Манолису Чахчиеву. Вот Вам!
Своей репликой о «сожжении Москвы Тахтомышем» к статье "Советские республики шести монархий" С. Сокурова, Вы страшно меня спровоцировали. Сокуров и так попенял мне (вполне справедливо), что я в его теме увёл разговор на несколько десятков лет в сторону восстания царевича Александра и борьбы осетин-аланов против Российской империи. А тут Вы ещё «подбросили» вопрос времён Куликовских, которым я занимаюсь немало лет, собрал массу первичного материала, но никакого конца этому исследованию так и не вижу. Одна из причин этого в то, что большинство первичных документов, таких, как розыскное дело Вельяминова, допросы Некомата, появление таинственного князя Остея, и прочие, уничтожены. Сложилась давняя легенда о Куликовском побоище и «предательском ударе» Тохтомыша в спину своего спасителя Дмитрия. Изучая тему, с каждым шагом, у меня возникали новые вопросы, вместо того, чтобы вносить ясность.Но не втискивать же этот материал в коментарии к Сокурову, вот и пришлось сделать отдельную статью. Читайте.
Госпереворот в Москве, свергший с престола Дмитрия Донского, один из ярчайших эпизодов той грандиозной политической борьбы, практически всех сил тогдашнего мира, который остаётся в тени Куликовской битвы, тоже ярчайшей вспышки, на которую сохраняется совершенно неверный взгляд у наших современников. Чтобы понять, что тогда происходило на просторах разваливающейся Золотой Орды и возникавшей России, надо вернуться ко времени «Великой Замятны»,этого тектонического потрясения процветавшего ханства Узбека, погрузившегося, после его смерти, в глубочайший кризис, в ходе которого была истреблена кость Батыева («кость» – аналог русского понятия «род»), а на арену вышли многочисленные чингисиды других костей из Синей Орды, появились даже самозванцы. Иногда в течение года сменялось по два-три хана, многие всходили на престол по нескольку раз. Постоянные заговоры, кровавые перевороты, борьба всех против всех. Орда стремительно деградировала, обрушился главный источник её благосостояния: Шёлковый путь, приносивший основные доходы, который ордынцы веками поддерживали в идеальном состоянии, так что «женщина с золотым чаном на голове могла спокойно пройти из конца в конец пути, и с ней ничего бы не случилось». Кроме безопасности, Орда обеспечивала полную, говоря современным языком, логистику на всём протяжении: это и ямские станции, с перекладными лошадьми, караван-сараи с полным набором сервиса – ночлег, надёжные складские помещения, связь, питание, оказание помощи при затруднениях и прочее. Великолепно было налажено водное сообщение, с поддержанием огромного флота, сдаваемого в аренду, на реках Средней Азии, на Волге, Дону и Днепре, с профессиональными экипажами и безупречной дисциплиной. Всё это, работавшее как идеальные швейцарские часы, было в ходе Замятины порушено, разграблено и уничтожено. В довершение падения, от Золотой Орды стали отпадать восточные улусы, где возникали новые государства, а также годами не выплачивался ясак Урусским улусом и Волжской Булгарией, т.к. подчас и непонятно было, кому платить дань. Шёлковый путь, этот главный мейнстрим тогдашней мировой торговли, иссяк, практически полностью прекратился, лишь часть его перенаправилась через Персию, обходя ставшую ненадёжной Орду. А вот Московское княжество напротив, в это время, стало стремительно возвышаться. Причин этому немало, но в значительной мере здесь сыграла роль «личности в истории». Таким человеком был Святитель Митрополит Московский и Всея Руси Алексий. Его сравнивают с Ришелье, но сравнение не совсем корректное. Ришелье к власти призвал Людовик XIII, после совершённого им переворота, когда король отстранил от власти свою мать Екатерину Медичи, в команде которой был и Ришелье. Кардинала сослали, а когда король укрепился у власти, то вернули в Париж, где он и создал из большого государства великую Францию, укрепив абсолютизм короля, превратив страну в мирового лидера. Как и французский герцог, Алексий был знатного и богатейшего рода Бяконтов-Плещеевых, к тому же старшим в роду, что гарантировало место в ряду первых бояр. Но Святитель добровольно предпочёл монашеский постриг. В результате многолетней борьбы различных церковных и политических сил, достиг высшего церковного сана тогдашней Руси – Митрополита. При этом, впервые, пожалуй, объединил под своей церковной властью не только историческую Русь, но и Литву, которая тогда была православной. Алексий, благодаря своей мудрой политике, создал, фактически, теократическое государство, в котором его слово было законом для всех князей, как Рюриковичей, так и Гедиминовичей. Но Митрополитом Алексий всегда оставался, прежде всего, московским. Все его дела и помыслы были направлены на возвышение и укрепление Московского княжества. В те годы на московском престоле формально находился малолетний князь Дмитрий, над которым Алексий взял полное шефство, фактически правил княжеством. Как часто в истории такие временщики-правители обращали свою власть на личное обогащение и разорение управляемого хозяйства. Алексий был изумительным исключением. Он не только не тронул и копейки княжеской, но укрепил, наладил, возвысил хозяйство Москвы, добился процветания. Вместе с тем, он настойчиво и умело готовил молодого княжича к государственному служению, так, что к совершеннолетию будущий Дмитрий Донской получил идеально работающее и процветающее государство и был готов, во всех отношениях, грамотно править им (говорят, что если бы у малолетнего сироты Ивана Грозного был подобный наставник, а не стая бояр-грабителей, то и история его царствования развивалась бы по другому).
Такова была диспозиция перед рассматриваемыми событиями. Но была ещё одна важная сила, пострадавшая из-за Замятны, – это фрязи. Весь Шёлковый путь упирался, как в горлышко бутылки, в крымские порты: Сурож (Судак) и Каффу (Керчь). В то время это были владения генуэзцев и частично венецианцев (вечных соперников, с переменным успехом), которых на Руси звали фрязями. Пронырливые фрязи-итальянцы оттеснили формальных владельцев ромеев-византийцев и получали немыслимые барыши от владения Каффой, позволявшие кормить пол-Европы и папу Римского, развивать Возрождение. Ныне мало кто представляет, какой силой была Каффа. Достаточно сказать, что численность её населения, в период расцвета, превышала население Константинополя, а суммарный торговый оборот, был больше всего торгового оборота Западной Европы. И вот всё это благолепие рухнуло. Наверно, это можно сравнить с нынешней Москвой, где позакрывались такие гиганты, как ЗИЛ, Серп и Молот, Фрезер, сотни других заводов и фабрик, многочисленные НИИ и проектные институты, а на их месте появились тысячи «офисов», собирающих оброк со всей страны и жирующих на этом. Представьте себе, если завтра денежный поток прервётся, а двадцать миллионов человек московского офисного планктона, так удобно устроившегося, останется без источников к существованию. Такое вот и произошло, в результате Замятны, с Каффой. Разумеется, такая сила как фрязи, начала бороться за своё выживание. «Третьей заинтересованной стороной», как говорят юристы, оказался Рим, богатства которого зиждились, во многом, на отчислениях от доходов фрязей. В поисках выхода, взгляды барыг обратились на богатеющую Русь. В Московское княжество, в первые годы правления Дмитрия, ринулись потоки фрязей, к которым князь был первоначально благосклонен, т.к. они развивали торговлю и ремёсла, оживляли хозяйственную жизнь окраин. Но на подчинённое положение сами фрязи были не согласны; как и любой паразитический капитал, они желали полного подчинения государственных структур своим интересам. Собственно, на Руси, фрязи стали проводить ту же подрывную политику, что и в Византии, приведшие, в конце концов, к падению империи (там фрязей называли «франками» – это одно и тоже). А поводов для заговоров было предостаточно. Московское княжество и Русь переходили от общинно-вечевого строя к абсолютной монархии, что ярко продемонстрировало правление Митрополита Алексия. Но такое положение не устраивало многих: боярство теряло своё влияние, уступая его стремительно развивавшемуся дворянству, которое непосредственно служило князю. Богатые гости (высшее купечество) и всё купечество, ставились в жёсткие правовые рамки. Города лишались своих вольностей, таких как вече, вольные цеха, их обязывали платить налоги напрямую князю, а не в городскую казну, реорганизовывалось городское самоуправление (администрация), расформировывалось народное ополчение. Недовольных было предостаточно. Вот на этой «благодатной почве» и начали интриговать фрязи. Первоначальное противостояние началось с вопроса о тысяцком. Этот «общественный» пост выполнял функции городской исполнительной власти, к тому же, тысяцкому подчинялось городское ополчение, очень серьёзная сила, с которой приходилось считаться. Главной общественной функцией тысяцкого было представительствование интересов горожан перед князем, поэтому он слыл народным «надёжей». Это была очень заметная и важная фигура в тогдашнем политическом раскладе. Но и для князя это был главный раздражитель: князья всегда старались поставить управляемых людей, при этом всячески принижали их статус. Во времена князя Дмитрия, тысяцким был Василий Вельяминов, который обрёл эту должность в 1357г. после загадочного убийства предшественника, очень популярного в народе Алексея Хвоста. Это убийство вызвало в Москве волнения, подозреваемые бежали из города, а новым тысяцким стал Вельяминов. В первые годы правления Дмитрия, с тысяцким у князя складывались прекрасные отношения, но в последствие они ухудшились, вероятно потому, что князь тяготился независимым положением тысяцких. После смерти Василия Вельяминова, в 1374 году новый тысяцкий, по воле князя, не был избран, а выборная должность тысяцкого была заменена на назначаемого князем дьяка, который управлял городом теперь по воле правителя. Но на должность тысяцкого, по местническому праву, претендовал сын Василия Вельяминова, Иван. Естественно, он счёл себя обойдённым, затаил обиду на князя и начал плести против него заговоры. Вот его и подхватил резидент фрязей в Московии, скрывавшийся под именем Некомата Сурожанина (как было выяснено в ходе «розыска», истинное имя его было Нико Маттеи). Некомат сам занимал видное место в московском обществе, общался с боярами, был вхож к князю, получая от него значительные милости, в том числе имения. Известно, что он имел тайные сношения с папским нунцием в Орде, держал связь с Каффой через некоего Риччи, получал инструкции от неустановленных властных незнакомцев. Началась подготовка мятежа, которую тогда вовремя удалось раскрыть службам князя. Заговорщики бежали в Тверь, к конкуренту князя Дмитрия, – князю Михаилу Тверскому, которого стали подбивать напасть на Москву, обещая помощь Литвы и Каффы. Тверь начала войну против Москвы, но войско Дмитрия оказалось сильнее, никакой помощи Михаил не получил и сдался на милость победителя. Некомат и Вельяминов бежали в Литву, после чего окольными путями отправились в Орду к Мамаю с заданием от легатов поднять и его на борьбу против Москвы. Из Орды заговорщики отправили лазутчика в обличии попа с неким «зельем». Но и на этот раз московской службе безопасности удалось перехватить отравителя, и он под пытками сообщил, что направлен в Москву Некоматом и Вельяминовым, чтобы, отравить князя Дмитрия. В ответ, все имения Вельяминова и Некомата были конфискованы. Когда Вельяминов вновь пытался пробраться на запад, он был опознан и схвачен в Серпухове (есть предположение, что сообщил о его передвижении информатор русских в Орде). После длительных допросов с пристрастием, во время которых Иван Вельяминов раскрыл многие детали планов борьбы легатов Папы Римского, Каффы, Литвы и Орды против Московского княжества и всей Руси, и планов наступления с разных сторон, он был в 1379 году казнён на Кучковом поле. Это была первая казнь по приговору на Руси, к тому же публичная, которая произвела страшное угнетающее впечатление на москвичей. Но расслабляться было некогда: стало известно, что Мамай собирает огромное войско и готовится идти на Москву, с запада готова ударить Литва, а Рязанский князь, зять Ольгерда, готов присоединиться к вражеской коалиции. Началась подготовка к Куликовской битве.
Теперь следует обратиться к следующему антигерою – Мамаю. Беклярибек (князь князей) и темник, Мамай был несомненно выдающейся личностью, которому удалось подняться из пучины кровавых смут времён Замятны. Мамай был знатного рода, но не чингисид, поэтому претендовать на ханский титул не мог, хотя и был женат на чистокровной чингисидке. Поднимаясь по служебной лестнице, и достигнув максимальных высот, он стал в мутных водах Замятны находить различных чингисидов, которых провозглашал ханами и правил от их имени. Много раз он покорял почти всю Орду, но всё новые претенденты сталкивали его с вершин власти. Непрерывные войны требовали огромных денег на выплаты воинам и содержание армии, которых катастрофически не хватало, а затем и вовсе не стало. Тогда беклярибек начал искать возможность занять средства на ведение войн. Согласилась помочь Каффа: ссудила раз, другой, а дальше поставила жёсткие условия: быть фактически её орудием в борьбе против Руси, – Мамай от безысходности согласился. Условия были таковы, что ордынцы должны были захватить Русь, Мамай обосноваться в Москве, а всеми делами на оккупированных территориях должны были заправлять фрязи и папские легаты. Т.е, речь шла не об обычном признании суверена, при сохранении автономии и выплате дани, а о полной колонизации Руси, с превращением населения в фактических рабов фрязей, такова была истинная цена Куликовского противостояния. И совершенно неверно утверждение, что Мамай «нанял генуэзскую пехоту», лучшую в тогдашней Европе. Это генуэзцы наняли Мамая, усилив его специально присланными войсками. Исход битвы известен. Мамай бежал в Каффу, надеясь на покровительство союзников. Но неудачник фрязям был уже не нужен, и они убили неудобного свидетеля. Соперничавший, в последнее время, с Мамаем настоящий, хоть и захудалый чингисид (родом из малюсенького ханства на Мангышлаке), Тохтамыш, с помощью русских, избавился от главного соперника и стал общепризнанным золотоордынским ханом. У Дмитрия, теперь наречённого Донским, не было планов полностью разрывать отношения с Ордой, т.к. новые угрозы надвигались со всех сторон, и дружить с Тохтамышем было наилучшим из вариантов. Но и соглашаться на прежнее подчинённое положение он уже не хотел, да и не мог, – победу надо было «капитализировать». Московское княжество было несравненно богаче и организованней тогдашней Орды, войско русских было тоже значительно сильней татарского. Начался длительный дипломатический торг, с высказыванием взаимного уважения, любви и дружбы, подарков ордынцам. Можно предположить, что Дмитрию удалось бы выговорить себе намного более благоприятный статус, при сохранении формального подчинения Сарай-Берке. Но обстоятельства развивались по совсем другому плану: легатскому.
Все социальные процессы, которые развивались в обществе до Куликовской битвы, никуда не делись после войны, а только обострились. Дмитрий Донской, почувствовав народную поддержку и осознав собственную силу, начал проводить политику сосредоточение власти в своих руках, превращая княжество в абсолютную монархию, а его противники начали плести новые заговоры. Возглавил их вновь Некомат, тайно пробравшийся в Москву. Ко всем прочим недовольствам различных социальных групп, прибавилось самое опасное: к заговору присоединились военные. Так всегда бывает после победоносных войн и революций. Герои на полях сражений не находят себя в мирной жизни, высказывают недовольство, считают себя недооценёнными. Мятеж против князя вспыхнул летом 1382 года. Мятежники действовали на удивление слажено: были схвачены верные князю люди, «которых кого пограбили, а кого и перебили», блокированы все городские ворота, однако князю удалось тайно бежать с небольшим отрядом сторонников, но жена с новорожденным сыном осталась в руках мятежников. Князь немедленно отправил гонцов в Нижний, к князю Дмитрию Суздальскому с известием, что его дочь, жена Дмитрия Донского, с внуком схвачена восставшими, прося о помощи. Дружина князя Владимира Хороброго, двоюродного брата Донского, тоже колебалась, и Владимир оставил вотчинный Серпухов и с небольшим отрядом придвинулся к Волоколамску. В Москве незамедлительно нашлись люди, которые организовали вече, формально низложившие Дмитрия Донского и «выбравшее» нового князя Остея, из литовцев. О нём говорили, что он внук Ольгерда, а вот чей сын так и осталось исторической загадкой. Такой же загадкой остался вопрос о том как вообще попал этот человек в Москву, кто его прислал и с каким заданием. В городе начались погромы, грабежи, поджоги, убийства сторонников Дмитрия Донского и разграбление их имущества. Митрополиту Киприану с огромным трудом удалось уговорить восставших (вероятно за деньги) выпустить его с семьёй князя из города. Больше бунтовщики никого не выпустили, грабежи в городе продолжились, среди восставших началось повальное пьянство из запасов винных погребов князя и его сторонников. Город охватила анархия, в Москве воцарился хаос. «Люди сташа вечем, митрополита и великую княгиню ограбили и едва вон из города отпустили» (Тверская летопись), а также: «И великую княгиню Евдокею преобидели» (Никоновская летопись). Надежда усмирить мятеж оставалась только на Золотую Орду. Нижегородский князь Дмитрий спешно направил к Тохтамышу своих сыновей княжичей Семёна и Василия. Следующие события наши официальные историки описывают как неразумные дети. Они никак не могут понять, почему так срочно «изгоном», т.е. в переводе на русско-военный «по неожиданной боевой тревоге», Тохтамыш бросился к Москве, почему помчались ему наперерез сыновья Дмитрия Суздальского, почему гнались за ханом. Не могут объяснить наши официалы и причину, по которой хан двинулся в поход на одну из самых мощных крепостей без стенобитных машин и без тылового обеспечения. Почему по дороге захватывал и интернировал караваны русских купцов (всё купечество активно поддержало мятеж). Хан спешил на выручку своему союзнику: Дмитрий Донской нужен был Орде и как источник доходов и как надёжный соратник в будущих военных походах. Княжичи Семён и Василий торопились спасти свою младшую сестру, попавшую в лапы пьяных мятежников, это должно быть понятно любому нормальному мужчине. В дальнейшем они сыграли главную роль в разгроме мятежников.
Ордынцы продвигались к Москве ускоренным маршем, а в это время князь Остей начал готовить город к обороне. Исторические источники свидетельствуют, что делал он это исключительно профессионально, добился восстановления дисциплины, готовил боеприпасы к бою (варили смолу, заготавливали булыжник для бросков со стен, грамотно расставил защитников и т.д.), разобрал и сжёг посады, – обычная в таких случаях практика. Кроме того, у Остея откуда-то взялись тюфяки, простейшие пушки, которые и в Европе были ещё диковинкой. Управляли ими неизвестные люди. Это был первый случай применения огнестрельного оружия на Руси. 23 августа 1382 года войска Тохтамыша подошли к стенам Москвы. Первым делом хан послал узнать, не вернули ли москвичи своего князя. Со стен весело ответили, что у них теперь другой князь, многие защитники были снова пьяны, начали ругаться и стрелять в сторону парламентёров. Остей пытался утихомирить их. Трудно предположить, что думал предпринять Тохтамыш, возможно, он вступил бы в переговоры с новым правителем, может хотел его уговорить уйти добровольно. Как бы то ни было, но на следующий день он послал к воротам Кремля своего племяника-царевича, который хотел начать переговоры. Но навстречу ему,как сообщают летописи, вышел на стену Адам-суконщик, и насмерть поразил татарина (имя Адам нехарактерно для итальянцев, вероятно, это был поляк из свиты Остея). Убийство чингисида считалось у татар непростительным грехом, за который следовало наказание смертью. Ордынцы пошли на штурм, но Остей, умело маневрируя защитниками, отбил все атаки. На следующий день к защитникам вновь вышли парламентёры, среди которых были княжечи Семён и Василий. Они сообщили, что хан признаёт нового князя Остея, но хочет, чтобы тот приветствовал его как подобает его царской особе. Это обращение княжичи подтвердили своим христианским словом. В городе началось ликование. На следующий день защитники распахнули ворота и навстречу ордынцам вышел князь Остей в сопровождении знатных горожан и духовенства. В этот момент на них со всех сторон кинулись воины хана и началась кровавая резня: Остей и его спутники были убиты на месте, на плечах отступавших атакующие ворвались в город и началась поголовная резня, грабежи и насилия. Вскоре город запылал. После нескольких дней разбоя, степняки покинули город и принялись грабить окрестности, пока не повстречали отряды Владимира Хороброго. Грабежи, после набегов, были обычаем тех времён, которыми не гнушалась ни одна из сторон. Столкновения между княжеской дружиной и ордынцами не было: стороны погарцевали друг перед другом и разъехались. Вскоре в разорённую Москву вернулся Дмитрий Донской. Начались скорбные работы по захоронениям и разборам завалов. Через несколько дней к князю прибыли посланники хана с требованием явиться в ставку Тохтамыша вместе с сыном-наследником. Теперь Дмитрий был неровня хану, а битый, разорённый и несчастный человек. Хан продиктовал ему свои очень жёсткие условия, которые Донской вынужден был принят беспрекословно. Сын Дмитрия, – Василий, остался в Сарай-Берке в качестве заложника. Некомату вновь удалось уцелеть в этой кровавой мясорубке, но в 1383 году он был пойман и после допросов с пристрастием, казнён.
Так неудачно, после блестящего начала, завершилась для русских Куликовская эпопея. А виной тому стало папское вмешательство и предательство национальных интересов русских толстосумов и военной элиты.
Если рассматривать события от правления Святителя Алексия до казни Некомата как отдельные события, что делают современные историки, то перед нами встаёт непонятная картина из ярких картинок и вспышек, вроде Куликовской битвы, московского мятежа, ареста русских судов на Волге и других событий, каждое из которых кажется если не случайным, то бессмысленным. И лишь в диалектической неразрывности их рассмотрения проявляется ясная историческая картина. К сожалению, все первичные документы московских отчётов, переписки князя, дознавательные материалы по делу Вельяминова, Некомата, допросы участников мятежа и другие артефакты, исчезли в начале XIX века. На них ссылается в свои записках Екатерина II, упоминает Карамзин. Но после того, как Александр I, в начале своего правления, допустил в российские архивы князя Чарторыйского и его сотрудников, многие материалы исчезли. Россиян осознано стремятся лишить их подлинной истории, делая многие её страницы бессмысленными, или сознательно искажая факты и обстоятельства.
Уважаемый Манолис Чахчиев, видите, на выдачу какого неполноценного материала Вы меня сподвигли, так вот Вам он.
