Любовь, которая убивает
Я в белом громадном халате, неуклюже запахивая его на какие – то верёвочки сзади, едва успеваю за широко шагающими главврачом и психотерапевтом. Коридоры городской больницы узковатые, на подоконниках цветы. И тошнотворный запах хлорки. Главврач усталым голосом, на ходу перелистывая книгу записи , буднично сообщает:
-У нас самоубийц, суицидников - шестеро. Самого разного возраста. Женщины, один молодой парнишка.
Психотерапевт кивает :
-Весна, обострение всего, в том числе и чувств. А вы, журналист, сидите в палатах тихо, не задавайте вопросов, самоубийцы этого не любят, буду представлять вас как начинающего врача. А мне надо выяснить, у кого был лишь эмоциональный всплеск, с кем надо провести ряд бесед, а кто встанет на учёт в психоневрологический диспансер, потому что навязчивый синдром будет толкать его на новое самоубийство. И тогда он учтёт все ошибки первого и не промахнётся.
Я на всё согласна. Лишь бы встретиться с самоубийцами, которые остались живы после попытки уйти в мир иной. Что ими движет? Какая причина овладевает, чтобы покончить с собой?
«Я его любила, а он..»
Девчушке всего 17 . Возраст нежный, но контрастный, как говорил поэт «Жизнь моя – кинематограф, чёрно-белое кино». Других оттенков юные не замечают. Или – или. Она лежит лицом к стенке и рыдает. Ей больно.
Главврач говорит:
- Выпила уксусную кислоту. Мама только утром пришла с работы. Вызвала скорую, мать начала делать промывание. В больнице мы её откачали. Жива. Только понимает ли, что на всю жизнь останется инвалидом? Желудок , поджелудочная, печень сожжены.
Психотерапевт ласково задаёт ей вопросы:
-Ну. Оксаночка, что же с тобой приключилось? Какая такая беда обрушилась на такую хорошенькую голову?
Девчушка поворачивается к нам:
-Как мне больно! Ой, мамочка, как мне больно!
Главврач отдаёт распоряжение медсестре и та приносит шприц:
-Это обезболивающее. Но боль уйдёт только на время. Оксана, зачем же ты выпила уксус?
-Из – за Стёпки. Этой мой парень, так я считала, и строила с ним планы.
Я любила его. И он меня. Мы каждый день встречались. Он дарил цветы, конфеты, мы целовались на тихих улочках. Какое у меня было радостное, приподнятое настроение!
-Прекрасная история.
-Я рассказывала о нашей любви лучшей подруге.
И она ещё сильнее залилась слезами.
Психотерапевт показал рукой за окно:
-Смотри, весна, трава молоденькая пошла, а на углах продают первые степные тюльпаны. Ты любишь тюльпаны?
«Да»-кивает она. А по щекам бегут слёзы.
-И что же случилось с вами?
-Я почувствовала однажды какой-то холодок от Стёпки. Не принёс цветы, не называл меня ласково. Пригласила его на дискач, отказался. Какая - то тревога вдруг поселилась в моей душе. Мне позвонила моя лучшая подруга и попросила к Стёпе не приставать, теперь он её парень. Они любят друг друга. И я увидела, как они медленно шли по улице, он её обнимал и целовал! Какой удар! Что мне было делать?
-В первую очередь, рассказать обо всём маме. Мама – лучшая подруга.
-Маме? Разве она поймёт мои чувства? Она немолодая.
-И ты от страшной обиды решила уйти из жизни?
-Да. Я представила, как буду лежать в гробу. А они придут и будут рыдать надо мной и говорить, какие они подлецы, и какая была хорошая!
-Всё, что известно о подлецах – пустяки по сравнению с тем, что неизвестно. И как же ты решилась на такой страшный шаг? Разве ты не православная? Не знаешь, что это большой грех- убить себя?
-А не грех изменять? Я просто была вне себя. В доме ничего убивающего не было. Кроме уксуса для маринадов. Я налила себе полстакана и выпила.
Даже вкуса не почувствовала. Меня будто обожгло, запылал желудок, я легла. Мама утром пришла домой, а я уже без сознания от боли. Потом скорая. И вот я здесь. Но как мне больно!
-Оксана, а ты не подумала, что на свете миллионы таких Стёп, какие хорошие ребята есть! Что вся эта ранняя любовь пройдёт, и ты встретишь другого парня, который по – настоящему тебя полюбит?
-Другого? Да больше такой любви у меня никогда не будет.
-Откуда такой максимализм? Уверенность, что жизнь окончилась вместе с цветами Степана? На твоём пути ещё много чего будет.
«Страшная вещь - одиночество»
Пожилая женщина смотрела на нас без всякого любопытства и тоскливым взглядом.
-Клавдия Михайловна? Что подвело вас к отчаянному поступку?
-Мне почти 80 лет. Жизнь не баловала. Похоронила мужа, дочь уехала на Дальний восток, там у неё семья. И вдруг осознала, что я одинока, никому не нужна. Иду утром в магазины. Покупаю продукты. Прихожу. Кормлю кота и бездомную кошку, голубей. Потом варю обед, потом засыпаю перед телевизором. И в какое – то мгновение вдруг увидела дальнейшую жизнь: вот так будет день ото дня? Одна, кругом одна.
-А дочка не приглашала жить к себе?
-У неё маленькая квартирка, их четверо. Я сама туда не поеду. Хотя страшно люблю свою дочь и внуков. Но понимаю, что никогда нам не быть вместе. Обижаюсь на неё. И она не едет.
-Что такое – одна? Разве нет подруг. Соседей?
-Все подруги ушли в мир иной. Соседи…Им некогда, работают, вижусь с ними нечасто. А одиночество грызёт душу. Ночью не сплю, думаю о том. кому я нужна? Зачем дальше жить?
-Можно записаться в какое – нибудь женское общество. Сейчас так много общественных организаций.
-Мне там неинтересно. Я – одна. Но мало кто поймёт.
-Да как – одна? Вокруг люди. А кошки, голуби? Ну, как они без вас? Без вашей любви?
-Кто – нибудь накормит. Понимаете, я устала от жизни. И мысль уйти из этого мира появилась неожиданно, но я лелеяла. Всем будет лучше, говорила себе мысленно. Ну, что я – такое?
-Вы где работали?
-Учителем. Первое время меня навещали, а сейчас там никого не осталось, кто бы помнил меня, новенькие. Молодые. У меня были успокаивающие таблетки. Я выпила их сразу 20 штук. И уснула. И мне было хорошо.
-Кто вас нашёл?
-Соседка. Она меня не видела два дня подряд, забеспокоилась. Стучалась – стучалась. Потом вызвала других, дверь открыли, меня увезли в больницу, сердце еще работало. Зачем? В тот бы миг всё было кончено. А здесь больные процедуры. Промывание и так далее. Не очень – то приятно.
- Какой предмет преподавали?
-Литературу.
-Есть три причины быть учителем – июнь, июль, август. Наверное, были очень интересные ученики?
Она заулыбалась:
-Были. Я их очень любила. Один, Миша, сейчас он видный журналист в столице, такие сочинения писал, весь класс хохотал , когда я их зачитывала. Но и интересные мысли попадались. Например, он считал, что обломовская диванная лень – это признак настоящей свободы. Что барин не справился бы ни с какой работой, всё бы завалил, так что поступал очень благородно, не находя себе занятия.
-Почему бы вам не начать писать книгу о своих учениках?
-Книгу? Не знаю. Я не владею компьютером. Конечно, можно было бы и на бумаге писать… Но теперь, после таблеток я неважно себя чувствую.
-Конечно. подорвали своё здоровье.
-Странно, но теперь мне хочется жить, чтобы вылечиться.
«Кто сгорел, того не подожжёшь».
Двадцатилетний парень, качок, красавчик, смотрел в окно и чему-то улыбался.
-Улыбаемся? Это хорошо. Как ты попал в больницу?
Главврач посмотрел в журнал, нашёл его историю болезни:
-Этот пациент повесился. Мускулы себе накачал, а вот иммунитета к неприятностям не выработал, и характер слабоват. А ещё спортсмен. Его нашла сестра, случайно вернувшаяся домой за ключами, быстро обрезала веревку, вызвала скорую, мы его откачали.
-Сколько же его мозг был без кислорода?
-Не более минуты. Но и этого хватило, чтобы начались изменения.
-Что же ты, голубчик, наделал? - спросил психотерапевт, - понимаешь ли, что теперь прощай, спорт. Прощай, здоровье!
-Почему? Я в силе.
-Да нет, мозг без кислорода, без крови, сердце, легкие – ты был уже на волосок от смерти.
-Мне было хорошо. А до этого преследовали неприятности, меня не взяли на соревнования, кто – то пустил слух, будто я принимаю анаболики. Меня отстранили, даже не попытавшись разобраться. А для меня спорт – любимый мир! И девушка меня предала. Предательства не прощаю никому. Долго ночами думал об этом. И вдруг почувствовал, что кто – то есть вместе со мной в комнате. И он шепчет, как хорошо уйти из жизни, чтобы все жалели, и всё намекал на веревку. На эту верёвку я постоянно натыкался взглядом, как будто её специально мне подсовывали. Иду на кухню – она там лежит, свёрнутая. Иду на балкон, она уже натянута для белья.
-А с мамой поговорить, с отцом?
-Им некогда. Когда меня отстранили от соревнований, отец, которого обожаю, мне не поверил. Если твои друзья по секции говорят, значит, так оно и есть. Он, мол, и сам не раз замечал мой странный взгляд. Он отвел меня к наркологу. Категоричный ответ: ваш мальчик не наркоман, его привел в смятение. Я принёс справку в секцию. Тренер ответил резко: у тебя такие связи, за деньги любую справку напишут. Я чуть не ударил его. Сдержался. А моя девушка… Она уже с другим, тем, кто вместо меня уехал на престижные соревнования. Как так можно? Меня предали все, кого я любил: спорт, отец, девушка.
Психотерапевт кивнул:
-Такое случается. И очень часто. Вдруг кажется, что весь мир против тебя. Но это не повод для смерти. Чёрная полоса в жизни сменяется белой. Поехал бы на другие соревнования, и девушка твоя к тебе бы вернулась, что уж говорить о родителях. Я знаю человека, который в одну минуту потерял всё, в автокатастрофе погибли его родные. Но выстоял. Постоянно повторял себе: если и я уйду из жизни, кто придёт к их могилам, закажет заупокойную молитву. И стал сильнее. Он нужен им, ушедшим.
-Папа с мамой каждый день ко мне приходят. Плачут. И не верят, что я мог такое совершить. Им очень стыдно за меня. В доме не говорят о моем поступке. В принципе, никто ничего не знает. Ну, попал в больницу, с кем не бывает. Возможно, всё останется в тайне. Но меня, правда, кто – то подталкивал к верёвке. Дьявол?
-Собственные переживания и мысли.
Мы вышли в коридор. Главврач и психотерапевт говорили на своём медицинском языке. Я увидела, как из одной палаты вышла Оксана, и тут же из другой - качок. Они встали у подоконника с цветами и о чем – то мило беседовали.
-Кажется, они найдут здесь, в больнице, любовь!. –сказала я тихо.
-И так бывает, - кивнул психотерапевт, - и поймут, что из – за такой ерунды, как любовь. нельзя уходить из жизни. Надо идти к людям, рассказывать о состоянии души. И будет легче.
-А в церковь?
-Можно и в церковь. Только не уходить из жизни. Ты не можешь распоряжаться ею, она дана свыше.