"Какое право имеем мы (мозг страны) нашим дрянным буржуазным недоверием оскорблять умный, спокойный и много знающий революционный народ? Нервы расстроены. Нет, я не удивлюсь ещё раз, если нас перережут, во имя ПОРЯДКА".
Из дневника А.Блока от 19 июня 1917 года
В связи с наступающим столетием Октябрьской революции 1917 года в стране у нас опять взнялось некое "брожение умов", весьма разноречивое и довольно бестолковое… Взвешенное отношение к этому событию, имевшему огромное значение в судьбах мира, никак не выгодно прежде всего кучке беспринципных и продажных дельцов с их прикормленной обслугой, захвативших власть в нашей стране и до сих пор готовых, вопреки даже инстинкту самосохранения, сдать её Западу на окончательное колониальное, по сути, разорение и грабёж.
Революция 1917 года, как известно, прошла два этапа. Первый — типично буржуазный, в феврале-марте — ликвидировал самодержавную империю при явном содействии англо-французских "союзников". Черчилль тогда более чем удовлетворённо отметил, что в войне (Первой мировой) достигнута главная цель, уничтожены четыре монархии: Германская, Австро-Венгерская, Османская и — едва ли не в первую очередь — Российская, так что Британская осталась в гордом одиночестве… Второй, пролетарский этап революции в октябре военным переворотом отстранил от управления страной никуда не годное, как и царское, Временное правительство, за какие-то полгода окончательно развалившее всё, что могло: армию, промышленность и сельское хозяйство, снабжение, делопроизводство даже… В большинстве губерний в первые месяцы власть Советов (а какой-либо другой практически ведь и не было) устанавливалась относительно мирным путём, а значит, была некая, пусть и небольшая, историческая возможность обойтись при этом "малой кровью"… И если бы не обложившая все стороны света интервенция — в который раз! — "двунадесяти языков", и не масштабные поставки извне средств ведения войны белым армиям, то гражданская война в России могла бы довольно скоро угаснуть, не ожесточив настолько противоборствующие стороны, не принеся столько человеческих жертв и разрушений. "Наша Гражданская война была неразрывно связана с войной за независимость России — войной против интервенции Запада", — пишет по этому поводу С.Г. Кара-Мурза. И тут просто нельзя не видеть, что белое движение объективно и впрямую работало на достижение главнейшей многовековой цели Запада — расчленение нашей страны сначала на оккупационные зоны, а следом, само собой, на лимитрофы, типа нынешних "стран СНГ", где никакой Россией уже бы, как говорится, и не пахло. Наивно думать, что официально (и тайно) поступивший на службу британской короне Колчак, провозглашённый "верховным правителем России", известный германофил атаман Краснов, Деникин, подопечный французов Врангель воспротивились бы воле западных хозяев. Мы и сейчас видим, как те умеют управлять попавшими к ним в зависимость "подопечными", — хоть по той же Украине. С Россией как единой страной без победы "красных" уже тогда было бы покончено.
Да, революция, Гражданская война и последовавшее за ними пересоздание государства и общества принесли неисчислимые страдания народу, по-иному в таких социальных катаклизмах быть не может. Неизбежны были в том ожесточении и огромные потери в нравственном измерении, особенно же в отношении нашей Православной веры, поскольку духовенство, клир "синодальной" Церкви воспринимались в революционных массах как часть свергнутого правящего класса, а новая государственная идеология нуждалась в незамедлительном переформатировании сознания этих самых масс. И Церковь, кстати, в числе первых сдавшая революции "помазанника Божия", в каком-то смысле реабилитировала себя новомученичеством тысяч и тысяч исповедников, как бы подготовив тем своё нынешнее возрождение.
Вообще же, все большие, исторически значимые революции (в отличие от "цветных", так или иначе инспирированных извне) — события весьма многомерные, обусловленные целым комплексом объективных социальных, экономических и прочих причин, поэтому искать в них особо зловредные силы и персоналии — дело весьма неблагодарное, хотя и привлекательное. В ходе уже развязанной Первой мировой войны революционер Ленин (впечатлившись, вероятно, высоким на первых порах патриотическим подъёмом верхних сословий российского общества — пустым, как потом оказалось; для крестьянства же мобилизация 14 миллионов мужчин стала настоящим бедствием) выразил вполне определённый пессимизм относительно возможности русской революции в ближайшие десятилетия. Хотя в своей работе 1899 года "Развитие капитализма в России" он как политэконом оказался куда ближе к определению её сроков, описывая кризисное и неустойчивое экономическое и социальное состояние страны, острейшие противоречия в её социуме, и события 1905 года сполна подтвердили это.
Сегодня немало развелось мажоров-"ревнителей" последнего царя и той "другой России", уже ядовито прозванных "булкохрустами" ("и вальсы Шуберта, и хруст французской булки", "гимназистки румяные" и т.п.), представляющих жизнь страны начала ХХ века едва ли не идеальной, на самом, дескать, подъёме. Официозная либеральная пропаганда им всячески и усердно в том подыгрывает, расписывая блага отечественного капитализма того времени. Сыграла тут свою роль, несомненно, и эмоционально сильная ностальгическая литература первой волны русской эмиграции — о "потерянном рае", об утраченных возможностях и привилегиях образованного класса. Заглянуть в документальные исторические, экономические, статистические и прочие первоисточники им, "булкохрустам", как-то всё недосуг, да и, наверное, своеобразная ретро-мечта своя им куда дороже правды. Характерной же их чертой является вольная или невольная подмена-перемена местами причин со следствиями, причём в итоге следствия эти предъявляются уже как обвинительный вердикт никак не соразмерным, якобы вызвавшим их причинам: какую Россию потеряли, мол, — и из-за чего и кого?! Из-за каких-то, дескать, злодеев и преступников, и т.п.
Между тем крестьянство страны, составлявшее более 85% населения, уже в начале ХХ века пережило семь (!) массовых голодов, из них, по докладу Столыпина, в 1911 году "голодало 32 миллиона, потери — 1 миллион 613 тысяч человек", а вдобавок около ста тысяч умерло от холеры… (Где вы, "ревнители", неужто забыли про "слезу ребёнка"?..) И это в мирное время, в пору восхваляемого "расцвета Империи" — почему, спросить? Статистика тут беспощадна: 31,6% крестьянских дворов были безлошадными, а это означало их крайнюю нищету. Ещё 32,1% дворов имели по одной лошади (много ли с ней напашешь?) и, как правило, даже в урожайные годы не могли дожить до нового хлеба, пробавляясь лебедой, толчёной корой и прочими "дарами природы", — а это ведь, считай, половина населения России!.. Что было хорошо поставлено, так это "царская продразвёрстка", мало в чём уступавшая по своей жестокости позднейшей революционной: ввиду финансового закабаления страны и провального внешнеторгового баланса (всё, особенно хлеб и прочее продовольствие, гналось за границу) недоимки и долги взимались с крестьян и выгребались из их закромов неукоснительно, и массовое их разорение создало огромную пятимиллионную армию наёмных сельхозрабочих, батраков, всегда готовых поддержать любой бунт, жечь ненавистные барские усадьбы и в девятьсот пятом, и в семнадцатом году. И жгли, только в 1905-1907 годах "красный петух" посетил 16 тысяч помещичьих усадеб — шестую часть всех имевшихся, и как это назвать, если не "крестьянской войной"?..
Академик И.Р.Тарханов в статье "Нужды народного питания" тогда же подсчитал, в сопоставимых цифрах-ценах, что русский крестьянин потребляет растительной пищи в 2-4 раза, а животной — в 4-6 раз меньше, чем европейские или американские селяне, тоже тогда жившие несладко (скорее всего, эти соотношения и сейчас остаются на аналогичном уровне). Дело тогда дошло до того, что число негодных от недокорма по физическим данным рекрутов удвоилось за десятилетие с 6% до 13%, пишет А.Д. Нечволодов (данные из его книги "От разорения к достатку", изданной в 1906 году).
Похоже, что Беловежская пуща, в которой трое общепризнанных иуд в 1991 году расчленили историческую Россию, играет для нашей страны некую мистическую роль. Именно там почти веком ранее, в августе 1897 года, другой иуда (министр финансов Российской империи, а по совместительству — рьяный агент-ставленник западных банкирских домов Витте) подсунул на подпись императору, там охотившемуся, именной Указ о введении золотого валютного рубля, и самодержец подмахнул его не глядя, без рассмотрения на Государственном Совете и вопреки своему же предыдущему Указу о непременном обсуждении этого крайне проблемного, как оказалось потом — губительнейшего нововведения… Как раз в эти годы международная ростовщическая мафия проворачивала мирового масштаба афёру по втягиванию в "золотую кабалу" всех ведущих держав Европы и Америки, и Россия здесь была лишь одной из целей их изуверского заговора.
С этого момента Николай II окончательно обрёк Россию на безвылазную финансовую кабалу у западных банкиров, на полную зависимость от их кредитов, вдобавок сразу увеличив в полтора раза государственный долг демонетизацией, выводом из денежного оборота серебра (хотя и раньше Империя "сидела" на займах)… Страна, потерявшая финансовую независимость, не может считаться суверенной и во всех других своих сферах деятельности, и без учёта этих весьма отягчающих обстоятельств нельзя верно судить обо всех последовавших событиях.
А они разворачивались, в масштабе историческом, стремительно. Две совершенно ненужных, всячески противопоказанных России позорных войны довершили внутренний разгром государства, ответно вызвав две революции. Особую роль тут сыграла, конечно же, Первая мировая, куда западные заимодавцы втянули царское правительство… Английский историк В.В. Готлиб, объективно разбираясь в хитросплетениях той политики, однажды в досаде за Россию не выдерживает серьёзного тона, роняет: "Это было очень похоже на то, как заманивают осла, подвешивая морковку перед его носом…"
Русская армия воевала достойно, часто героически, но полная неготовность империи к войне, поразительная бездарность военного командования, развал и разврат ворюги-тыла и сама бессмысленность этой бойни не могли закончиться ничем иным, кроме революции. Незадолго до неё великий князь Александр Михайлович писал царю: "Как это ни странно, но правительство сегодня тот орган, который подготавливает революцию… Правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных…". Под "правительством" подразумевался, конечно же, сам царь, изначально негодный к управлению страной. Изумляет само это "союзничество" с Антантой, невиданное в мировой истории: воюя исключительно за интересы союзников, своих не имея, Россия влезала в дополнительный огромный долг перед ними же, втридорога покупая за их кредиты у них же весьма многие виды вооружения и военного имущества. То есть вынужденная отдавать потом сам долг, ростовщические проценты на него, да ещё принося сказочный барыш их военной промышленности. И, в довершение всего, потеряла убитыми 1 миллион 670 тысяч русских солдат и около миллиона гражданских, 3,8 миллиона ранеными и 3,3 миллиона попавшими в плен, понеся при этом большие территориальные потери…
В самом начале 70-х годов XIX века, при Александре Втором, тайный советник Ф.И. Тютчев, изнутри и вблизи досконально знавший всю политику династии, отмечал всё ту же "черту, самую отличительную из всех — презрительную и тупую ненависть ко всему русскому, инстинктивное, так сказать, непонимание всего национального". И потому вещей, пророческой стала его мысль: "…невозможно не предощутить переворота, который, как метлой, сметёт всю эту ветошь и всё бесчестие… Конечно, для этого потребуется не менее чем дыхание Бога — дыхание бури…". И она, эта буря, в конце концов, грянула…
Когда речь заходит о жертвах революционных и прочих репрессий и Гражданской войны, все эти обвинители почему-то как один молчат о том, что жертвы "русского социализма" не составляют и сотой, может, доли тех поистине чудовищных гекатомб и преступлений, какие совершил и продолжает на наших глазах творить в мире капитализм, для него-то каких-либо моральных запретов просто не существует.
Важно, что это был, по сути, "пассионарный взрыв" русского и других народов страны, предсказанный теми же Тютчевым и Чаадаевым и направленный на созидание, претворение в действительность лучших общечеловеческих замыслов и чаяний, на достижение и обретение социально-экономических, культурных и духовных ценностей, благ — в том их понимании, какое диктовалось условиями времени.
Царской ли, буржуазной ли России, не случись Октября 1917-го, Запад никогда бы не дал вызволиться из финансовой удавки, из уготованного ей заранее положения сырьевой полуколонии, вечно отсталого "периферийного капитализма". Но успехи СССР, ставшего одной из сильнейших и самых развитых держав мира, — только одна сторона Октябрьской революции. Вторая заключается в том, что совершалась она не в интересах развития и господства какой-то нации, а в интересах развития всего человечества, для всех, кто страдал от вековечной несправедливости и угнетения, пытался завоевать или отстоять свободу свою и национальную независимость. Не стало выразителя, защитника и помощника всех "униженных и оскорблённых" — и без него "мировое сообщество" весьма явно деградировало, одичало, с утратой равновесия двух систем откатилось в новую, то и дело сотрясаемую всевозможными кризисами и насилиями нестабильность…
И это поражение идей равенства и правды-справедливости в СССР-России воспринялось во всём мире и, несомненно, ощущается всеми людьми доброй воли, прежде всего, как поражение человека вообще, поражение как разумного социального существа с его стремлением к лучшему, основанному на нравственных началах будущему. Капитализм в его любых национальных формах напрочь отрицает это, он всегда был и остаётся хищником по своей природе, основой которой и является психофизиологический "низ", взявший ныне верх над человечностью. Оправится от этого поражения вселенский человек нескоро — прорывы такого масштаба, как Великий, без всякого преувеличения, Октябрь, приуготовляются в народах веками. Историки и философы разберутся, в какой мере считать это крушением (пусть и временным) идеального в мировом социуме; но в том, что эта мера весьма значительная, сомнения нет. И не приходится быть пророком, видя, что при всём пресловутом "ускорении прогресса" человечество ожидают, скорее всего, долгие серые будни-десятилетия международной грызни за гегемонию, рынки, территории, недра, даже за пресную воду, и что за всё это оно продолжит расплачиваться самой дорогой ценой: кровью невинных и невосполнимой пагубой душ.
И если мы — "венец творения", то история испытывает нас, прежде всего, на способность быть человеком, жить по высшим человеческим законам, а не по законам животного мира. В этот раз мы не выдержали экзамена, но сама задача перед нами, перед лучшим, что есть в нас, не снимается.
