Ульяновы в Пензе. Гвоздики спасённой Литвы

Пензенцы могут вызывать на дом врачей до 19:00 шесть дней в неделю

…Саломея Нерис любила этот пензенский холм-городище. Один из краеведов, с которым она любила беседовать о почтенной старине сих мест, процитировал

слова знаменитого в России поэта-партизана Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова: «Пенза – моя вдохновительница. Холм, на коем лежит этот город, есть мой Парнас, с давнего времени». В Пензе он пережил чувство влюбленности в Евгению Дмитриевну Золотарёву

Я вас люблю так, как любить вас должно:
Наперекор судьбы и сплетней городских,
Наперекор, быть может, вас самих,
Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.
Я вас люблю не оттого, что вы
Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит,
Уста роскошствуют и взор Востоком пышет,
Что вы — поэзия от ног до головы!
Я вас люблю без страха, опасенья
Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, —
Я мог бы вас любить глухим, лишённым зренья.
Я вас люблю затем, что это — вы!
На право вас любить не прибегу к пашпорту
Иссохших завистью жеманниц отставных:
Давно с почтением я умоляю их
Не заниматься мной и убираться к чёрту!

…Дом, где жили родители Владимира Ильича Ульянова (Ленина)…

Гостепиимные берега военной Суры

Русская земля издревле, от глубинных истоков своих, озаботилась человеколюбием, самоотверженной "печалью не о своём горе". К великому стыду "прогрессивного человечества", сегодня черной неблагодарностью платят русичам политиканы из ближнего и дальнего зарубежья. Неужели можно забыть, вычеркнуть из памяти былое, святые страницы подлинного интернационализма, дружбы народов?

...Эвакуация из Прибалтики, с Украины... Эшелоны, эшелоны. Жажду утоляли донской, воронежской, окской водой. Хлебом кормили их липчанки, рязанки, тамбовчанки. Группа писателей направлялась в Пензу. Саломея Нерис - в числе эвакуируемых. Русское Подстепье. Поволжье. Эшелоны, эшелоны. Боль разлуки в глазах спутников. Боль утраты, боль сострадания в глазах встреченных в пути. Мучительные раздумья: почему Иоганны и Фридрихи, земляки Гёте и Шиллера, рушат Михайловское и Спасско-Лутовиново? Почему соотечественники Бетховена оскверняют Ясную Поляну? В каких сатанинских недрах вызрело нашествие, насилующее Лариных, Калитиных, Ростовых, Карениных? И по контрасту с изуверством нелюдей - доброе, искреннее, нелицемерное, материнско-сестринское, отцовско-братское, дружеское, товарищеское отношение к ним, беженцам, россиян. Архивы сохранили исповедальные строки Саломеи Нерис. "Незабываемые дни" - название мемуарного эссе литовской поэтессы. Конец июля 1941 года: "Плоскобережная Сура и зеленеющие яворы (клены) улиц Пензы, тихий уголок Лермонтова с темным бюстом поэта и пышно цветущим садиком, парк, украшенный цветами осенних кленов и вязов, откуда взгляд поверх крыш домов рвался далеко на запад, на родину, порабощенную врагом, встретили нас, литовских писателей, как остановившийся на недолгий отдых косяк журавлей".

Какой-то особой теплотой веет от этих автобиографических строк замечательной поэтессы; дорого и весомо каждое ее впечатление, наблюдение:"Гостеприимной была для нас библиотека Лермонтова, атмосфера города была благотворной для поэтического творчества".Мудрое, глубоко прочувствованное слово Саломеи Нерис:"Всё это время, больше четырех месяцев, прожитых в Пензе, для меня сегодня звучит как тихая элегия, как несложная однотонная музыка губной гармошки и как звук слаженного шага по мостовой улицы Карла Маркса в сумерках раннего осеннего утра, когда с отрядами уходящих на фронт бойцов и мое сердце вместе с ними рвалось на запад".

1941 - 1945: Прибалтийские журавли над Пензой.

Пензенская колыбель литовской оборонной поэзии.

…Остановки-станции. Военные и гражданские эшелоны на Кочетовку, Тамбов, Рязань, Пензу, Воронеж, Сталинград. На восток, в Сибирь. И на фронт, который стремительно приближался, напоминая о себе бомбежками, ночными прожекторами, сигналами воздушной тревоги, санитарными поездами, наполненными до отказа, могилами умерших от ран воинов… В мемуарных заметках, письмах тех лет, архивных документах, газетных и журнальных публикациях, сообщениях «следопытов», воспоминаниях ветеранов войны, тружеников тыла есть сообщения об эвакуации из Прибалтики, из Украины. В них мелькают названия городов, сёл, станций и полустанков Подстепья, Подонья, Приворонежья, Поочья, Поволжья. Благодарные слова об отзывчивости, трепетной чуткости к чужому горю, к чужой боли, к чужой неустроенности.

Русская земля издревле, от глубинных истоков своих, озаботилась человеколюбием, самоотверженной «печалью не о своём горе». К великому стыду «прогрессивного человечества», сегодня черной неблагодарностью платят русичам некоторые политиканы из ближнего и дальнего зарубежья. Неужели можно забыть, вычеркнуть из памяти былое, святые страницы подлинного интернационализма, дружбы и взаимовыручки народов? Архивы, раритеты, библиографические редкости, мемуары, эпистолярия сохранили документальные свидетельства событий лета 1941 года. Спешная эвакуация из Прибалтики. Эшелоны через Воронеж, Елец, Липецк, Чугун, Грязи, Раненбург, Александро-Невский, Мичуринск, Кочетовку… Жажду утоляли донской, воронежской, матырской, цнинской, окской водой. Хлебом кормили их липчанки, тамбовчанки, рязанки; снабжали махоркой усманцы, добринцы. Группа литовских писателей направлялась в Пензу.

Саломея Н е р и с – в числе эвакуируемых. Русское Подстепье, Поволжье. Эшелоны. Эшелоны. Эшелоны. Боль разлуки в глазах спутников. Боль утраты, боль сострадания в глазах встреченных в пути. Мучительные раздумья: почему Иоганны и Фридрихи, земляки Гёте и Шиллера, рушат Михайловское и Спасское-Лутовиново? Почему соотечественники Бетховена сожгли лермонтовское Кропотово, оскверняют толстовскую Ясную Поляну? В каких сатанинских недрах вызрело нашествие, насилующее Татьян и Ольг Лариных, Калитиных, Бедных Лиз, Наташ Ростовых, Анн Карениных, шолоховских Аксиний, блоковских Прекрасных Дам? И по контрасту с изуверством нелюдей - доброе, искреннее, нелицемерное, материнско-сестринское, отцовско-братское, дружеское, товарищеское отношение к ним, беженцам, России, россиян. Архивы сохранили исповедальные строки Саломеи Нерис. «Незабываемые дни» - название мемуарного эссе литовской поэтессы. Конец июля 1941 года: «Плоскобережная Сура и зеленеющие яворы (клёны) улиц Пензы, тихий уголок Лермонтова с темным бюстом поэта и пышно цветущим садиком, парк, украшенный цветами осенних кленов и вязов, откуда взгляд поверх крыш домов рвался далеко на запад, на родину, порабощенную врагом, встретили нас, литовских писателей, как остановившийся на недолгий отдых косяк журавлей».

Какой-то особой теплотой веет от этих автобиографических строк замечательной поэтессы; дорого и весомо каждое её впечатление, наблюдение: «Гостеприимной была для нас библиотека Лермонтова, атмосфера города была благотворной для поэтического творчества». Мудрое, глубоко прочувствованное слово Саломеи Нерис звучит гимном дружбы народов, нелицемерного братства, взаимоподдержки: «Всё это время, больше четырёх месяцев, прожитых в Пензе для меня сегодня звучит как тихая элегия, как несложная однотонная музыка губной гармошки и как звук слаженного шага по мостовой улицы Карла Маркса в сумерках раннего осеннего утра, когда с отрядами уходящих на фронт бойцов и моё сердце вместе с ними рвалось на запад». …В беседе с фронтовиком Константином Сергеевичем Есениным я рассказывал ему о своей работе в Пензе в 1960-1970-ые годы; о краеведческих поисках и публикациях, связанных с именами Дениса Давыдова, Радищева, Салтыкова-Щедрина, Лермонтова, Белинского, Замойского, Мейерхольда; о беседах со старожилами, помнившими и Мейерхольдов, и литовских литераторов; о радио и телевизионных сюжетах, воссоздававших «пензенский период литовской оборонной поэзии». Вместе с Саломеей Нерис в эвакуации находились Людас Г и р а, Анастас

В е н ц л о в а, Костас К о р с а к о с. Людас Гира написал по-русски стихотворение «Ленинград»; пламенные строки о защитниках города на Неве находили отклик везде,

где звучал голос литовского друга: в госпитале у раненых бойцов, в формирующемся истребительном батальоне, у рабочих завода имени Фрунзе, у селян-земляков Лермонтова, Белинского, Радищева, Мейерхольда.

«Живая Литва» - так назвали сборник «литовской оборонной поэзии». В комментарии авторов-составителей говорилось: «Как видим, Пенза, имеющая уже большие традиции в русской литературе, кровно с нею связанная рядом великих имён, несмотря на своё отдаление от Литвы на географической карте, в истории литовской литературы тоже займёт почётное место как колыбель литовской советской оборонной поэзии периода Великой Отечественной войны».

Саломея Нерис
Матушка

Березы слушали прибой, Склонив вершины… За край родной ушли на бой Четыре сына.
Как долго матери их ждать В такие грозы! А кто же здесь утешит мать?
Одни березы.
Уехал первым старший сын, Встав спозаранку, Чтобы громить броню машин —
Чудовищ-танков.
Второй — в седло да из ворот, Недолги сборы. Нет, мать, и он не принесет
Тебе позора.
А третий сокол — в облака, Что был, что не был. И значит, крепости врага
Взлетят под небо. Четвертый — тот орлом глядит, Ни пули мимо:
Он снайпер, он освободит Свой край родимый.
Из дальних далей письма шлют Четыре сына. Мосты взрывают, склады рвут,
Расставив мины.
Где что ни шаг, то смерти жди — От боя к бою Идут повсюду впереди
Сынки-герои.

И летним днем в избу твою Весть прилетела, Что старший сын твой пал в бою,
Сражаясь смело.
Не плачь, не плачь, старушка-мать, Оставь кручину, Ведь письма будут присылать
Еще три сына…
Осенний ветер загудел Над синим бором, И сердце матери задел
Зловещий ворон.
О вас, погибших, боль-тоска, Родные дети… Лишь два соколика-сынка
Теперь на свете.
Уже зима звенела льдом, Метель свистела. Несчастье в материнский дом
Вновь прилетело.
Три сына в землю полегли Твои родные… И в сердце матери вошли
Штыки стальные.

А кто ее утешить мог? Одни березы. — Крепись, любимый твой сынок
Пройдет сквозь грозы!.. Закат обжег лицо земли, Сгорел на склонах.
Тюльпаны вешние цвели В полях зеленых.
И соловей среди ракит Прощелкал к ночи, Что с пулей в сердце крепко спит
И тот сыночек…
Не море, волю дав волнам, Само страдало — То мать по четырем сынам
Одна рыдала.
И целовала грудь земли, Теряя силы,— Тут все сыны ее нашли
Свои могилы.

И в лес пошла старушка-мать, Взгляд опустивши… Кто сможет косточки собрать
Ее детишек?..
И вот она у партизан, С ней самый главный: — Нашла!.. Не верю и глазам…
Сынок мой славный!
А сколько глаз — не сосчитать, Все смелы, метки… Ну, у тебя и деток, мать!
И что за детки!..

Перевод с литовского Н. Старшинова.

Саломея Нерис. Сожгите же меня
Андрес Сальминк

Сожгите же меня, колдунью-деву! Сожгите в пламени судилища- костра!
Вам не сломить меня и веру, Не подчинюсь я вам - я буду лишь молчать!
И только солнцу ласкам покорюсь я, Что гладит нежным лучиком лицо,
Вам не познать , за что вас я прощаю, Зачем я смерти улыбаюсь так легко!

Мы целовались нежно с летним небом, В томленье сладком всех невест земли, И звёзды пели, нас любя за это, И звёздные глаза шептали о любви.
Теперь, сожгите же меня, колдунью-деву, С земли я вознесусь как молния- с огнём!
Я оставляю вас в объятьях с вашим адом! А небеса позвольте унести с собой!

перевод с литовского языка на русский: Андрес Сальминк
………………………………………………………………………………………………………………………………….

Саломея Нерис (лит. Salomeja Neris, настоящая фамилия — Бачинскайте, по мужу Бучене) (1904—1945) — литовская поэтесса.
Народная поэтесса Литовской ССР (1954 — посмертно). Лауреат Сталинской премии первой степени (1947 — посмертно).
Начала писать стихи в 1921 году. Первые стихотворения подписывала псевдонимами Liudyte и Juraite, с 1923 года — Salomeja Neris.
Первые сборники стихов «Ранним утром» (лит. «Anksti ryta», 1927), «Следы на песке» (лит. «Pedos smely», 1931).
Критикой называлась «литовской Ахматовой». Лучший, на взгляд читателей, критиков и историков литературы, сборник «Полынью зацвету»,
был отмечен литовской Государственной литературной премией. Написала
поэмы-сказки для детей «Сиротка», «Эгле — королева ужей» (1940).

Критикой называлась «литовской Ахматовой».
Во время Великой отечественной войны ценного литовского депутата-поэтессу эвакуировали и, она, судя по стихам, чувствовала себя обманутой и виноватой перед Литвой:

"В глазах моих – в кровавых комьях, Она стоит – всё та же…
И сотни миль пройду пешком я, Покуда ты мне скажешь:
"Прощаю страшную дорогу И блудный грех тебе я", –
Вернуться к твоему порогу Сквозь ливни, льды – посмею…
Я никогда, моя родная, Тебя не предавала!
Вопросы остаются, знаю… Но сердце – не солгало."

САЛОМЕЯ НЕРИС ИЗУЧАЕТ ИСТОРИЮ ПЕНЗЫ-СПАСИТЕЛЬНИЦЫ

Любовь, подарившая миру Ильича.

Как родители Ленина в Пензе познакомились.

Немногие знают, что родители вождя мирового пролетариата - Илья Ульянов и Мария Бланк - познакомились именно в губернской Пензе.

· Гениальный Лобачевскаий у истоков семьи Ульяновых

· 1

Илья Николаевич Ульянов в 1850 году завершил обучение в астраханской гимназию серебряным медалистом; в 1855 же году - физико-математический факультет Казанского университета (со степенью кандидата математических наук). Напомним, что тогда ректором университета был великий математик Николай Лобачевский. Тот и предложил выпускнику отбыть в Пензу, где занять должность старшего преподавателя физики и математики Дворянского института.

Самому Лобачевскому Пенза нравилась, посему он и направил сюда своего даровитого выпускника.

Метеоролог-синоптик Ульянов. Звёздное небо над Сурой

И.Н. Ульянов трудился в Пензе восемь лет. Кроме Дворянского института, преподавал в воскресной школе – одной из первых в России. Школу открыл вместе с преподавателем словесности Владимиром Захаровым. Здесь имели возможность обучаться дети рабочих, мещан и городских крестьян. Школа находилась на улице Московской.

Пензенские регионоведы-краеведы досконально проштудировали архивы, воссоздавая быт и бытие Ульяновых. Именно в губернском городе на берегах живописной Суры отец Владимира Ульянова (Ленина) сформировался как талантливый педагог, незаурядный ученый, пассионарный общественный деятель. Илья Николаевич не только успешно учительствовал, но и основательно, заинтересованно занимался метеорологией, астрономией. До наших дней сохранилось строение: небольшая обсерватория –метеостанция.

Там Ульянов и его воспитанники фиксировали почасовые изменения в природе в течение суток; были установлены серьёзные контакты с учёными Москвы и Петербурга.

Из губернского города на Суре отправлялись обстоятельные отчеты в главную обсерваторию Санкт-Петербурга. Заметим, что ведомости-фиксации сохранились до наших дней, их оригиналы хранятся в Самаре.

Пензенский опыт был затем обобщён; ульяновская работа «О грозе и громоотводах» была замечена в научных кругах..

Пензенская любовь Ильи Ульянова

Инспектором, а говоря по-современному – завучем, Дворянского института в то время выступал Иван Веретенников, женой которого была Анна Бланк. Поскольку супруги жили при учебном заведении, то их частенько навещали родственники. В частности сестра Анны – Мария Бланк. В квартире Веретенниковых стоял рояль, проводились музыкальные вечера, собиралась молодежь. Как-то на огонек в дом начальника заглянул и Илья Ульянов.

Он сразу обратил внимание на красавицу Марию. Ульянову в ту пору было около 30 лет, Бланк - 26.

Мария Александровна родила мужу 8 детей, двое из которых умерли во младенчестве. Фото: АиФ/ Дом-Музей Ленина

Получив личное благословение отца будущей супруги, Илья Николаевич объявил о помолвке с Марией Александровной. Планировалось сыграть свадьбу, но институт, где работал Ульянов, закрыли. Илья Николаевич перевелся старшим учителем математики и физики в Нижегородскую мужскую гимназию, одновременно работая преподавателем и воспитателем в других учебных заведениях Нижнего Новгорода.

Свадьба Ильи Николаевича и Марии Александровны состоялась в сентябре 1863-го, через два года после знакомства. Торжество проходило в имении отца невесты в деревне Кокушкино Казанской губернии, а обвенчались молодые в близлежащей церкви села Черемышово.

СКВОЗЬ ГРОЗЫ: УЛЬЯНОВСКО-ЛЕНИНСКАЯ МОТИВАЦИЯ ПРИБАЛТИКИ

.

Песня о Ленине

Но ива качается, грустная ива,
Но сосны скрипучие гнутся вдали,
То мир отмирающий стонет тоскливо…
А наш новый мир – это утро Земли.

И сердце не мается в давней печали, —
Как сталь закалилось в огне боевом.
Буржуи веками народ угнетали,
И раны горят в каждом сердце живом.

Сердца наши с песнею в ритме едины.
Нам песня сияет в борьбе, как маяк.
Мы в силе и мужестве непобедимы,
И счастье свое мы добудем в боях.

Песня звучала на баррикадах.
Песня встречала революции гром
В дни, когда Ленин под знаменем алым
Поднял рабочих на битву с врагом.

Великого Ленина сердце безмолвно –
Песня о Ленине вечно живет.
Волей его вдохновенно, любовно
Рай на Земле созидает народ.

О Ленине песня, о силе чудесной,
О жизни, расцветшей в краю родном.
Как розы, кладу я на гроб эту песню –
Гений мира покоится в нем
1941
С литовского.
Перевод Л. Озерова.

Автор «Песни о Ленине» - Витаутас Монтвила (1902 – 1941) – «литовский Гарсия Лорка», расстрелянный в 1941 году, в первые дни немецкой оккупации. В 1929-ом 27 летний юноша был отправлен на каторгу за свою коммунистическую деятельность. После вхождения Литвы в состав СССР поэт вдохновенно декламировал свои стихи на коммунистических митингах. Можно сказать, что в Литовской ССР был целый культ Монтвилы – «литовского Че Гевары». Публиковались его биографии, выходил на экраны документальный фильм; пользовалась успехом героическая поэма Теофилиса Тильвитиса «Песня, ценою в жизнь». Ныне же Витаутас Монтвила известен разве что людям старшего поколения, а также профессиональным историкам, филологам, любителям литовской поэзии.

………………………………………………………………………………………………………

Юстинас Марцинкявичюс

Нынче, в день рождения Ленина,
я весь день буду думать о нем;
пробегая глазами газетные строки,
буду думать о нем;
ломоть хлеба отрезав утром,
буду думать о нем;
провожая в школу дочурку,
буду думать о нем;
и, спеша на работу,
буду думать о нем,
и, увидев, как новый дом вырастает,
как над городом в утренней дымке
реактивный летит самолет,
как семья новоселов на новую едет квартиру,
и хозяйка к груди прижимает разросшийся фикус –
его листья, как флаги, под ветром трепещут,
буду думать о нем;
я о нем буду думать, встречая людей
у дверей магазинов,
буду думать о нем,
слыша, как желают они друг другу «доброго утра»,
как говорят: «хорошая нынче погода»;
буду думать о нем,
когда радио вдруг донесет
величавые звуки «Аппассионаты»;
буду думать о нем, когда вечером сяду над чистым листом,
чтоб слова отыскать для стихотворенья,
и, мечтая о завтрашнем дне,
буду думать о нем
1968
С литовского.
Перевод Г. Герасимова.

………………………………………………………………………………………………..

Боботи. Как приготовить мясную запеканку по-африкански

Эдуардос Межелайтис.

Огонек

От неправды мир задохся.
Но средь горя и тревог
В сердце Ленина зажегся
Жаркой правды огонек.

Вот лесами и полями
Искры ветром понесло
Охватило мигом пламя
И столицу и село,
По казармам покатилось,
Появилось в шалаше,
Петушками задымилось
В каждой пламенной душе, —

Так сияет над вселенной
Сердцем ленинским высок,
Негасимый и нетленный
Жаркой правды уголек.
С литовского.
Перевод И. Сельвинского

(продолжение следует)