Дождь из цветов. Красные, с тяжёлыми шапками гвоздики стрелами летят через оркестровую яму, падают на авансцену одного из лучших театров мира — Государственного академического Большого театра СССР. А в зрительном зале неистовство. Овации, смятение, слёзы, радость, восклицания "браво!", "спасибо!". На сцене в лучах софитов — денди, патриций? Главный балетмейстер театра жестом руки усмиряет разбушевавшуюся стихию, он обращается к трёхтысячной аудитории:
"И только когда между зрительным залом и сценой возникает искра, которая называется творчеством, наступает счастливейшая минута для людей, которые на сцене, и для людей, которые в зале. Спасибо вам огромное!"
И снова гул, овации, скандирование "Гри-го-ро-вич!" с сокрушающей силой испытывают стены театра на прочность.
Эта "картина" из хроники Большого театра время от времени преследует меня. С неотвратимой силой преследует сейчас, когда я пишу эти строки, и, как из льдин, слово — "Вечность", должна вывести:
2 января нового 2022 года Юрию Николаевичу Григоровичу исполнится 95 лет.
Главный балетмейстер Большого театра, народный артист СССР, Герой Социалистического труда, Кавалер двух орденов Ленина, ордена "За заслуги перед Отечеством" I, II, III степени и ордена Святого апостола Андрея Первозванного… вступит в возраст пророка, заставит обратиться к библейским сюжетам…
Был 1964 год, Григорович приехал из Ленинграда в Москву, чтобы возглавить балет Большого театра. Опасное время. Не так давно со сцены ушла Галина Уланова, а вслед как-то разом истаяла эпоха "большого стиля" советского балета. Правда, монументальные, помпезные постановки: балет "Бахчисарайский фонтан", "Ромео и Джульетта", — успели сверкнуть прощальным блеском в 1956 году, на туманном Альбионе, чтобы вернуть истым балетоманам воспоминанье о "Русских сезонах", напомнить о непоколебимости престижа школы Русского балета и… — угасли. Русский балет оказался на перепутье. При этом центр силы начал смещаться в Нью-Йорк. Здесь по приглашению импресарио Линкольна Кёрстайна работал Джордж Баланчин, Георгий Баланчивадзе, — воспитанник Императорского хореографического училища, участник "Сезонов" Дягилева, хореография "Аполлона Мусагета" на музыку Игоря Стравинского принесла ему известность. В 1948-м Кёрстайн и Баланчин основали балетную труппу "Нью-Йорк Сити Балле", которая должна была и стала одним из символов Америки.
Свой "Карибский кризис" намечался в мире балета.
Григоровичу — тридцать семь лет. И в Большой театр он пришёл со своей легендой — "Легендой о любви". Премьера балета состоялась на сцене Кировского театра, произвела эффект "разорвавшейся бомбы". Всё было здесь внове, всё волновало, будоражило воображение, всё восхищало. Оригинальность языка хореографии: как в рамку, он заключил в геометрию ар-деко ранимую прелесть академизма; развитие сюжета, похожее на перелистывание древнего манускрипта; экзотика иранской миниатюры в сценографии Симона Вирсаладзе. Революцией в искусстве назвали "Легенду о любви".
Теперь в Большом театре Григоровичу предстояло совершить ещё одну революцию. И Григорович сделал это. Он оттолкнулся от берега, пустился в странствие безудержных фантазий, в поиски утраченных веков, чтобы найти и манифестировать новый тип балетного спектакля, в котором "классицистическая мощь и ясность цели, — по слову искусствоведа Виктора Ванслова — соединились бы с широтой и свободой поэтического мышления".
Ключевые события:
1968 год.— премьера балета "Спартак" Арама Хачатуряна.
1975 год.— премьера балета "Иван Грозный" Сергея Прокофьева.
Казалось бы, сам факт обращения к проблематике "народ и власть", к священным явлениям Римской империи, средневековой Руси грозит балетмейстеру катастрофой. Если балетмейстер — не Григорович, в котором течёт кровь римлянина, кровь русича. А это значит: дух важнее плоти, сила и красота важнее сентиментальных заламываний рук. Уже с первыми репетициями, с началом работы над спектаклями административные службы, художественно-производственные цеха, как мне рассказывали, замирали, боялись нечаянно помешать. В самом воздухе носилось ощущение: готовится нечто, что превзойдёт возможности искусства хореографии.
…Героико-романтические симфонии танца предстали перед публикой Большого театра. Спектакли неистового наваждения, каждый, пересекая порог зрительного зала, входил в круг избранных, в круг героев. Контраст света и тени, экспрессии и меланхолии, полёта и статуарности держал в тисках напряжения; батальные массовые сцены сменяли акварельной нежности адажио, вместе складывали зрелище аттического совершенства, утверждали иное бытие. Нереальное — реально. Ордерные аркады Колизея ("Спартак"), фрески Покровского собора, что в Александровской слободе ("Иван Грозный") теперь достояние Большого театра, призывный прыжок Спартака через всю сцену (отчаянное обращение к расколотым на два лагеря рабам и гладиаторам) — его эмблема.
Таинственна сфера искусства.
Загадочна революция в искусстве Григоровича.
Балетмейстер-новатор, он знает чувство связи со временем — когда мечтой гимназиста было увидеть Кшесинскую в парадном, в честь коронации императора Николая II, балете "Жемчужина" Дриго; когда по площади Сан-Марко в Венеции "разгуливали Стравинский и Дягилев во фланелевых брюках, с гарденией или туберозой в петлице, пока оркестры играли вальсы Штрауса". Его педагог в Ленинградском хореографическом училище, Александр Ширяев — был ассистентом Петипа.
Однажды пантеон ценностей Императорского Русского балета был подвержен разрушению. Пришло время восстановить его. Григорович проводит искуснейшую реставрацию старых шедевров: балетов "Лебединое озеро" и "Спящая красавица" Чайковского, "Раймонда" Глазунова и "Баядерка" Минкуса, "Коппелия" Делиба и "Жизель" Адана… Из-под патины мимики, пантомимы скальпелем высвобождает оранжерейное изящество позы, рафинированность пластики, связывает их в непрерывно льющуюся кантилену. Вечное воплощает в современном. Из разрозненных зарисовок, обрывочных воспоминаний воссоздаёт ещё одну драгоценность, феерию балета "Щелкунчик", "Вальс цветов" из которого звучит теперь на улицах и площадях городов в новогодние дни как олицетворение сказки, как обещание Нового Чуда. Оригинальная хореография Григоровича. Но мало кто не усомнится, не возразит: Петипа! Ошеломляющее впечатление.
"Если кто и может превзойти Григоровича, то это сам Григорович", — вынесла свой вердикт главный редактор влиятельного журнала "Дансинг таймс" (Dancing Times) после премьеры "Золотого века" на сцене лондонского "Ковент-Гарден".
Гастроли балета Григоровича — "Советские сезоны" — отдельная страница в летописи Большого театра. Шествие по странам и континентам: Великобритания, Австрия, Франция, Япония, Германия, Индия, Южная и Северная Америка, Австралия… Мир взят в кольцо. Мир содрогнулся, впервые в истории став свидетелем ещё одного триумфа СССР — пиршественно-великолепного действа на грани яви и сна как предвестника будущего, исполненного энергиями созидания, пафосом веры в идеалы человечества.
Виновники торжества — артисты балетной труппы. Монолитный кордебалет, гармония танца которого сравнима с оркестровым звучанием. Солисты, при одном перечислении имён которых голова идёт кругом: Наталия Бессмертнова и Михаил Лавровский, Екатерина Максимова и Владимир Васильев, Нина Тимофеева и Марис Лиепа, Татьяна Голикова и Гедиминас Таранда, Майя Плисецкая и Александр Годунов, Людмила Семеняка и Юрий Владимиров… Наталия Бессмертнова — балерина уникальной индивидуальности, романтический цветок в венке из див Тальони — Павлова — Спесивцева, стала музой, супругой Григоровича… Было время, когда состав балетной труппы воспринимался как норма, сегодня понимаешь — одно из чудес света в ряду Висячих садов Семирамиды, акрополя в Афинах, Александрийского маяка.
Как Моцарт из семи нот, Григорович создал из танцевальной речи, этих выспренных па, воздушных арабесок, выкристаллизованных поддержек, — свою Симфонию № 40, свой авангардный "Золотой век". Балет "Золотой век", что был извлечён из тлена, не имел до Григоровича театральной судьбы. Вселенную "Золотой век", в которой жест сильнее слова, абстракция дороже материи, и ностальгию по которой никогда не исцелить.
Истинное искусство — провиденциально.
"Я люблю звезду!" — говорит художник Ферхад в пьесе Назыма Хикмета "Легенда о любви", основы для либретто уже упомянутого мною одноимённого балета Григоровича.
Возвращаюсь к балету неслучайно. В его заключительной сцене Ферхад оказывается перед выбором — сложным, мучительным выбором — между чувством и долгом, личным счастьем (покинуть горы, чтобы соединиться с возлюбленной Ширин) и осознанием необходимости служения народу (остаться в горах, чтобы сквозь прорубленную им стену хлынула вода и напитала иссохшие народные земли). Так вот, выбор Ферхада — служение народу — однажды и навсегда стал выбором Григоровича.
И если в грядущую снежную ночь с первого на второе января выйти под купол неба, то можно будет увидеть, как в его мерцающе-перламутровом бархате вдруг вспыхнет ослепительным бриллиантом звезда. Звезда по имени — Григорович.
