиков и заблуждения патриотов, современное государство является продолжением всех форм Российской империи, которая была устройством, созданным с одной целью — колонизации и эксплуатации пространств Евразии, и, в первую очередь, пространств жизни русского народа.
Революция остаётся Русской Мечтой.
Мы опять погружаемся в абсолютную несправедливость. Да, мы уже — не крестьяне дореволюционной эпохи, не носим бороды, армяки, не ходим в лаптях, не живём в избах с соломенной крышей. Но то ощущение, которое в русском народе пытается сегодня уничтожить правящая элита и обслуживающий её либеральный интеллектуальный класс, то ощущение огромной несправедливости, чувства отсутствия национальной истории, — это ощущение будет только крепнуть.
Духовные и интеллектуальные семена революции: национальной, социальной, а это для России связанные вещи, — будут только прорастать и укрепляться.
И новое поколение борцов за народное счастье добьётся успеха. В ином случае русский народ просто исчезнет. Он превратится в подсобных рабочих правящей космополитической элиты, в которой немецкая, голландская, английская мошенническая каста, выдающая себя за русское дворянство, сменилась на представителей других, более коммерчески успешных этносов.
И тогда от русских останется одно название, одна память и бренд, который будут присваивать себе мошенники с многочисленными паспортами в карманах.
Поэтому сегодня борьба на левом, на патриотическом фланге политики, борьба за социальную справедливость является подлинной и единственно значимой борьбой за национальное счастье и независимость русского народа.
Чтобы всё-таки Иван-царевич сумел уничтожить навсегда царство Кощея и воссоединиться со своей мечтой и душой Василисой Премудрой.
Илл. М. Греков. Тачанка (1925).
