Классические экономисты утверждали, что труд и основные фонды требуют затрат, необходимых для включения их в производство. Труд должен получать заработную плату, достаточную для покрытия базового прожиточного минимума, при уровне жизни, который, как правило, со временем повышается, для личных инвестиций в улучшение навыков, образование и здравоохранение. И капитальные инвестиции не будут осуществляться без перспективы получения прибыли.
Более проблематичным является учёт земельных и природных ресурсов. Производство не может осуществляться без земли, солнечного света, воздуха и воды, но для них не требуется труд или капитальные затраты. Такие ресурсы могут быть приватизированы силой, вследствие законного права или властным решением (продажа государством). Например, самая богатая австралийка Джина Райнхарт унаследовала от своего отца-геологоразведчика право взимать плату за доступ к обнаруженному им месторождению железной руды. Большая часть ее богатства была потрачена на лоббистскую деятельность, с целью помешать правительству обложить налогом ее непредвиденную прибыль.
Классические экономисты концентрировались на этом виде имущественных претензий при определении справедливого распределения доходов от земли и других природных ресурсов между теми, кто первоначально их присвоил, наследниками и сборщиками налогов. Речь шла о том, сколько доходов должно принадлежать экономике в целом как естественное ее достояние, и сколько должно оставаться в руках первооткрывателей, тех, кто присвоил, и их потомков. Получающаяся теория экономической ренты была распространена на монопольные права и патенты, такие как получаемые фармацевтическими компаниями для взвинчивания цен.
История завладения собственностью — это история силы и политических интриг, а не труда ее владельцев. Самые богатые владельцы собственностью, как правило, были самыми хищными — военные завоеватели, аристократы- землевладельцы, банкиры, держатели облигаций и монополисты. Их имущественные права на получение ренты за землю, шахты, патенты или монопольную торговлю являются правовыми привилегиями, создаваемыми правовой системой, которую они контролируют, но не трудом. В средние века короли обычно давали землю своим соратникам в обмен на их политическую лояльность.
Этот процесс приобретения земли продолжался с колониальных времен вплоть до предоставления Америкой прав на собственность железнодорожным баронам и разных политических даров сторонникам в большинстве стран, часто за взятки и вследствие других видов коррупции. Совсем недавно, в 1990-х годах, постсоветская экономика дала политическим инсайдерам право на приватизацию нефти и газа, полезных ископаемых, недвижимости и инфраструктуры по низким ценам. Россия и другие страны следовали рекомендациям США и Всемирного банка, просто передавая собственность частным лицам, как если бы это автоматически создавало эффективный (идеализированный) свободный рынок в западноевропейском стиле.
На самом деле это дало силу классу олигархов, получивших эти активы в результате инсайдерских сделок. Появилось слово «прихватизация» для описания действий «красных директоров», разбогатевших путем регистрации на свое имя природных ресурсов, коммунальных служб или фабрик, вследствие высоких цен на принадлежавшие им акции при продаже крупных кусков западным инвесторам и выведения большей части полученной за эти акции выручки за границу через бегство капитала (для России около 25 млрд. долларов ежегодно, начиная с 1991 года). Эта неолиберальная приватизация закрыла «холодную войну», разрушив государственный сектор Советского Союза и превратив его в неофеодальное общество.
Большая проблема, стоящая перед постсоветскими странами, заключается в том, как устранить последствия этих клептократических захватов. Одним из способов может быть их национализация. Это сложно в политическом плане, учитывая влияние, которое может купить огромное богатство. Более «ориентированное на рынок» решение состоит в том, чтобы оставить эти активы в нынешних руках, но обложить их земельной или ресурсной арендной платой, чтобы вернуть часть непредвиденной прибыли во благо общества.
Без такой реструктуризации всё, что может сделать Владимир Путин — это неформальное «жёсткое давление» на российских олигархов с целью заставить их инвестировать свои доходы на родине. Вместо того, чтобы походить на производительный идеал Западной Европы и Соединенных Штатов во времена их реформистского и даже революционного расцвета, имевшего место сто лет назад, постсоветские экономики идут прямиком к неолиберальному рантье-декадансу.
Вопрос о том, как экономике лучше всего оправиться от последствий такой прихватизации, возник не сегодня. Классические британские и французские экономисты в течение двухсот лет думали над тем, как вернуть ренту, привязанную к присвоениям такого рода. Их решением было введение налога на ренту. Сегодняшние интересанты ведут жестокую борьбу за то, чтобы подавить концепцию экономической ренты и связанное с ней различие между заработанным и нетрудовым доходами. Это избавило бы сегодняшних реформаторов от необходимости заново изобретать методологию определения справедливой стоимости. Цензура или переписывание истории экономической мысли направлено на то, чтобы разрушить логику налогообложения активов, приносящих ренту.
Скачать главу «Критика и защита экономической ренты. От Локка до Милля» можно здесь.
Публикация: Краудфандинговая платформа
