КВАДРАТУРА КРУГА
Распластаю в квадрате и круге
Широко свои руки
И в стихах изойдусь, и огнем их себя самого же сожгу,
А уж вы все потом если выпадет время и будет вам чтение их необременительным
Почитаете их на досуге
От безделья шарахаясь аль убегая от скуки,
У пространств искореженных ветром реформ и обезображенных у совести на виду.
Но, а если от них все же вы не страдаете и не убегаете,
Ну а если в хорошем вы все настроении всегда пребываете,
То и даже тогда когда я распластаю их не на да Винчесвом квадрате и круге,
А буду ржавыми гвоздями прибит, распластав их все также как крылья, на кресте,
То и тогда вы их — ой! — едва ли прочитаете,
Своим взглядом сквозь мучительную вязь моих строк снисходительно продираясь,
На каракули мыслей моих воспаленные глядя насмешливо и натужно:
И что — это читать? Дескать, нам это — нужно?
Среди грез и оравы зачумленных снов и основ,
Когда ныне теперь куда не посмотришь квадратится переизбыток этих самых кругов
И крестов
На которых руки людей тут и там сомнениями буден распятых
В междометьях и сумерках дней,
Где оторопи крестов и кругов стало больше людей.
Среди мириад параллелей и меридианов измов громких и столь же громких идей.
Взятых поврозь или по совокупности всех вместе взятых.
двойной клик - редактировать изображение
двойной клик - редактировать изображение
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ, НИКОЛАЙ ОСТРОВСКИЙ И ИХ КНИГИ
Соглашусь с одним большим и хорошим писателем и разом хорошим по стечению обстоятельств милиционером — Варлам Шаламов был хорошим человек.
Искренне. Без всякой привычной в ленте иронии и подмаха.
Действительно, его слова о великом певце ГУЛАГа дорого стоят: «Пастернак был жертвой холодной войны, а вы — ее орудием».
Но Николай Островский, яркая звезда эпохи и тех же самых лет, куда как и ближе мне и светлее и лучше.
По всем азимутам!
И биографией. И книгами.
А они, и тот и другой, с биографиями можно даже сказать и ада, и лицом-то удивительно похожи.
Но один стал — знаменем эпохи и устремленности раскрепощенной народа вперед.
А второй стал знаменем чего?
А ведь по всем параметрам незаурядный казалось бы был человек.
А почему так-то все спросим, получилось?
Кто виноват? — вот вопрос из уст другого классика. И мятежного большого русского писателя и большого русского философа.
Привычный ответ и стандартный — система несостоятельная.
Но состоятельны ли такие кивки в сторону только одной системы.
Ничего подобного мы не можем сказать в адрес Федора Михайловича Достоевского.
Вот уж где система постаралась, так постаралась.
И что?
И никто в вину той системе вселенскую трагедию этого великого человека не ставит. Да он из этой трагедии вышел более просветленным и душевно окрепшим.
И менее всего со своей трагедией лез потом кому-то за пазуху.
И до другого великого человека и великого узника, до Томазо Кампанеллы Шаламов, бытописатель Севера, едва ли дотягивает.
В чем же тогда трагедия этого незаурядного человека? — возникает вопрос.
Крутенько советская власть в той ожесточенной схватке двух непримиримых глобальных социальных систем, ненароком ли, а где и за дело, кого обидела:
Рокоссовский, Королев, Туполев…
Вы только вчитайтесь в этот внушительный список обид и прегрешений системы в адрес того же Туполева:
Академик АН СССР (1953). Герой Труда (1926). Трижды Герой Социалистического Труда (1945, 1957,1972). Заслуженный деятель науки РСФСР (1947). Лауреат Ленинской премии (1957), четырёх Сталинских премий (1943, 1948, 1949, 1952) и Государственной премии СССР (1972).
Вот первые имена тотчас же всплывают на ум.
Они жертвы системы или все-таки ее блеск и запредельный ее триумф?
Близкий пример: Вячеслав Пачколин, о котором только что писал, после десяти лет лагерей писал историю советской державы своим трудом, но не лагерную эпопею. И был из тех, кто в отличие от мастеров большого хапка, процветающих при любой системе, ту систему боготворил.
И не просто боготворил, но всякий раз на пронизывающем ветру, сжимая древко стяга той эпохи и той системы, стоял на площади в толпе людей, в одиночном ли пикете.
Это как понимать?
Так в чем же тогда трагедия Шаламова?
Человека могшего встать вровень с краснозвездной эпохой.
Но не ставшего.
Ведь одной только ущербностью как бы системы вряд ли все это можно объяснить.
Вот сам себе задаю искренне этот вопрос?
И не нахожу ему ответа.
