Сколько раз мне доводилось читать или слышать такое: "Терпеть не могу всё русское народное!.. Далее смысл раскрывался и разворачивался: оно, то бишь русское, — завсегда аляповато, бескультурно, оторвано от цивилизации, попсово, крикливо, чрезмерно красно. И — рассуждения под кофе, сигаретку, негромкий джаз: "Только дурак любит красное…" Умный-креативный предпочитает отточенную графичность чёрного на белом: "Ах, вы листали картинки Бердслея? А мы всё ещё путаем его с Сомовым! Но уже листали!" Да-да, нам нравятся изысканные игры оттенков: от Фрагонара (как там его звали?) до Клода Моне. Или Мане? Кто из них Клод? Или — оба? "Но не лубок же созерцать — он и тогда-то, при царе, был создан для быдла!" Образованщина и снобизм — близнецы. Сиамские. Всегда поверхностны. Вечно брюзгливы. Хором. А уж если фолк-стиль, то однозначно — не русский. Продолжают высокомерно сетовать: "Разве можно любить вон ту заливисто вопящую, тяжеловесную певицу, которая, несмотря на лишний вес, носится по сцене в блестящей хламиде, фосфоресцирующих сапогах и громадном кокошнике со стразами? Разве хороши вульгарно-яркие душегрейки, свекольный румянец, объедание блинами на ярмарках, кривляние вприсядку под гармошку и прочий "калинко-малинковый" угар?" Люди, рассуждающие в подобном тоне, ничего не знают о настоящем народном костюме и подлинных песнях. Они даже не в курсе, что Гжель, кажущаяся им простонародно-уродливой, — это перепев знакового английского стиля второй половины XVIII века. Больше того, нарумяненные певуньи в стразовых коронах никакого отношения к русскому образу не имеют. Вообще. В принципе. Это разновидность попсы, чуточку сдобренной околонародными мотивами. Адаптировано для эстрады и телешоу. Добавлю: все эти пунцовые, сильно в талию сарафаны с броскими золотыми виньетками по подолу тоже не аутентичны, а были выдуманы для советских танцевальных коллективов образца "Берёзки". Слащавый и гламурный а-ля рюс. Танцы с гиканьем на экспорт. Конечно, в русском мире имеется красный цвет, но он не настолько бьёт по глазам и нервам, как полагают малообразованные господа, высмеивающие матрёшек и ансамбли, поющие: "Ой, я за то люблю Ивана, что головушка кудрява!". Тот, подлинный красный цвет — сакрален, а не декоративно-криклив. Советский исследователь славянства Борис Рыбаков писал в одной из своих работ: "Род связан с красным цветом (рдяный)".
Так уж случилось, но многие из нас куда как лучше знают — и ценят ирландский или индийский фолк-стиль, нежели свой собственный. Мы все виноваты в том, что нелюбопытны. Мы берём знание, лежащее на поверхности. Нам показывают в телеящике разухабистых бабёнок в понёвах из занавесочной ткани, а мы презрительно фыркаем в сторону якобы русского народного. Увы, у этой грандиозной профанации — давняя и красивая история, ибо ещё в галантном восемнадцатом столетии матушка Екатерина сообразила, что её двор — и её народ катастрофически растерял свою самобытность. Петербург и Москва истово следовали парижским, а затем и лондонским модам, выбирали Ричардсона и Руссо, а ещё — предавались вольтерьянскому вольнодумию и шили к маскараду костюмы Коломбины, Пьеро, Скарамуша. Где русское-то?! Целеустремлённая императрица сама придумала некое подобие народного платья — тогда-то и появились высокие кокошники, жемчуга-мониста, пышные рукава, невесть какая вышивка и фантазийный размах. Парча, блеск, богатство, репрезентативность. Откуда было знать принцессе Ангальт-Цербстской о знаках и символах славянского убора? Ей искренне хотелось русскости и самости. Она так видела. Уже потом возникло закономерное продолжение: александровские "патриотические сарафаны" времён войны с Наполеоном; николаевские кокошники для фрейлин и статс-дам; неорусские и псевдорусские экзерсисы Серебряного века и вершина всего этого сказочного шика — бал 1903 года, на который все члены императорской фамилии, придворные дамы и кавалеры прибыли в боярских одеждах. Много-много шитья, драгметаллов, бархата, вычурности, помпы. Картинно и празднично. Показной вариант, не имевший ничего общего с русской исконностью.
В советские времена сия линия закономерно продлилась, о чём было сказано чуть выше. Сказочные царевны-королевны, Иванушки (царевичи или дурачки), а ещё — лебёдушки, берёзоньки да терема немыслимой архитектуры — сие мы наблюдали в наших книжках, без сомнения, гениально сделанных. Но, повторюсь, — там нет реальности. Нет русской старины. Она оказалась доступна только учёным, вроде всё того же Рыбакова. Не потому, что тема слыла закрытой, а просто как-то незачем казалось! Единицы — изучали, остальные — пребывали в уверенности: кинофильм "Морозко" и сценическое платье Людмилы Зыкиной — это и есть та самая Русь. В 1990-х вкусы испортились, но парадигма — сохранилась. Отсюда — всяко-разные "ансамбли народного вопля" и ражие тётки в серебристо-малиновых кичках. Нравиться оно не может. Но оно и не русское. Не народное. Никакое. Поэтому наша общая задача наконец-то отделить зёрна от плевел.
