Россия очень большая страна. Она так велика, что одной своей частью упирается в Америку, а другой – в Балтийское море. Почему Россия такая большая? Потому что русские люди шли к Богу, а пришли к Тихому океану. У нас отечество вышло за пределы родины и не вернулось. Так и составилась Российская Империя как отечество, потерявшее связь со своей родиной. Мы не колонизаторы. Мы доброхоты. Всё, что у нас есть, мы готовы дарить без ожидания ответного дара.
Отечество, утратившее связь с родиной
Разлеглась Россия на одной шестой части света и лежит. Если бы она не разлеглась, то её бы, пожалуй, никто и не заметил. Уж очень она тихая, дремотная. А так замечают, потому что ее не объехать и не облететь. За это, видимо, Россию и не любят. И многие, как внутри страны, так и за рубежом, хотят ее урезать, сделать маленькой, как Швейцария.
И много нашлось у России недругов. А сражаться с ними в последние сто лет было некому. И то ли потому, что у нас не было царя, и мы жили без царя в голове, то ли потому, что у нас дорог мало, а дураков много, так или иначе, но стала Россия, как шагреневая кожа, уменьшаться. Уменьшается и всё ждет, когда наступит новый пятый технологический уклад. Тем временем между людьми начался раздор, распри. Закончилось наше бытие вместе и началось рассеянное существование. И пошёл наш народ кто куда, кто в лес, кто по дрова. Юг поднялся против севера, восток оторвался от запада, а мы всё не можем соединить Москву с Казанью высокоскоростной дорогой. Демократия так замутила воду в России, что из мутной воды вылезли одни олигархи и ныне правящий класс. В России и так было мало порядка, а теперь его и вовсе не стало. Народу нужна была правда и справедливость, а элита ему нормы неправды и право несправедливости предлагает. Поэтому народ не любит свою правящую элиту. Власть предлагает народу политическую свободу, а ему нужна не жизнь по понятиям, не политика, а жизнь по совести и бытовая свобода. Для отечества, утратившего связь с родиной, вопрос о том, куда идти, получает новую проекцию: с кем идти.
Путин
Вот все говорят: Путин, Путин. А что Путин? Ведь это чиновник. Получив право править, он не стал исправлять неправое. Не понято им было и то, что опасен для России не внешний враг, а внутренний. И прежде всего опасна интеллигенция, которая допускает возможность несуществования России.
Конечно, сам по себе он симпатичен. Не пьёт и не курит, только спортом занимается, да в церковь ходит. Возможно, у него душа болит не только о миллиардерах. Может быть, он иногда думает и о народе. Только народу от этого не холодно и не жарко. И теперь уже нам нужно решать, куда и с кем нам надо двигаться. С Путиным или, например, с Грудининым. Может быть, сегодня мы найдем в нём, а не в Путине, наше ожидаемое невозможное?
Путин уже 20 лет у власти, а что он сделал для русского народы? Ничего. Крым вернул? Так он всегда был наш. И Украина была наша, то есть все они - это мы и есть. И, конечно, мы будем вместе с ними,хотя мы, как и они, как были бедными, так и остались ни с чем. Как не было у нас достоинства, так нет его у нас и по сей день. Как были мы без сознания, так оно у нас и не появилось. Поэтому вопрос – куда двигаться России – имеет очевидный ответ: к достоинству.
Достоинство
Почему вопрос о достоинстве русского человека является фундаментальным? Как получилось, что мы забыли о нем? Ведь это вопрос об отношении к самим себе, к своей самости. Мы забыли себя и упорствуем в своем самозабвении. Нам нужно срочно вернуться к своей субъективности, ибо позитивно развернутое самозабвение состоит не в чем ином, как в преувеличении роли фактического, объективного. Забота человека - не бытие, ибо бытие этого всего лишь галлюцинация. Нельзя быть пастухом галлюцинации. Можно быть сторожем у своей самости. Мы перестали сторожить свою самость и потеряли почву под ногами, утратили связь с землей, растворив себя в городе. Перестав грезить, человек стал обезьяной цивилизации, которая говорит и понимает слова «есть» и «бытие». То, что строится на забвении своей субъективности, именуется сегодня постчеловеком. Способ, каким существует наша субъективность, задается неизбежностью невозможного.
Ночь мира
«Двигаться к чему?» - спрашивал Розанов, комментируя Апокалипсис. К социализму? Но никаким изменением социального порядка нельзя избавиться от ненормальности человеческой природы. К Богу? Но его убили. К Христу? Но вокруг него уже не собираются люди. Его место зияет отсутствием. От былого христианства остались одни пустоты, которые заполняются постхристианскими обычаями и привычками. К земле, в деревню? Но откликнется ли она на наш призыв? Деревни больше нет. В городе не живут, а работают. На самозабвении нельзя построить душу крестьянина.
Двигаться теперь можно только к апокалипсису. Каждая наша мысль, каждое наше движение будет носить отныне апокалиптический характер. «День человека закончился», - заверил нас Хайдеггер. Что это значит? Это значит, что нет для нас прямого пути. Все наши цели не выходят за пределы ограниченной рациональности. Все мы недостаточно безумны. Но это не значит, что ночь человека будет длиться вечно.
Человек однажды пришел к позитивному согласию с собой и значение успеха поставил выше истины. Отношение к себе он заменил отношением к окружающему миру. Началось время утраты человеческого. Ночное время – время кошмаров. Ночь можно заметить, посмотрев в глаза любого человека. Человек распространяет ночь повсюду – сделал вывод Гегель, возвестив о наступившей ночи мира. Мир потерял свою основу, свое дно,и человеку теперь ничего не остается, как висеть над бездной.
Во времена мировой ночи России нужно испытать и выдержать бездонность мира. Испытать неопределенность своего положения, отсутствие всяких указаний на левое и правое, на верхи низ. Ночное время – время неуверенности и нерешительности. В нём длится настоящее, у которого нет прошлого и нет будущего. Но для испытания настоящего без будущего необходимо, чтобы были люди, которые бы спустились в бездну. Нужны романтики. Но вот этих-то романтиков у нас больше нет. Особенно в политике.
В России появились политики-прагматики,то есть люди второго шага, которые не решаются на первый шаг и пытаются начинать движение сразу со второго. Поэтому ничего у них не получается и получиться не может. Все их действия только умножают бессмыслицу мира. Первый шаг потому и первый, что он преодолевает бессмыслицу, не имея на то никаких оснований. В первом шаге, в истоке нет смысла, во втором - уже возможен смысл. В первом движении еще нет сознания, в том, что повторится, уже возможен закон.
Куда мы можем двигаться, сознавая, что Москва – больше не третий Рим и больше им никогда не будет? К какому берегу Россия может прибиться, если она всего лишь один из полюсов многополярного мира? Кто из нас решится исправить работу социального во время ночи мира? Только сознательный сумасшедший обладает той силой, которая способна обессилить силу настоящего.
Сознательное сумасшествие
История сама по себе никуда не идет. У нее нет колеи, нет логики, ходу которой мы могли бы довериться. Чтобы история куда-то пошла, к чему-то повернула, нужны не эксперты, а революционеры, те, кто попытается соединить воображаемое с реальным. Но Россия исчерпала лимит на революции. У нас нет больше охотников переводить общество из одного состояния в другое при помощи насилия. Мы стали апатичны. В основе нашей нерешительности лежит сознание пата, объявленного нам миром. Наша правящая элита слишком корыстолюбива. Её лидеры не горячи и не холодны. Они не могут нам предложить надежду на идеи, за которыми многие из нас могли бы пойти. Поэтому все мы топчемся на одном и том же месте в ожидании фигуры сознательного сумасшествия. Сознательный сумасшедший – это революционер. В отсутствие революционера его место занимает философ.
Россия никуда не идёт. И в ближайшем будущем никуда не пойдет. Чтобы куда-то пойти, нужна идеология. Россия как застряла в неопределенности 1917 года, так там и осталась. И никакой технологический переворот нас оттуда не вытащит. Упования на пятый (или шестой) технологический уклад бессмысленны в силу рассеянности нашего существования.
Рассеянное существование
Наше общество – это несвязанное множество людей со слабо легитимизируемой властью, дезориентированным сознанием и технологической отсталостью. Наша культура не дает нам ни смысла, ни идентичности существования. И хотя социальные институты, которые только и могут сделать человека единичным, еще продолжают существовать, под ними уже слышится гул множественного, обессмысливающего наше бытие вместе, ибо никакого бытия вместе социум уже предложить нам не может. Общество без сущностного понимания своего существования есть территория, некая протяженность, захват места в которой не связывает людей, не объединяет их ценностно, а напротив, рассеивает во враждебном существовании. Социальное отступает под напором галлюцинаторного, ибо любое общество легко распадается на грезящее множество людей.
В современном русском обществе явно преувеличена роль тех, кто вышел из подполья, кто создает событийную сторону жизни в политике и в СМИ, но не имеет никакого отношения к смысловой стороне нашей жизни. Между событиями и смыслами идет невидимая война. И пока идет эта война, Россия существует в режиме неизвлеченных смыслов своего существования, в модусе абсолютного непонимания своей судьбы.
Интеллектуалы
Наши интеллектуалы не безумцы и не авантюристы. Это не сознательные сумасшедшие. Их отношение к событиям не опосредовано отношением к своей самости. Для них философия является формой проявления рациональности. Им нравится плоский позитивизм науки. Интеллектуал не идеолог. Он пытается говорить с миром на языке истины, хотя истина все время оказывается у него практически оправданным заблуждением. Русский интеллектуал – это диссеминатор знания. В его фигуре функционер истины совпадает с бюрократом знания. Функционер находит у власти поддержку для истины, а бюрократ находит у истины поддержку для власти. Так они и сосуществуют, поддерживая друг друга.
Благодаря интеллектуалам, мир упрощает себя сегодня посредством технической манипуляции. И это упрощение доходит до безумия, до веры в технологический прогресс человека. Как ни странно, манипулируя с цифровой сущностью современной цивилизации, мы стираем черту между воображаемым и реальным. Все человеческое исчезает сегодня от избытка всеобщей производительности, наивысшего достижения современного материализма. Уже Бодрийяр предупредил нас, что прометеевское господство над миром ведет нас к возможности увидеть мир таким, каким он есть в наше отсутствие. Апокалиптическая субъективность заполняет сегодня симулятивные пустоты современной цивилизации, которая завела нас не туда, куда мы хотели. Мы хотим вернуться к самим себе. Русским за свою сущность, за то, чтобы быть русскими в современном мире, ещё нужно бороться.
